Страница 5 из 9
Не удержаться вновь от примера. Упомянутая выше блокадница бабка Риша, которую в войну приняла многострадальная деревня, вернувшись после прорыва кольца снова в Питер, спустя некоторое время решила навестить свою благодетельницу, привезла туда несколько рюкзаков и кошёлок сухарей из белой муки. Белый хлеб в костромской стороне, где сеяли в ту пору в основном рожь-казанку, считался лакомством, нарезных батонов даже в магазинах районного города не продавали. Их пробовали раз в году, когда кто-либо из родственников-железнодорожников, ездил во время отпуска в Москву по бесплатному билету и привозил оттуда набитый «ситным» объёмистый мешок. По приезду для всех устраивалось шикарное чаепитие с белыми булками. Но бабка Риша чаепития для деревни, встретившей её опять же радушно и гостеприимно, не устроила. Она стала потихоньку торговать сухарями. Денег у деревенских жителей было тогда в обрез, и она меняла грошовые сухарики на рублёвые яйца: одну штучку на одно отборное. Выменянный у дуры-деревни натуральный продукт она продавала потом в городе на базаре.
Выпущенные на свободу шальные деньги, у которых, как известно глаз нет, пресловутое «злато-серебро», коим на заре Советской власти незабвенный Владимир Ильич Ленин намеревался отделывать общественные туалеты, поразили вокруг себя вся и всё, породили кошмар. Кошмар этот «денежные мешки», конечно, пытаются заглушить приобретением яхт, футбольных клубов и разными там «голыми плясками» при луне, подобно обречённым нэпманам из Ильфо-Петровского «Золотого телёнка», но …
Разумеется, в годы беды человек добровольно бежит к земле. В войну вон и горожанин, и интеллигент взялись за лопату. Как и сейчас. К сожалению, не все. Многие, по-прежнему, держатся за «горбачевозку» – транспортную сумку на колёсиках – главное орудие челноков, пионеров малого горе-бизнеса.
В сытое время обыватель обычно «воспаряет». Ему то осетрины с хреном хочется, а то и революции. Тут идеологический аппарат дремать не должен. Он при советской власти и не дремал долгое время. Одна «Сельская жизнь», газета ЦК КПСС, с её десятимиллионным тиражом, возвышающая крестьянский труд, чего стоила. Мощная обработка сознания, агитация, пропаганда подняли людей на освоение целины, не дали распасться колхозам. Крестьян награждали, делали героями. И они были таковыми. Многие, вероятно, вынужденно. Как бойцы на войне, где далеко не все были добровольцами, и не все, сломя голову, неслись в пекло. Но все в итоге стали в нашем сознании сынами Отечества.
Внимание властей к мужику, пусть и шкурное, способствовало, вероятно, в определённой степени и рождению в литературе такого благодатного явления как деревенская проза, появлению деятелей культуры и искусства, называемых почвенниками. В своих творениях они глубоко, а не лубочно-анекдотично, вскрывали истинные движущие силы крестьянского жития. Эта почвенническая культура, её представители: Александр Яшин, Валентин Распутин, Николай Рубцов, Фёдор Абрамов, Евгений Носов, Василий Белов, Владимир Крупин, Борис Екимов, многие, многие другие – искренне и по праву считали и называли крестьянский дом Ноевым ковчегом, а труд селянина на земле приравнивали, подобно Жан-Жаку Руссо, к разновидности искусства. Вступив в непримиримую полемику с нарождающимися молодыми волками («Они много пили, пили, не хмелея», – сказал как-то об этой жестокой поросли, сожалея, что мы проморгали её становление, Виктор Астафьев) «почвенники» значительно сдерживали распад державы, символом которой был серп и молот. Не случайно с приходом либеральных демократических времён все они попали в «не формат». И больно, горько сказал тогда о истых крестьянах, уходящих в небытие, один из русских поэтов:
Так что зря набрасывается в своих выступлениях с оглоблей-дубиной ельцинский премьер-министр Иван Силаев на «мёртвого льва» Иосифа Джугашвили как на автора и исполнителя программы ликвидации кулачества, читай, крестьянства, как класса. Деревню в большей степени сгубили не Сталин и его наследие, а хрущёвский волюнтаризм, разбивший монолит крестьянского бытия, когда произведён был разрыв «золотой нити», связывающий поколения. Тогда, тогда не освоившее самой прочной науки – родительской – беззаботное молодое поколение начало загонять в освободившиеся в результате второй коллективизации коровьи хлева «железного дурака» (так называла, помнится, мотоцикл одна кондовая крестьянка, купленный, вместо тёлки, её сыном).
