Страница 52 из 74
Угасало за окном солнце. Рэми задумчиво покрутил в ладонях чашу, провел пальцами по ее стенкам, стирая наложенное заклятие. Аланна завтра ничего не вспомнит, Идэлан не осмелится вспомнить, а Аши…
— Я присмотрю за ней, — пообещал полубог. И, прежде чем Рэми вернул свое тело на место: — Когда ты, наконец, станешь таким, как сейчас?
— Стану ли? — усмехнулся Рэми. — Ты сам все понимаешь, Аши…
— Не понимаю! Твоя душа совершенна, ты вполне мог бы стать младшим богом…
— … спасибо за комплимент…
— …а перерождаешься в этих глупых людях, раз за разом, раз за разом начинаешь все сначала, наступаешь на те же грабли, раз за разом!
— А тебе сильно помог твой опыт, Аши? Память о том, что тебе сделали? — Аши замолк вмиг, и Рэми понял, что попал. Впрочем, он с самого начала это понимал. — Каждый из нас платит свою цену, мой друг. Может, ты увидишь меня в этой жизни таким, какой я сейчас, может, я не успею достигнуть зрелости… это все мелочи. Мне нравится эта игра, нравятся эти правила. И я не хочу быть тобой. Мне хорошо на своем месте. Я верю Единому…
— А я уже не могу.
— А ты постарайся, — усмехнулся Рэми. — Мне надо возвращаться… пока Тисмен не спохватился, что я исчез. Скоро Рэми заставят проснуться, и тогда я не смогу больше так свободно разгуливать в его теле…
— И ты снова войдешь в рамки его эмоций и опыта…
— А разве это так плохо, друг мой? Или ты до сих пор ничего не понял?
Ярость. 12. Гаарс. Казнь
Должен же нож гильотины
затупиться на чьей-то голове!
Станислав Ежи Лец
Тьма все так же окутывала проклятую пещеру, делая ее похожей на могилу, но Варнас знал, что заточение его не будет длиться долго. Постепенно блекло отражение чужой комнаты в наполненной водой каменной чаше, и младший бог со вздохом отошел от магического источника. Заклинания требовали сил, много сил, а у младшего божества их почти не осталось. Потому и наблюдать за Рэми удавалось урывками.
Но то, что он увидел, его вполне устраивало. Рэми почувствовал вкус ревности. Еще немного и Аланна получит мальчишку, а вместе с этим будет вынуждена исполнить свое обещание.
Варнас станет свободным. И сильным, как когда-то.
— И все же ты настоял на своем, — Виссавия как всегда появилась неожиданно. — Рэми вернулся к Миру.
— Ты ожидала чего-то другого?
— Не видишь, он задыхается? И я не могу помочь? Зелье Тисмена действует метко, блокирует все внешние влияния... И мои, и, как я понимаю, — твои. В этой игре участвует слишком много высших магов… неподвластных воле богов.
— Солнышко, чего же ты меня винишь-то? — усмехнулся Варнас. — Не ты ли уговорила его принять в свою душу Аши? А теперь удивляешься, что им заинтересовались другие носители двенадцати? Но Аши принадлежит Кассии, так и должно быть.
Виссавия промолчала и исчезла. И Варнас, откинувшись на троне, был ей за это благодарен. Он устал. Он уставал все сильнее. Мгновения его жизни уходили, как песок сквозь пальцы, а мальчишка, этот мальчишка оказался слишком упрямым!
Эта паршивая Кассия слишком холодна. В Ларии не было таких морозов, потому здесь Бранше мерз даже в хорошо натопленном доме Гаарса. Даже наглотавшись приготовленной Вариной наливки. Даже укутавшись в теплый шерстяной плащ. Холодно же! И жутко как-то. Не понять из-за чего: из-за мерзкой погоды, из-за запаха смерти, отчего у зверя внутри кишки переворачивало и хотелось выть в голос, или из-за того, что Гаарс сегодня может умереть...
И погодка же… Низко, касаясь верхушек тополей, плыли над площадью свинцовые тучи. Отражалась в пустых окнах какая-то странная пустота, блестела, предрекала беду. Натужно выл пронзительный ветер, швырял в толпу колкими снежинками, будто пытался разогнать, да куда там. Все дружно терпели. Ждали зрелища. Показательной казни.
