Социальный либерализм

Что же касается российской элиты, то характер ее формирования в последние 20 лет был мало связан с выбором действительно наиболее достойных. Конкуренция по качеству человеческого капитала была отнюдь не основным путем ее формирования. Ключевую роль играли, скорее, личная лояльность и связи. В итоге вместо наследственных элит или элит, сформированных на основе меритократических принципов, Россия имеет сегодня псевдоэлиту, не осознающую своих функций в обществе и воспроизводящую нормативно-ценностные системы обычного, рядового населения. Как говорится, «вышли мы все из народа» и, увы, далеко от него в этом отношении не ушли. В то же время, в отличие от рядового населения, профессионализм элит определяется не только их технической грамотностъю, но и наличием у них специфических нормативно-ценностных систем, отражающих функциональный аспект их социальной роли.

К сожалению, и жизненный опыт россиян, и данные исследований[73] свидетельствуют, что современные элиты и субэлиты в России не просто технократически ориентированы – они в принципе не осознают необходимости выполнения определенных функций в рамках неформального договора с обществом. Складывается впечатление, что российские элиты вообще не мыслят в этих категориях и просто пытаются снять с себя любую ответственность за реализацию социальных (в широком смысле этого слова) функций государства. Более того, со ссылками на неолиберализм и недопустимость поощрения патерналистских ожиданий они пытаются отстоять свое право уже не просто выдавать свои интересы за интересы общества, а в принципе отрицать существование последних и свою ответственность за их реализацию. И даже идеология социального либерализма, успешно использовавшаяся на протяжении десятилетий многими странами и обеспечившая им быстрый экономический рост в сочетании с социальной стабильностью, кажется им уже слишком левой. При этом они не понимают что для подлинной элиты такое поведение просто неприлично, и что отнюдь не по собственному недомыслию элиты большинства западных стран еще со времен Нового курса Т. Рузвельта, Великой депрессии и кейнсианства ориентировались на идеи социального либерализма.

В этом плане вся критика лозунга советской эпохи о том, что «каждая кухарка может управлять государством», оказывается вполне применимой и к современной эпохе за одним исключением, которое, к сожалению, не в пользу нынешнего времени: если в советский период элита все-таки ощущала свою ответственность за происходящее в стране в целом, то нынешние элиты принципиально не хотят ощущать за это никакой ответственности, сводя свои задачи в лучшем случае к выполнению своих конкретных производственных обязанностей (подготовка бюджета и т. п.). Более того, многих их представителей чрезвычайно возмущает даже сама постановка вопроса об этой ответственности, которую они воспринимают как проявление «иждивенчества».

Идея общественного договора при этом находится вне сознания большинства не только политической, но даже научной элиты (экспертного сообщества). Процесс мышления неолиберального крыла этих элит протекает в каких-то иных мировоззренческих координатах, описываемых в категориях «подданные», «позволить», «облагодетельствовали», «мы им добавили (пенсии, зарплаты и т. д.)», «пусть спасибо скажут» и т. д. Слушая предложения многих наших политиков и экспертов, подчас просто диву даешься. Такое ощущение, что о своих крепостных говорят потерявшие чувство реальности приказчики (так как у «бар» было за них обычно хоть какое-то чувство ответственности – примером такой весьма специфической, идущей от далекого прошлого, но все же бесспорной ответственности «за народ» выступает политическая позиция и мировоззрение представителя потомственной элиты Н. Михалкова). При этом ими «забываются» не только аксиоматичная для политиков и экспертов западных стран идея общественного договора, но и масса конкретных фактов, свидетельствующих об оправданности нарастания в российском обществе недовольства. Я имею в виду и то, что сам мандат на ликвидацию советской модели общества был получен в значительной степени под лозунгом «борьбы с привилегиями» и открытия новых лифтов социальной мобильности (ситуация с которыми теперь стала намного хуже, чем в советское время), и исчезновение фондов общественного потребления (без перераспределения уходивших в них средств на заработную плату работников, но с направлением их вместо этого на «первоначальное накопление капитала»), и попытки не передав эти средства работникам во все большей степени возложить на население не только решение всех социальных задач, решавшихся ранее с помощью общественных фондов потребления (образование, здравоохранение, рекреация, жилье и т. д.), но и усилить бремя граждан по текущему обслуживанию своих базовых социальных потребностей (идея введения налога на имущество при «спускании на тормозах» идеи налога на роскошь, постоянный рост тарифов на ЖКХ, фактический отказ государства от обязательств по капитальному ремонту жилищного фонда и т. д.).

