Страница 5 из 33
Олег отыскал на полке банку с маслом, налил в светильник и зажег его. Сразу стало светло. И видна широкая кровать, на которой под шкурой лежали рядом Кристина и Лиз. Олег всегда удивлялся, насколько они похожи, не поверишь, что даже не родственники. Обе белые, с желтыми волосами, с широкими плоскими лицами и мягкими губами. У Лиз зеленые глаза. У Кристины глаза закрыты. Но говорят, что были зелеными.
– Масла еще на неделю хватит, – сказал Олег, – потом Старый принесет. Вы не экономьте. Чего в темноте сидеть?
– Жаль, что я заболела, – произнесла Лиз. – Я хотела бы пойти с тобой.
– В следующий раз.
– Через три года?
– Через год.
– Через этот год, значит, через три наших года. У меня слабые легкие.
– До зимы еще долго, выздоровеешь.
Олег понимал, что говорит не то, чего ждала от него эта девушка с широким лицом. Когда она говорила о походе, она имела в виду совсем другое: чтобы Олег всегда был вместе с ней, потому что ей страшно, она совсем одна. Олег старался быть вежливым, но не всегда удавалось: Лиз раздражала – ее глаза всегда чего-то просили.
Кристина поднялась с постели, подобрала палку, пошла к плите. Она все умела делать сама, но предпочитала, чтобы помогали соседи.
– С ума сойти, – бормотала она. – Я, видный ученый, женщина, некогда известная своей красотой, вынуждена жить в этом хлеву, брошенная всеми, оскорбленная судьбой…
– Олег, – начала Лиз, поднимаясь на локте. Открылась большая белая грудь, и Олег отвернулся. – Олег, не уходи с ними. Ты не вернешься. Я знаю, ты не вернешься. У меня предчувствие…
– Может, воды принести? – спросил Олег.
– Есть вода, – ответила Лиз. – Ты не хочешь меня послушать. Ну хотя бы раз в жизни!
– Я пошел.
– Иди.
В дверях его догнали слова:
– Олежка, ты смотри, может, там есть лекарство от кашля. Для Кристины. Ты не забудешь?
– Не забуду.
– Забудет, – отозвалась Кристина. – И в этом нет ничего удивительного.
– Олег!
– Ну что?
– Ты не сказал мне «до свидания».
– До свидания.
Старый мылся на кухне над тазом.
– Крупных зверей вы убили, – сказал он. – Шерсть только плохая, летняя.
– Это Дик с Сергеевым.
– Ты сердит? Ты был у Кристины?
– Там все в порядке. Потом принесите им масла. И еще у них картошка кончается.
– Не беспокойся. Заходи ко мне, поговорим напоследок.
– Только недолго! – крикнула мать из-за перегородки.
Старый ухмыльнулся. Олег снял полотенце, протянул ему, чтобы удобнее было вытереть левую руку. Правую старик потерял лет пятнадцать назад, когда они первый раз пытались пройти к перевалу.
Олег прошел в комнату Старого, сел за стол, отполированный локтями учеников, отодвинул самодельные счеты с сушеными орехами вместо костяшек. Сколько раз он сидел за этим столом? Несколько тысяч раз. И почти все, что знает, услышал за этим столом.
– Мне страшнее всего отпускать тебя, – произнес старик, садясь напротив, на учительское место. – Я думал, что через несколько лет ты сменишь меня и будешь учить детей.
– Я вернусь, – ответил Олег. Он подумал: «А что сейчас делает Марьяна?» Грибы она уже замочила, потом переложила свой гербарий, она обязательно перекладывает гербарий. Собирается? Говорит с отцом?
– Ты меня слушаешь?
– Да, конечно, учитель.
– И в то же время я сам настаивал на том, чтобы тебя взяли за перевал. Пожалуй, это тебе нужнее, чем Дику или Марьяне, ты будешь моими глазами, моими руками.
Старый поднял руку и посмотрел на нее с интересом, словно никогда не видел. И задумался. Олег молчал, оглядывая комнату. Старый иногда замолкал так, внезапно, на минуту, на две. У каждого свои слабости. Огонек светильника отражался на отполированном, как всегда, чистом микроскопе. В нем не было главного стекла. Сергеев тысячу раз говорил Старому, что пустая трубка слишком большая роскошь, чтобы держать ее на полке как украшение. «Дай мне в мастерскую, Боря. Я из нее сделаю два чудесных ножа». А Старый не отдавал.
