Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 30

– функции смягчения избыточных социальных неравенств и помощи малоимущим, вот уже более века реализуемые как самостоятельные направления государственной политики во многих странах мира и имеющие огромное значения для обеспечения внутренней целостности общества и поддержания определенного уровня доверия в нем.

К сожалению, исторически Россия не прошла эволюцию, связанную с формированием в обществе идеи общественного договора, – эволюцию, прямо сопряженную не только с экономической, но и с социальной и социокультурной модернизацией[64], и до сих пор относится к обществам неоэтакратического типа [Шкаратан, 2009], где экономические отношения имеют в значительной степени внерыночный или псевдорыночный характер, власть и собственность сращены при решающей роли в этом «дуэте» власти, индивиды – скорее подданные, чем граждане, и т. д. В обществах такого типа в силу отсутствия реального равенства всех перед законом, можно говорить лишь о свободе «власти» и ее агентов в противовес несвободе всех остальных членов общества, независимо от декларируемых для них этих свобод. Это означает автоматически и непринятие идеи общественного договора элитами, а следовательно – подталкивает их к весьма специфической трактовке общего интереса даже в том случае, если он ими признается.

Как я уже не раз демонстрировала в своих работах, и социальная, и социокультурная модернизация после «рывка» 1920-1930-х гг. и периода «хрущевской оттепели» характеризуются в России тенденциями «зависания» (см.[Тихонова, 2008а; 2008б; 2011а; Готово ли… 2010] и др.). Мало повлияли на ситуацию и реформы 1990-х гг. При всей их кажущейся революционности, с точки зрения реального смысла, они не изменили саму модель российского социума, оставшегося разновидностью обществ, характеризующихся сращенностью власти и собственности. По сути, уход от советского прошлого означал лишь смену в стране политического режима с одновременным разделом части ранее государственной собственности между элитными и субэлитными группами. Ценности индивидуальной свободы и переосмысление в этом контексте сути отношений индивидов с государством, а следовательно, и смысла деятельности последнего, так и не стали отправной точкой и общим мерилом для всех разворачивающихся в российском обществе процессов.

Однако эти реформы сыграли роль своего рода «спускового крючка» для изменения нормативно-ценностных систем населения и создали предпосылки для перехода общества к той модели развития, которую принято характеризовать как «западную», то есть такую, в основе которой лежит общественный договор, основанный на признании ценностей индивидуальной свободы и равенства всех перед законом, регулирующим все виды договорных отношений, из чего, в свою очередь, вытекают и демократическое устройство общества, и идея прав человека, и многое другое. Фактически страна переходит сейчас от состояния негативного общественного договора («Вы сами по себе, мы сами по себе»; «Вы нас не трогаете, а мы закрываем глаза на то, как вы разворовываете ранее общенародную собственность»[65]) к созданию новой повестки дня, предполагающей, с точки зрения населения, необходимость формирования позитивного общественного договора. Со стороны государства же эта повестка дня все больше выглядит как попытка уйти от необходимости договорных отношений с обществом и индивидами.

Эти тенденции и тот факт, что любой общественный договор, без которого невозможно говорить о современной, свободной и цивилизованной стране, имеет две стороны, двух субъектов: государство в лице его политической и административной элиты, с одной стороны, и общество в лице его граждан – с другой. Они подталкивают к тому, чтобы рассмотреть, как же выглядят в России представления о необходимости формирования и возможной сути этого договора у каждой из его потенциальных сторон. Не уходя в подробный анализ этих представлений, данный в других моих работах [Тихонова, Шкаратан, 2003; Тихонова, 2006; 2011б; 2011в; 2012], отмечу лишь несколько имеющих принципиальное значение обстоятельств, позволяющих лучше понять, в рамках какой идеологии (неолиберализм, социальный либерализм, социализм, коммунизм и т. д.) возможно найти консенсус между двумя сторонами этого договора применительно к России.