Логика действий элит исходит при этом из посылки «Мы им ничего не должны». Это принципиально неверно. Мы – политические, административные, научные, бизнес-элиты – многое должны народу нашей страны. Население России дало мандат на смену элит и самого типа общества именно потому, что его не устраивало прежнее положение. И именно потому, что оно сохраняло надежду на формирование больше отвечавшего его представлениям об оптимальном общественном устройстве социума^ оно достаточно спокойно перенесло тяжелейшие 1990-е гг. с колоссальным падением уровня жизищ всплеском преступности; формированием чудовищной по глубине социальной дифференциации и т. д. И именно поэтому же после прихода в последние годы понимания; что нынешнее состояние общества – это уже не состояние транзита; а как раз то общество; в котором придется жить им и их детям; несмотря на бесспорный рост уровня жизищ население начало выходить на улицы с протестами. Причем протесты эти, в четком соответствии с постепенным осознанием рядовыми гражданами России идеи общественного договора и себя как одного из его субъектов; идут не под экономическими или политическими лозунгами; а под лозунгами; которые можно рассматривать как общегражданские – «Мы хотим; чтобы с нами считались»; «Уважайте нас – мы граждане этой страны» и т. п.

Конечно; можно в полном соответствии с логикой России времен крепостничества полагать; что это «смутьяны народ мутят»; пытаться выявлять; запугивать и изолировать этих «смутьянов» и наращивать численность и вооруженность разного рода силовых структур. Нынешние элиты так и делают, в очередной раз демонстрируя свое непонимание не только идеи общественного договора; но и «коридора возможностей» своих действий в рамках формирующегося запроса на него со стороны граждан страны. Однако; как показывает опыт всех революций; в том числе и российских; такими методами невозможно предотвратить формирование новой повестки дня общественного договора; если она действительно выстрадана обществом. И чем больше будут пытаться оттянуть момент осознания; что идеология социального либерализма – единственная приемлемая для России основа общественного договора, и подставить вместо нее поддерживаемую уже не нагайками и штыками, а водометами и слезоточивым газом неолиберальную идеологию; тем болезненнее будут последствия для всего общества; в том числе и самих элит.

В данной связи не могу не отдать должное нынешнему руководству страны и части ее губернаторского корпуса в противовес неолиберальным элитам как в политике; так и в науке. Нельзя не признать; что, при всех минусах нынешней власти, в частности непонимании ею сути запроса со стороны населения к общественному договору и сведению этого запроса лишь к социально-экономическим сюжетам, многие нынешние политические лидеры, в том числе В. Путин и Д. Медведев, все-таки хотя бы на уровне политической риторики не отрицают свою ответственность перед гражданами своей страны и существования несводимых к интересам отдельных индивидов «общих интересов» (другой вопрос – интерпретация ими этих интересов).

73

Помимо результатов исследования элитных групп О. Крыштановской, А. Чириковой, Г. Сатаровым, М. Афанасьевым, Левада-Центром и др., сошлюсь также на результаты исследований, участником которых я сама являлась. Так, уже на рубеже ельцинской и путинской эпох политическая, административная и бизнес-элиты в подавляющем большинстве (более 80 %) усматривали основные цели даже социальной политики лишь в обеспечении стабильности в обществе и защите интересов правящих групп. Что же касается таких функций социальной политики, как помощь наиболее обездоленным слоям населения, поддержка экономически активного населения, сохранение и развитие человеческого потенциала страны и т. д., то о них упоминалось в этой связи гораздо реже (см. [Государственная… 2003]). Спустя 10 лет личные интересы стали для правящей элиты еще более значимы, и даже на уровне деклараций ни один (!) из опрошенных работников системы государственного и муниципального управления в ходе исследования «Готово ли российское общество к модернизации?» не сказал, что в случае конфликта личных и общественных интересов он руководствовался бы интересами государства.