– Прости, – сказал старик. Он моргнул два раза добрыми серыми глазами, погладил аккуратно подрезанную белую бороду, за которую тетка Луиза звала его купцом. – Я размышлял. И знаешь о чем? О том, что в истории Земли уже бывали случаи, когда по несчастливой случайности группа людей оказывалась отрезанной от общего потока цивилизации. И тут мы вступаем в область качественного анализа…
Старик опять замолк и пожевал губами. Ушел в свои мысли. Олег к этому привык. Ему нравилось сидеть рядом со стариком, просто молчать, ему казалось, что знаний в старике так много, что сам воздух комнаты полон ими.
– Да, конечно, надо учитывать временной диапазон. Диапазон – это расстояние. Запомнил?
Старый всегда объяснял слова, которые ученикам не встречались.
– Одному человеку для деградации достаточно нескольких лет. При условии, что он белый лист бумаги. Известно, что дети, которые попадали в младенчестве к волкам или обезьянам, а такие случаи отмечены в Индии и Африке, через несколько лет безнадежно отставали от своих сверстников. Они становились дебилами. Дебил – это…
– Я помню.
– Прости. Их не удавалось вернуть человечеству. Они даже ходили только на четвереньках.
– А если взрослый?
– Взрослого волки не возьмут.
– А на необитаемый остров?
– Варианты различны, но человек неизбежно деградирует… степень деградации…
Старик взглянул на Олега, тот кивнул. Он знал это слово.
– Степень деградации зависит от уровня, которого человек достиг к моменту изоляции, и от его характера. Но мы не можем ставить исторический эксперимент на одной сложившейся особи. Мы говорим о социуме. Может ли группа людей в условиях изоляции удержаться на уровне культуры, в каковой находилась в момент отчуждения?
– Может, – ответил Олег. – Это мы.
– Не может, – возразил старик. – Но для младенца достаточно пяти лет, для группы, даже если она не вымрет, потребуется два-три поколения. Для племени – несколько поколений… Для народа, может быть, века. Но процесс необратим. Он проверен историей. Возьмем австралийских аборигенов…
Вошла мать Олега, она была причесана, надела выстиранную юбку.
– Я посижу с вами, – сказала она.
– Посиди, Ирочка, – кивнул старик. – Мы беседуем о социальном прогрессе. Вернее, регрессе.
– Я уже слыхала. Ты рассуждаешь, через сколько времени мы начнем ходить на четвереньках? Так я тебе отвечу – раньше мы все передохнем. И слава богу. Надоело.
– А ему не надоело, – не согласился старик. – И моим близнецам не надоело.
– Из-за него и живу, – напомнила мать, – а вы его посылаете на верную смерть.
– Если встать на твою точку зрения, Ира, – сказал Старый, – то здесь смертью грозит каждый день. Здесь лес – смерть, зима – смерть. Наводнение – смерть, ураган – смерть, укус шмеля – смерть. И откуда смерть выползет, какое она примет обличье, мы не знаем.
– Она выползает, когда захочет, и забирает, кого пожелает. Одного за другим.
– Нас больше, чем пять лет назад. Главная проблема – не физическое выживание, а моральное.
– Нас меньше! Нас с тобой меньше! Ты понимаешь, нас совсем не осталось! Что эти щенки могут без нас?
– Можем, – ответил Олег. – Ты в лес одна пошла бы?
– Лучше повеситься. Я порой на улицу боюсь выходить.
– А я хоть сейчас пойду. И вернусь. С добычей.
– То-то сегодня Дика с Марьяшкой еле спасли.
– Это случайность. Ты же знаешь, что шакалы стаями не ходят.
– Ничего не знаю! Пошли все-таки стаей или нет? Пошли?
– Пошли.
– Значит, ходят…
Олег не стал больше возражать. Мать тоже замолчала. Старый вздохнул, дождался паузы и продолжил свой монолог:
– Я почему-то сегодня вспомнил одну историю. Тысячу лет не вспоминал, а сегодня вспомнил. Может, просто к месту пришлось? Случилось это в 1530 году, вскоре после открытия Америки. Немецкое китобойное судно, которое промышляло к югу от Исландии, попало в шторм, и его отнесло на северо-запад, в неизвестные воды. Несколько дней корабль несло по волнам среди айсбергов. Айсберг – это…