Страница 42 из 94
— Что-нибудь случилось?
Бай Тишо вроде не слышит вопроса.
— Нужно порядок во дворе навести. Нет в Югне, выходит, такого плохого хозяина, как я. Как ты терпишь?
— Оставь это… Лучше ответь мне.
Но он, занятый своими переживаниями, вдруг напоминает ей о деде Методии из Моравки: живет старец среди природы, ходит с непокрытой головой в любую погоду, даже под дождем, чтобы ощутить силу неба, выращивает фрукты да овощи, а зимой подкармливает оленей. О такой жизни помечтать можно. Хочется, чтобы закат жизни происходил в горах, на высоте, под большим небом. Вот только найдешь ли именно такое место, где небо высокое, просторное и речка либо ручеек журчит. Не мог он представить свой горный домик без ручейка, пусть даже тоненького, как струйка ракии.
— Тишо, — напоминает жена, — я ведь тебя спрашиваю…
— В конце концов, — говорит он, — и пора мне. Э, подумаешь! Ведь ты сама говорила, что мне пора? Одним словом, — закончил решительно, — выходим на пенсию.
— За этим тебя и вызывали?
— Нет, вызывали меня предупредить, что имеют намерение Сивриева председателем сделать.
— И ты? Отдал его?
— Как же я его отдам? А Югне? Или хочешь, чтобы я Югне без человека оставил? Ведь мы с тобой говорили об уходе моем на пенсию, так не все ли равно, годом раньше, годом позже… Важно не упустить кадрового человека.
— Тебе лучше знать. Только раньше ты мне о другом говорил — о Нено шла речь.
— Верно, я его, еще когда он мальчишкой… Так вот, сказал мне Давидков, что Нено на днях приходил к нему — похвалил план Главного, но о нем самом как о руководителе… Кто знает, может, он и прав, не слишком-то Сивриев умеет работать с людьми. А Нено стал чересчур спокойным в последнее время, говорит, боится напряжения, большого количества работы боится. Помнишь, он в молодости как болел. Так и не поняли врачи, что у него за болезнь, но с тех пор устанет он или климат сменит, ему плохо делается: губы белеют, на лбу холодный пот, странный — как зерна, я такого не видывал… Видно, внутри у него что-то не так, работает какая-то зловредная программа… Ну, он и избегает перенапряжения. Отсюда у него, верно, и привычка: обходить беспокойства стороной. А для председателя хозяйства это самое большое зло. Сивриев тоже не без недостатков, конечно, но он отдаст работе все силы. Яростно работает. И глаз у него далеко-о-о видит.
— Значит, его назначат?
— Его. Мне предложили общинский комитет… Как в воду глядели — все обдумали заранее.
— А что с Нено?
— Хотели дать какую-то работенку в окружном комитете.
— Он-то согласится?
— Никто его не станет спрашивать, согласен он или не согласен.
— А ты — из огня да в полымя? Ведь пришла пора отдохнуть по-настоящему! Устаешь.
— Не принял я общинский комитет… Уйдет Нено из Югне — пиши пропало. Оголите вы, говорю я им, сельские кадры… Сегодня во дворе — это я репетировал. У пенсионеров нет других забот, кроме своих дворов да чужих неприятностей.
— И правда, старики что дети малые… Ну кто ж тебе мешает опять быть среди людей? Ты дома не усидишь, знаю я тебя. А за двором успеешь присмотреть… — Славка, улыбаясь, гладит его волосы. — Будут у тебя часы свободные — выходной день, к примеру. Пенсионные часы…
Прошумел ветер и утих так же внезапно, как и начался. Приподнявшись на локти, бай Тишо вдруг замечает белых бабочек, которые кружат и кружат за окном.
Первый снег! Вот она, настоящая зима!
Снег повалил сильнее. На карнизе вырос небольшой, едва заметный холмик.
Бай Тишо вылез медленно из постели, подошел к окну. Мельтешение снежинок в воздухе кажется беспорядочным, но как чисто, как гладко застилают они землю, скрывая ее настороженное, корявое лицо! Половинка луны заглянула в просвет между облаками, обнаружила снегопад и снова скрылась.
За спиной слышны легкие шаги жены, и бай Тишо ощущает тяжесть халата, который она молча накинула ему на плечи.
А снег за окном все летит, и растет холмик на карнизе. Жизнь человеческая входит в зимнее время.