Окончательно же добили крестьянство демократические реформы, передел общественной собственности, насильственно-бестолковое внедрение фермерства, в результате чего труженики полей получили для обработки в 90-х годах несколько гектаров земли, 1/6 колхозного разбитого трактора и 1/20 такого же комбайна. Начинать хозяйствовать с этим скарбом – всё равно, что возвратиться к временам Ивана Грозного. При этом надо иметь в виду, что рыночники-собственники вздули цены на горюче-смазочные материалы и технику тогда в 520 раз, при повышении закупочных цен на сельхозпродукцию всего лишь в 90 раз. Но даже при такой раскладке крестьяне в ту пору хлеб выращивали, предлагая его государству по 160 долларов за тонну. Однако отечественное, высокого качества зерно не закупалось: элеваторы были забиты импортным зерном, далеко не лучших кондиций по 280 долларов за тонну. А Международный валютный фонд, дабы окончательно покончить с производством, потребовал сократить посевы зерна и поголовье скота: коров и свиней.
Возможно ли было подобное уничтожение российской деревни при дяде Джо, отказавшемся в отличие от «свободолюбивой» Европы принять для реализации в своей стране после разрушительной войны американский кабальный «план Маршалла»? Так что не очень верится обвинениям в его адрес такого «ежа», как Иван Степанович Силаев, охотнее поверим мы «зверю» – американской разведке, что в начале 30-х годов недвусмысленно докладывала правительству США о безоговорочной оправданности экономических преобразований в сёлах Страны Советов. Далёкие от эмоций профессионалы, восхищаясь производственным скачком и уровнем жизни колхозников, безотлагательно предупреждали министров: будьте готовы к тому, что СССР в области сельского хозяйства в ближайшее время станет сильнейшим конкурентом Штатов.
А английский драматург, острослов Бернард Шоу, побывав в гостях у российских тружеников села, заявил, что если такая жизнь ужасна, то он ужасно хочет так жить. Очернители всего хорошего в нашем Отечестве, естественно, говорят: Шоу гостил не у крестьян, а у переодетых в колхозников чекистов. Но американские-то разведчики собирали свои сведения уж, наверняка, там, где энкавэдэшников не было.
– Постой, постой, – встрепенулся Теренин. – Ты о Бернарде Шоу вспомнил. Да острослов он знатный, но и ум глубокий. Послушай-ка, что говорил он помимо всего прочего: «Если эксперимент, который предпринял в России Ленин в области общественного устройства не удастся, тогда цивилизация потерпит крах… Если же будущее будет таким, каким его предвидел Ленин, тогда мы все можем улыбаться и смотреть вперёд без страха. Однако, если эксперимент его будет сорван и окончится неудачей, если мир будет упорствовать в сохранении капиталистического развития, тогда я должен с большой грустью проститься с вами, друзья мои.»
– Вот это да, – только и мог я сказать, выслушав бесподобное откровение. Откровение, близкое к тем, что стали высказывать позднее великие умы Запада, вдоволь наевшиеся ценностей, устанавливаемых потребительским обществом: «Лучше быть, чем иметь».
Самодостаточная деревня с её безотходным производством, с её экономичностью, бережливостью, она, только она может противостоять безумной потребиловке чревообразных особей, пожирающих всё и вся вокруг.
Деревня – питательная среда, очаг, дающий силу людям. Там человек живёт. Город – реанимационный аппарат, люди, подключенные к нему, выживают. Город может потухнуть и человек погиб. Права Наталья Нарочицкая, ох, как права, назвав крестьянство определительным сословием, оплотом консервативных ценностей национального духа и культуры. И, конечно, права Екатерина Великая, русская императрица, хотя и немка по национальности (но сказал же граф Шереметев когда-то: «Править Россиею можно только будучи русским, или показывая, что хочешь им быть»), заявившая чётко и внятно: «Крестьяне первые и необходимейшие люди в государстве». И это она пришла в неистовство, узнав, что её любвеобильный канцлер граф Панин подарил итальянской певичке собственную деревеньку. Государственница-царица немедленно выкупила её у иностранки, дабы и крохи не нашей собственности не оказалось на русской земле.