Страница 2 из 43
— Книгу Еноха?
— Да! Ни одно из племен, покинувших Вавилон, не унесло ее с собой. Она еще в городе.
— Из всего нашего племени ты останешься здесь один. Тебе не страшно?
— Страшно… Но я буду искать, а, когда найду, стану ждать.
— Ждать? Чего?
— Рано или поздно по какой-нибудь надобности ты пришлешь в город людей, и они скажут мне: «Мосох нашел землю, которую обещал ангел». А я скажу: «А я нашел книгу Еноха, и она духовно обогатит наше племя».
Мосох снова усмехнулся.
— Даже если ты найдешь книгу Еноха, тебе придется очень долго ждать наших людей. Может быть, для ожидания не хватит твоей жизни.
— Я подожду, я привык ждать.
Люди Мосоха уходили из Вавилона в густой тучи пыли. Когда стих говор людей, когда стихло ржание лошадей, когда стихло мычание и блеяние, когда стихли крики петухов, а пыль осела на дорогу, с которой еще видна была разрушенная Вавилонская башня, я заметил на обочине, рядом с обглоданными костями кинокефала, книжный свиток. Я хотел опуститься на землю и взять пергамент. Но вдруг рык раздался подо мной, и я увидел косматого разъяренного сатира. Твердо расставив сильные козлиные ноги, он угрожающе ссутулился и склонил большерогатую голову. Рядом мелькнула чья-то тень. Огромный леопард прыгнул на сатира с дерева. Острые когти кошки распороли рыжешерстную грудь выродка. А он, задев рогами бок кошки, изогнулся немысленным образом и ногой ударил леопарда в голову. Было слышно, как хрустнула под копытом лобная кость. Кошка грохнулась оземь. Сатир неуклюже подбежал к ней и с яростным рыком разорвал ее от пасти до хвоста. И устало опустился на землю. Ясеневые скалки с пергаментом лежали у копыт чудовища. Сатир долго устало смотрел вдаль, на развалины вавилонской башни, в которой был порожден он и подобные ему. Кровь еще не перестала сочиться из груди сатира. Он обратил внимание на пергамент под копытами — нагнулся, поднял его и, без усилия оторвав кусок, стал протирать окровавленные рога и руки. Я опустился и толкнул его в бок. Сатир рванулся от невидимого и замер в боевой стойке. Его рыжая шерсть встала дыбом. Пугая рыком, выродок развернулся и неуклюже, но скоро пошел прочь.
1
Имя его Йот. Мы учились в одном классе. Его отец преподавал историю объединенного человечества. На шее учитель носил чечевицевидный жемчуг. Его сакрального смысла мы, конечно, не понимали. Йот и в детстве был гладко-лысым, будто в запретное время прочитал заветную сказку. После урока физкультуры Йот становился малиновым. Переодевался он, стоя на сиденье парты. И девчонки, и мальчишки посмеивались над нижним бельем Йота, а он не замечал никого, будто в классе был один. Только к середине следующего урока яйцевидная лысина Йота превращалась из малиновой в белую. Как правило, сыновья и дочери преподавателей учатся хорошо, а Йот, прямо скажем, не блистал. Впрочем, как и многие из нас. Но историю объединенного человечества он знал на отлично. Нам, его сверстникам, иногда казалось, что он знает историю лучше своего отца. Однажды Йот заспорил с ним на уроке. Вытягивая кого-то из нас на тройку, учитель задал нерадивцу вопрос:
— Кто убил Каина?
— Каина никто не убивал — Каин убил себя сам! — прошептал наш бедный, мнущийся у доски товарищ.
— Правильно? — обратился учитель к классу, глянув на нас поверх очков.
— Правильно! Правильно! — невольно оживляясь, закричали наперебой мы, поддерживая товарища, а учитель уже выводил тройку на восковой дощечке. И тут раздался сухой голос Йота, убийственно спокойный на фоне нашего оживления:
— Неправильно. — И отец Йота смутился.
— Каина убил Ламех!
— Да? — удивился отец-учитель. — Насколько мне известно, Ламех ко времени смерти Каина был слеп.
— Ламех охотился руками своего сына Тувалкаина, а дичь видел каким-то внутренним зрением, видел лучше, чем телесными очами, а раз так, то именно Ламех велел Тувалкаину стрелять в Каина. А тот, у кого в руках был арбалет, мог, кстати, и не знать, в кого стреляет. Могла быть ночь.
Хотя отец-учитель проиграл спор, он был горд за сына, и мы были рады за Йота. Он был нашим сверстником, а, главное, прогремел звонок.
