Страница 57 из 80
— Ты сумасшедший! — снова дернулась она. — Маньяк!.. Господи, да просто вампир, мечтающий о том, чтоб моя кровь текла по его зубам! Как мне жить с этим, ты мне скажи, как?! Быть так близко от тебя и не ждать, что моя жизнь оборвется уже в следующую секунду? С такими твоими фантазиями… желаниями… — ее начинало трясти.
— Так боишься меня теперь? — горько вздохнул он в ответ. Опять он говорит ей не о том. — Прости, я лишь пытался сказать, что ты прекрасна. И я наслаждаюсь просто находясь рядом с тобой, без всякой крови… А сексом с детьми я не занимаюсь, тебе не стоит этого опасаться.
— А вчера?
— И вчера не занимался, — он помрачнел, словно запнувшись о невидимую преграду. Потом все же нашел в себе силы, и продолжил о том, что волновало сейчас его деву. — Я действительно сорвался вчера, Анют, ты права. Слишком резко и неожиданно окунулся в запах. Все же открытая кровь… особенно, если она течет по бедрам бесконечно желанной девы…
Она покраснела, и вновь попыталась вырваться.
— Прости, — он снова не отпустил. — Моя вина, я был должен предупредить… Надеялся, что успею. Что это случится когда-нибудь потом, а к тому времени ты уже перестанешь меня так стесняться… Прости. У нас прокладки носят только дома, на улицу с ними уже не выходят, это считается неприличным. А тебя мне придется просить и дома их не использовать. И не бегать в таком состоянии в мою постель.
Она отчаянно прятала лицо у него на груди. К разговору о подобном она была по-прежнему не готова. Даже в свете его вампиризма. Можно желать кровь, но не эту же.
— И все у нас будет хорошо, — он осторожно погладил ее — маленькую, смущенную, сжавшуюся — по спутанным волосам, пропахшим нагретым железом, гарью, смазкой. — Ты же видишь: сегодня обнимаю тебя — и ничего. А кровь все так же идет…
Сегодня от запаха крови его подташнивало. Он не только сейчас ничего не хотел, ему казалось, он вообще уже никогда никакую кровь захотеть не сможет, ему даже питаться с ножа придется. В ушах все еще стоял вой сирены. И два коротких слова: «дева мертва»… Но это была только его ноша, такое не разделить…
— Очень сильно тебя вчера напугал?
— Шокировал… Испугалась я уже потом.
— Когда прочитала контракт и решила, что это смерть?
— А что я должно была решить?
— Не знаю. Быть может, вспомнить все то время, что мы провели с тобой вместе? Попытаться оценить мои действия, раз уж все мои слова тебе показались ложью, — он позволил ей чуть отстраниться и взглянул в глаза. — Анют, ну, подумай сама. Если бы я хотел тебя убить — выпить твою кровь или другим каким способом избавиться — разве я стал бы делать ремонт в квартире, покупать новую мебель, технику, столько вещей для тебя? Даже если предположить, что я был очень-очень сыт и решил подождать недельку, пока оголодаю, то эту неделю ты бы прекрасно в своих штанишках по дому побегала, питаясь чаем да бутербродами, денег мне на тебя зачем было столько тратить? Они у меня совсем не лишние, для другого были отложены.
Она смутилась.
— Я не просила…
— Аня, да я не о том, что мне жалко. Я о том, что ни твое убийство, ни использование тебя в качестве еды в мои планы как не входило, так и не входит.
— Зачем же тогда ты меня взял? Зачем подписал этот чертов контракт?
— А что б с тобой стало, если б не взял? Думаешь, тебе бы свободу дали? Просто отдали бы кому-то еще… И я бы остался, весь такой в белом: ничью жизнь против воли себе не брал, если с кем из людей встречаюсь, то лишь с их согласия… А тебя бы убил этот самый «кто-то еще». Может, чтобы друзей ублажить, может, чтобы денег не тратить…
Она вздрогнула в его руках. Он погладил по волосам, прижал к себе крепче.
— Прости, что говорю об этом. Бывает все. Такое — тоже. Все вампиры разные. Как и люди, наверное. Вот только у нас — абсолютная власть. И распоряжаются ей… кто как может. Да, Анют, я подписал. И я рад, что я подписал. Я даже рад, что на тебя повесили этот контракт, а не дали полную свободу… Потому что теперь ни один вампир не имеет права коснуться тебя даже пальцем. Ни один. До конца твоих дней.
