Страница 7 из 80
Остановились. И дверца привычно начала подниматься. Они ждали, не отрывая взглядов от двери. Мужчина или женщина. За ним или за ней…
Дверца, наконец, открылась. Мужчина.
Анино сердце ухнуло куда-то вниз, отказавшись биться, рот наполнился вязкой слюной, и никак не выходит вспомнить, а как же, собственно, глотать. Сквозь шум в ушах едва расслышала негромкое:
— Идем.
Он даже протянул ей руку. И был, кажется, вполне доброжелателен. Но они все были доброжелательны. Все что-то говорили и куда-то звали. И каждый по отдельности был вполне убедителен. Но все вместе… Никита прав, говорят что угодно, лишь бы не сеять панику. А этот даже предлог придумывать поленился, зачем она с ним идти должна.
Ждет. Лица против яркого уличного света не разглядеть толком, только эти их очки, да волосы, стянутые сзади. Даже не разобрать, светлые у него волосы или темные. Или это у нее в глазах все плывет?
— Не бойся, — спокойно, ласково.
Она не боялась, она… просто шевельнуться не получалось.
И тут ее словно толкнуло в сторону выхода. Она выскочила наружу, даже не коснувшись предложенной руки. И замерла возле мужчин, не в силах сделать больше ни шага. Лишь побелевшие от напряжения пальцы отчаянно цеплялись за ремешок висящей на плече сумки.
— Зачем? — укоризненно поинтересовался вновь появившийся у пилота.
— Да не до утра же мне с ними копошиться? — тот лишь неприязненно передернул плечами. — Мне последний адрес знаешь, где дали? Айтенгой. Только представь, сколько мне оттуда до базы добираться! А на базе, между прочим, ужин… ждать не станет. Разберут всех лучших, покуда я тут каждому буду сопли вытирать. Идем, подпишешь мне документы на получение.
На Анины плечи лег пиджак. И только ощутив кожей его нагретую мужским телом подкладку, она осознала, насколько замерзла. И что зубы стучат, а плечи ходуном ходят. Поверх пиджака легли руки, обнимая ее бережно, словно хрупкую статуэтку. А ей показалось, что ударило током. Пронзило насквозь, заставив вздрогнуть…
— Так холодно или так страшно? — голос у того, кому предстояло расписаться в ее получении, был приятный — негромкий, бархатистый. Ей даже нотки сочувствия в его вопросе послышались.
— Н-не знаю, — а вот руки его прожигали, даже сквозь пиджак, и это было некомфортно. Аня дернулась, вырываясь.
— Ну что ты, я ж пытаюсь согреть, — его ладони легко заскользили по ее предплечьям, удерживая, успокаивая.
— Н-не надо.
Он отстранился. Тем более что пилот протянул ему какие-то документы.
— Здесь имя, число, подпись, что получил… Так, ну это стандартный… вверху полное имя… ее данные уже вписаны. Позови, пусть распишется.
— Анют….
Она стояла рядом, но словно не с ними. Она их слышала и, наверное, даже видела, но едва ли отчетливо осознавала происходящее. Страх клубился над ней, словно черный удушливый дым, она дрожала крупной дрожью, слишком маленькая и щуплая под его большим пиджаком. Едва держалась на ногах от усталости — не только физической, но и моральной, от этой бесконечно длящейся пытки неизвестностью и страхом.
— Анют, надо написать свое имя — вот здесь, полностью, — он вновь коснулся ее предплечья, привлекая внимание. Она снова вздрогнула, но хоть отмерла и попыталась сфокусироваться на его словах.
— Красиво и по буквам? — что-то такое сегодня уже предлагали. Не ей, но кому-то из тех, кого забрали раньше.
— Можно некрасиво. Главное — за границы вот этого светящегося прямоугольника не выходи, — он вложил ей в руку ручку.
Прикосновение вновь обожгло. А от ручки стало больно пальцам. Но она все же вывела, почти не задумываясь, «Бочарова Анна». Читать, что написано выше, она даже не пыталась. В ушах шумело, перед глазами все расплывалось… Он забрал у нее ручку и написал несколько длинных и совершенно нечитаемых слов в той же светящейся графе, прямо под ее именем. В словах было множество завитушек, которыми он, словно нитью, связывал ее буквы со своими. Нарочно связывал, старательно наезжая на каждую букву ее имени. А ей становилось все труднее дышать, с каждым росчерком этой ручки, и в конце она едва не упала, да он успел подхватить.