Времена года приходят и уходят, сменяя друг друга. И люди то замечают перемену, то нет. Но завтра, проснувшись раным-рано от слепящей снежной белизны, они непременно узнают, что и к бай Тишо постучалась зима, хоть, конечно, не может она прийти в одну ночь. Но вполне возможно, что новость станет известна не утром, а через неделю, через месяц… Вопрос еще будут рассматривать, обсуждать на разных «уровнях». Последнее слово — за делегатским собранием (его еще называют «собранием трехсот трех»), где бай Тишо должен будет спеть свою лебединую песню.
Отличная песня, ничего не скажешь! Впервые в жизни ему потребуется солгать. И кому? Тому, кто был ему всю жизнь самыми близкими людьми, кто верил ему безоглядно на слово…
Собрание поведет Нено. Во время отчетного доклада в зале будет тихо. Лишь когда приступят к выборам председателя, люди забеспокоятся:
— Как это так — без бай Тишо?
— У нас есть председатель, зачем нам новый?
— Бай Тишо! Бай Тишо! Его выбираем!
Председатель окружного комитета Давидков попытается разъяснить, какой прекрасный Сивриев специалист и руководитель, но Мирон-овчар перебьет его:
— Коли он так хорош, почему ж не посадите его на более высокий пост? И вообще, пусть он самый что ни на есть золотой, да все равно не такой, как бай Тишо. Посмотрите-ка на них обоих! — закричит Мирон из глубины зала. — Бай Тишо — и рядом с ним агроном! Здесь товарищ из округа предлагал Сивриева, так вот, запишите, что я против!
Из третьего ряда выскочит к трибуне Софроний.
— Главный не считается с порядками в хозяйстве, не прислушивается к своим помощникам — агрономам, бригадирам, звеньевым. Грубый он с людьми. Мало ли — специалист хороший. Руководитель должен быть такой, чтоб его уважали. А к Сивриеву нет уважения среди крестьян. Так я говорю, товарищи виноградари?
Нено, председатель собрания, будет кивать, ободряюще глядя в зал и широко улыбаясь.
Филипп попросит дать слово огородникам, но никто его не услышит из-за шума в зале. Громче всех станет кричать, требуя слова, тетка Велика, наконец и она получит разрешение выступить.
— Слушала я внимательно — Мирона и Софрония. И скажу вам: слушала — и было мне стыдно! Столько лет живем при социализме, а все еще не перевелись люди, которые могут душой покривить. Задевает Мирона и ему подобных людей справедливость Главного! Вот они и мстят ему у всех на глазах. А мы слушаем да помалкиваем. Безобразие! Стыдно должно быть Югне! Если уж взялись выносить сор из избы, так и мне есть что сказать главному агроному. Но если скажу об этом, не забуду и еще кой-чего. В Югне не было до сих пор человека такого, как Сивриев. И с полным правом окружной комитет предлагает его нам в председатели. Он достоин сменить бай Тишо, хотя между ними разница — как от земли до неба. Поэтому я буду всем сердцем голосовать за нового председателя, назло Мирону, который тут зря каркает!
Потом выступит крестьянин из Яворнишкова.
— Велика права, — скажет он. — Главный — справедливый мужик, знающий. И надо, чтобы и в будущем был он у нас агрономом всего хозяйства. С ним как-то надежно… Но ежели речь о председателе, то у нас он один — бай Тишо.
И зал снова прокричит:
— Бай Тишо! Бай Тишо!
Тогда председатель очень тихо попросит Давидкова сообщить собранию первое решение бюро окружного комитета. Давидков, тоже шепотом, спросит:
— Да ты ведь отказался?!
— Оставь это сейчас, пускай люди утихомирятся. Изберут нового председателя, а дальше — все будет легче.
И Давидков выйдет на трибуну.
— Мы предлагаем бай Тишо возглавить общинский комитет в Югне, чтобы укрепить районную партийную организацию, — сообщит он.
— А-а-а, так вот в чем дело-то!
— И верно, у нас будет свой человек наверху.
— Все сверху увидит!
— Так-то можно… А что касается Сивриева, он справится. Крепкая рука, холодный разум.
Неожиданный поворот собрания. Нено выпустит карандаш, которым постукивал по столу, губы у него побледнеют. Когда они наконец останутся втроем, бай Тишо признается, что не пойдет в общинский комитет: ему отдых нужен, а не новая работа. Нено даже и тогда не покинет мрачное настроение. Целый вечер потом — и в канцелярии, и в ресторане, где они будут «обмывать» председательство Главного, — он не выдаст себя ни словом. Бай Тишо его молчание покажется обычной усталостью. И никогда не узнал бы он о Голгофе, на которой распинал партсекретарь свою душу, если бы бай Тишо не пришел рано утром к нему домой.