От Йота можно было узнать исторические подробности, о которых ни от какого учителя не услышишь. Однажды на перемене он сказал мальчишкам:
— После того, как Ламех убил Каина, его жены отказались с ним спать.
С нами учился парень, прозванный за свой чрезмерно высокий рост Змием Прямоходящим. Имя его — Суесловец.
— И что же, он не получил просимого? — спросил он.
— Тогда был жив Адам, — со знанием дела говорил Йот. — И Ламех повел своих жен к Адаму.
— И что же Адам? — Мы слушали, приоткрыв рты.
— Адам? — с усмешкой спросил Йот. И таким тоном, будто Адам был его товарищем. — Адам — мужчина и решил спор в пользу Ламеха… а иначе многих из нас здесь бы сейчас не было.
В пятом классе отец надел на Йота очки в стальной оправе. Тогда мы не знали и не могли знать, что форма очков Йота, как и жемчужный кулон его отца, означали принадлежность к могущественному клану Тувалкаина.
Как-то после уроков мы украшали школу к празднику урожая, и вечером Йот неожиданно предложил мне зайти к нему домой.
— Мне бы хотелось показать тебе свои рисунки. — В его тоне чувствовалось, что он подготовил сюрприз. Мне, конечно, хотелось посмотреть рисунки Йота, о которых в классе ходили различного рода слухи, но я стеснялся идти в учительскую квартиру. К тому же Йот жил там, где переулок круто шел вверх, где начинались дома состоятельных жителей поселка. Эти два обстоятельства смущали меня.
— В этих рисунках есть история и про тебя, — загадочно сказал Йот и, подчеркивая значимость своих слов, приподнял брови.
— Про меня? — Я глянул на Йота недоверчиво и от смущения пожал плечами.
— Не веришь?
— Не верю, — сказал я, испытывая волнение и уже желая, чтобы слова Йота оказались правдой.
Смущенно и нерешительно переступил я порожек учительского дома.
Тетрадь с рисунками дожидалась Йота в потае из нескольких вложенных друг в друга коробов.
— Узнаешь? — спросил Йот, кивком показывая на первую картинку.
— Нет, — сознался я.
— Это же наш поселок, только в будущем!.. Вот наша школа, — пояснял Йот, показывая кончиком карандаша на здание причудливой формы. — А вот доменная печь, только здесь уже не чугун выплавляют, а собирают космические ковчеги. Вот видишь, на крыше, небольшой космопорт для летающих ковчегов. А это — моя улица…
Я узнал только железную дорогу, точнее, ее мощный изгиб, который нельзя было спрятать даже за сверкающими, обтекаемыми поверхностями поезда будущего. На этом изгибе, идущем от нашей школы до древнего д-образного каменного моста, поезда всегда снижали скорость.
— Вот сюда посмотри! — Йот ткнул в рисунок. Там, в самой глубине его, виднелся крохотный д-образный мостик, которым мы иногда пользовались, переходя железнодорожное полотно. — Его оставили как музейный экспонат, построенный еще на заре объединенного человечества. — Йоту нравилось словосочетание: объединенное человечество. Это он, должно быть, унаследовал от своего отца. И рисунки Йота были на ту же тему. По прихоти его фантазии я оказался командиром космического ковчега. Мы летели на далекую планету, чтобы помочь ее народам объединиться. Но для желанного объединения надо было свергнуть религиозных тиранов, которых на бедной планете насчитывалось невероятное количество. Йот детально потрудился над цветными географическими картами придуманной планеты. До нас туда уже отправился ковчег с земли, и они передали сигналы бедствия. В той экспедиции участвовала… — Мой лоб чуть вспотел, когда я услышал: — В этой экспедиции принимала участие Ноема. — Йот искоса глянул на меня, проверяя, как я отреагирую на упоминание о Ноеме, и, довольный, продолжил рассказ. — Поэтому ты и согласился возглавить экспедицию спасения, а я помочь тебе. — С этого момента я с жадностью следил за рассказом Йота. Конечно, мы спасли и Ноему, и экспедицию землян и ниспровергли всех религиозных тиранов и объединили всех жителей несчастной планеты, а на обратном пути… — Ноема летела с нами в одном ковчеге, — загадочно продолжал Йот. — Ковчег едва вмещал всех землян, приходилось потесниться, поэтому вы с Ноемой жили в одной каюте. — На этих словах Йот остановился и торжественно подмигнул мне. И перевернул страницу. Картинка была с секретом. Она пряталась за бумажной заслонкой со шнурком и восковой печатью. Йот считал, что полезно меня подержать в напряжении и печать снимал медленно-медленно, медленно-медленно развязывал шнурок. Йот снял бумажную шторку.