— Ну что ты, Анечка, все хорошо будет, не бойся.
— Д-да…
Он вновь прижимал ее к себе, удерживая одной рукой, в то время как другой расписывался за что-то еще, получал свои экземпляры документов… А она не могла уже разобрать, это нервная дрожь так волнами прокатывается по ее телу, или прикосновения незнакомца, обнимающего ее так по-свойски, действуют на нее столь электризующе. Но даже попытаться отстраниться сил уже не было.
— И что я сейчас подписала? Брачный контракт или согласие на пожизненное рабство? — мрачные предположения Никиты, все эти его намеки на «мужчина-девочка», две подписи, связанные в одну… Неизвестность становилась невыносимой. Она хотела пошутить — чтоб все рассмеялись и сказали, что у нее безудержная фантазия… Вот только пилот усмехнулся так гаденько, а тот, с кем ей предстояло остаться, чуть сжал ее плечо, словно успокаивая, и пообещал:
— Я сейчас объясню, Анют. Дай мы только машину отпустим, чтоб никого не задерживать… Так, погоди, — это уже пилоту, закрывающему папку с оставшимися у него документами. — А почему здесь год рождения стоит 93-ий? Он максимум 91-м может быть.
— В каком родилась, такой и стоит, — тот даже вникать не стал.
— Анют, ты в каком году родилась?
— В 85-ом.
— Анют… — мягко так. И с большими сомнениями в ее сохранившемся разуме. Но почти сразу сообразил, — ах, да, у вас же летоисчисление другое! Прости, забыл совсем. Вот, видимо, при переводе и напутали, — он улыбнулся, что все так легко разрешилось, но все же решил уточнить. — Давай так: полных лет тебе сколько?
— Шестнадцать.
Не напутали. Рука, поддерживающая ее, опустилась рефлекторно, он и сам не заметил, как отступил от ребенка на пару шагов, впервые внимательно вглядываясь в ее лицо. Юная. Не просто щупленькая или мелкая. Именно юная. В глаза не бросается, но если взглянуть чуть пристальней… На улице он бы к такой не подошел.
— И давно тебе шестнадцать?
— Недели три.
Ну да, тут же стоят число и месяц. Видно, хотелось услышать, чтоб как-то сей факт осознать. В немом изумлении он перевел взгляд на посыльного.
— А тебя не предупредили разве? Вся партия такая. Указом Владыки признаны совершеннолетними. Да не грузись, ты посмотри, там коэффициент сопротивления какой! — поспешил уточнить, чувствуя, что в клиенте растет отторжение. Еще откажется, а ему по новому адресу вези? Ну уж нет! — У всех до единого выше восьмидесяти, отборные! Ты таких в своем городе днем с огнем искать будешь, даже взрослых!
Он послушно взглянул, куда указали. «Коэффициент сопротивления ментальному воздействию — 94 %». Почти абсолют. Здесь посланец Владыки прав, редкость страшная. За такую секретаршу любой куратор удавится, это ж сколько она проработать сможет!.. Но ему не нужна секретарша, да и в любом случае — шестнадцать лет…
— Радоваться должен — такая экзотика, да в личное пользование! Нам вон мало того, что на всех, да еще и малолетки ни одной не досталось. Все, бывай, улетел.
Улетел. Она немного заторможено смотрела, как странный летательный аппарат, представленный их группе как автобус, взмывает ввысь и скрывается в облаках. Он по-прежнему вчитывался в бумаги, подписанные им не глядя. Первый документ и впрямь был стандартным: кровь, плоть, жизнь. Никаких ограничений, связанных с возрастом. Никаких оговорок. Зато имелось приложение — данные психо-биохимической экспертизы. Той самой, что выявила сказочные 94 %. Помимо прочего, здесь значилось: «способность к социальной адаптации — значительно выше среднего, склонность к суициду отсутствует». И это было, несомненно, неплохо, давая ребенку шансы, несмотря на весьма критический возраст. Правда, был и второй документ, и на нем подпись девочки уже не требовалась. Такие документы по эту сторону Бездны вообще хождения не имели. И по самой своей сути были несовместимы с документом первым. Бред. Бред и абсурд, но… значит, на его усмотрение!