— А как же «с участием третьих лиц»?
— С моего согласия, ребенок. Которого я не дам. Никогда. Даже не думай об этом.
— Ты мне клянешься?
— Что тебя не тронет ни один вампир? Я клянусь, родная.
— Нет. Это я и так… верю. Еще не забыла, как ты меня от своего друга оттаскивал.
— А ты забудь. Не было никакого друга, в глаза ты его не видела.
— Ты поклянись, что ты сам, — не дает она сбить себя с мысли. — Что ты сам меня не убьешь, что не станешь меня использовать… как в том контракте написано. Самым дорогим, что у тебя есть, поклянись.
— Я клянусь, Анют. Беречь тебя, опекать, защищать. Помочь тебе найти свое место в этом мире. Хранить твою жизнь как величайшую ценность. Сделать все, что в моих силах, чтоб она была счастливой и долгой. Всем самым дорогим на свете клянусь!.. А знаешь, — добавил он задумчиво. — У меня ведь дороже тебя и нет сейчас ничего.
— Что, «кровь разумных» столь дорого ценится на рынке? — мрачно усмехнулась девочка.
— Не знаю, — отмахивается он от ее предположения. — Не в этом суть. Просто, понимаешь, Анют, если я не смогу сохранить твою жизнь, если я погублю тебя — я разрушусь сам. Перестану существовать как личность. Того Аршеза, что я создавал много лет и которого привык уважать — его больше не будет. Я превращусь в одного из тех, кого сам столько лет презирал… Я уже почти превратился, и даже не заметил… И тогда появилась ты…
Она не нашла, что ответить, и просто позволяла ему себя обнимать. Верила ли? Она знала, что он сам — верит. Просто чувствовала это, ощущала каждой клеточкой своего тела, как давно уже ощущала его эмоции. Но… если она ощущала их, если всю эту неделю она чувствовала его — истинного, такого, какой он есть… Может ли вампир быть хорошим? Не злодеем, не убийцей, не кровожадным чудовищем?.. Но ведь Ар — был. Добрым, внимательным, заботливым. Они ни единого разу не ощутила идущей от него агрессии — не то, что в действиях, даже в мыслях. Страсть — да, прорывалась, обжигая порой ее сознание темными и совершенно порочными желаниями. Но он действительно не позволял… Даже вчера — он ушел. Сам признает, что сорвался, но все же ушел. Не тронул. Вот только…
— Ар, — позвала, решившись спросить.
— Да, малышка.
— А что такое «кровь неразумных»?
— Что?
— Ну, ты сказал, что кровью разумных вы не питаетесь, она слишком большая ценность. А питаетесь вы тогда чем? Если не ради секса-удовольствия, а просто? Что тебе по вечерам привозят? Или… кого?
— Кого… — он вздохнул. — Не уверен, что тебе стоит об этом знать…
— Пожалуйста, Ар! Лучше ты. Я ведь все равно однажды узнаю…
— Нет уж, будем надеяться, что все-таки никогда, — покачал он головой. Но, поймав ее настороженный взгляд, решился продолжить. В самом деле, лучше уж он. — Здесь об этом не принято говорить. И уж тем более никто из людей никогда их не видел… Они действительно неразумны. Люди, лишенные разума. Особый вид, выведенный давным-давно. И уже не способный вернуть себе человеческий облик, даже если отпустить их на волю.
— Они… живут в неволе? — почти прошептала.
— В стадах.
— Но… — про стада он что-то уже говорил. Давно… Еще в первый день, когда она кладовку исследовала. — Погоди, ты тогда сказал «животные». Ваши особые животные, которых нельзя видеть людям…
— Да, официально это называется так. И в любом учебнике ты прочтешь именно это определение…
— На цепях! Вы держите людей… на цепях!
— Неразумных, Аня. Они уже не люди. Да, это было несправедливо и жестоко, но это было сделано, и только благодаря этому мы с тобой сейчас разговариваем, вся эта страна — существует, а весь мир за пределами наших границ даже не догадывается о нашем существовании. Не будь их — и весь мир давно превратился бы в наши охотничьи угодья, а мы — в одичавших хищников, ведомых одними инстинктами… Мы просто тоже хотим жить. Желательно — не безумцами.