А Бранше проклинал и Кассию, и собственную тупость. И надо было ему кому-то помогать! Зачем пошел к Кадму? Зачем выдал этого идиота? Почему решил, что все будет хорошо?
Хорошо, оно и видно! Да и могло ли закончиться? Только ж не легче совсем от этих мыслей, изнывает, ноет душа, грызет, впивается острыми зубами совесть.
Бранше раньше и не знал, что она у него есть, а теперь вот вам пожалуйста… даже взгляда не поднять: стоит рядом, не замечает ветра, не чувствует холода бледная Варина. Дрожит под тонким плащом, даже не пытается спрятать слез, струящихся по бледным щекам… Сжимает в посиневших ладонях фигурку божества милосердия, Иилы, беззвучно шевелит губами в такт молитве. Бранше так, пожалуй, никто не любил, как она любит своего брата. И он тоже не любил… а теперь так хотел обнять, успокоить, да не решался.
Боги Кассии вовсе не милосердны. Небеса, к которым Варина то и дело поднимала взгляд, сегодня глухи. Сыплют снегом. И молчат.
Ветер рвет плащ, толпа расступается, будто боится горя Варины, словно она заразная. Людские радость и жажда крови разбиваются о нее, как морские волны о скалу. Тускнеют взгляды, замирают на губах улыбки и колкие слова, и эти уроды кассийцы стараются уйти подальше, не думать, не слышать. Лишь Рид, молчаливая и серьезная, стойко стоит рядом, обнимает Варину за талию, стирает платком бегущие слезы… Да Лия, хрупкая и нежная, как ночной цветок, не уходит, тихо плачет, явно не зная, что сказать и как помочь.
На Рид Бранше тоже смотреть не мог: слышал он, как плакала она ночью, как молила богов о своем пропавшем сыне… о Рэми… и чья это все вина? Любопытства!
В тот день тоже было холодно и вернулся Бранше поздно, засиделся за чашей вина с шальными друзьями. Стараясь никого не разбудить, прокрался в свою комнату, уже почти прошел мимо спальни Гаарса, как услышал:
— Не понимаешь! — шипел чужой голос. — Мастер волнуется. Рэми, твой подопечный — сильный маг. А мы не можем его использовать?
— Но используем же! — парировал Гаарс.
— Это используем? Не смеши меня! Урий нахвалиться на мальчишку не может. Только горд Рэми, независим, слышишь! Мастер начал опасаться. Если ты не надавишь на мальчишку, это сделает кто-то другой! Заставь его дать клятву мага. А потом... он уже не сможет противиться заказам цеха.
— Идиоты вы! Сейчас Рэми вам полезен, это правда, но клятва его погубит!
Бранше знал, что Гаарс прав. Рэми сильный, но и характер у него сильный. Такой так просто не подчинится. Но некоторым не объяснишь. Впрочем, незнакомец понял. Промолчал недолго, и молчание то казалось бесконечным, а потом сказал вдруг:
— Жаль. Если так, то лучше убить его сейчас, пока мы еще можем. Иначе твой Рэми может встать против нас и тогда нам придется туго.
Теперь молчал Гаарс, и Бранше молился богам-близнецам, чтобы те дали главе рода силы для отказа, а заодно и вложили в уста Гаарса правильные слова, чтобы убедить цех наемников.
— Не могу.
— Тогда я не прошу, я приказываю, — изменил тон незнакомец. — После того, как ты отнесешь Арману переданную Урием вещичку.
— Даете это задание мне?
— Кому еще? Лучшего у нас нет, а столько золота, сколько предложил заказчик, цех никогда не видел. Но заказчик хочет гарантии.
— Гарантии чего?
— Что мы можем добраться до Мираниса. Завтра ночью ты лично убьешь Армана во дворце, в покоях, которые граничат с покоями принца. И докажешь, что нам не страшны обереги. А потом Мастер возьмется за наследника, и помогать ему в этом будет Рэми! Либо Рэми умрет вместе с Арманом. Больше ждать мы не будем. Ты меня понял, Гаарс!
Бранше вжался в тень, и только чудом вышедший человек его не заметил. Когда стихли внизу шаги, Бранше пробрался в свою комнату и не раздеваясь бросился на кровать.
Спать, несмотря на усталость, не хотелось. Оставшийся кусок ночи он пролежал, уставившись в балку потолка. Смотрел на таинственно шевелившиеся тени ветвей яблонь и думал.