Если говорить о населении страны, то в его сознании сегодня парадоксальным образом уживаются как некоторые типичные для либерализма ценности, так и набор норм и ценностей, характерных для «неоэтакратических» обществ. При этом за последние 15–20 лет в сознании россиян произошел качественный скачок в пользу норм и ценностей либерализма, и в целом можно говорить о том, что идея договорного, партнерского характера взаимоотношений с государством все шире распространяется среди населения страны.

Среди доминирующих в России в общественном сознании норм и ценностей, характерных для либеральной идеологии, в первую очередь следует назвать огромную значимость для россиян индивидуальной свободы, понимаемой при этом как противоположность несвободе, зависимости, а не как набор инструментальных политических прав[66], а также ценность равенства, понимаемого как равенство возможностей, включая равенство всех перед Законом. Что касается ценности свободы, то как свидетельство значимости ее для россиян достаточно привести лишь один факт, хотя на эту тему есть много данных: две трети населения России даже в условиях остро стоящей в стране проблемы бедности и малообеспеченности считают, что свобода лично для них важнее, чем материальное благополучие, и что без свободы жизнь человека теряет смысл[67].

Рис. Представления россиян о том, какая модель в наибольшей степени отражает реальную, а какая – могла бы выступать в роли идеальной структуры российского общества

Растет среди россиян и распространенность норм, свидетельствующих о росте значимости для них конкретных прав и свобод понимании плюрализма интересов членов общества. Так, норму «каждый человек должен иметь право отстаивать свое мнение даже в том случае, если большинство придерживается иного мнения» в настоящее время разделяют свыше трех четвертей представителей любой возрастной, доходной, образовательной, профессиональной и иной социальной группы. Норму, что «каждый гражданин в любой ситуации имеет право отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций», поддерживают сейчас уже свыше половины населения страны (55 %), хотя еще 15 лет назад таковых было менее половины, и т. д.

Что же касается идеи равенства, то для России вопрос о равенстве – поистине больной, и с каждым годом он становится все острее. Равенство всех граждан перед





Законом выступает сейчас важнейшим признаком демократического устройства общества для более чем трехчетвертей (77 %) россиян, почти две трети (62 %) населения страны видят общество социального равенства как некий идеальный тип общества, в котором они хотели бы жить, подавляющее большинство (83 %) населения считают, что неравенство в российском обществе избыточно, и т. д. Однако стремление к равенству не означает для большинства россиян тяги к уравнительности. Напротив, оно отражает их потребность в такой вполне либеральной (хотя и не неолиберальной) ценности, как равенство возможностей. Его уверенно предпочитают равенству доходов около 60 % населения страны и соотношение 60:40 в этом вопросе практически не изменялось за все последнее десятилетие. Более того – столько же (60 %) россиян рассматривает как оптимальные для России модели устройства общества, предполагающие глубокие социальные неравенства (см. рис.).

64

Модернизацию я понимаю в ее неомодернизационной трактовке как протекающий в разнообразных формах с учетом особенностей национальных культур и исторического опыта народов процесс, благодаря которому традиционные общества достигают состояния модерна посредством не только экономической, политической, социальной, культурной, демографической, но и социокультурной модернизации. Под последней я подразумеваю формирование новых нормативно-ценностных систем и смыслов, поведенческих паттернов, а также рационального типа мышления и внутреннего локус-контроля, что в совокупности и создает базу для формирования и успешного функционирования новых социальных институтов.

65

Подробнее о характере негласного общественного договора периода 1990-х гг. см. [Тихонова, Шкаратан, 2003].

66

И в этом отношении ситуация в России ближе, например, к Франции конца XVIII в., чем к современной Франции, что достаточно точно отражает этап развития нашей страны на пути перехода от обществ домодерна к обществам модерна.

67

Здесь и далее, если не оговорено иное, приводятся данные исследования Института социологии РАН «О чем мечтают жители России» (март 2012 г., п = 1751). Выборка этого исследования репрезентировала население страны в возрасте 16–55 лет по региону проживания, а внутри каждого региона – по типу поселения, полу и возрасту. Далее в статье речь будет идти, соответственно, именно об этой возрастной группе россиян.