Страница 35 из 66
Размышления вождя прервал Бухарин. Человек довольно интеллигентный и образованный в отличие от вождя и всей его камарильи, начал высказывать опасения, что ВЧК стала совершенно самостоятельной организацией и, похоже, это государство в государстве. Есть случаи самосуда и в партийной среде, когда чекист может обнажить револьвер и выпустить обойму патронов и в партийного работника. Хорошо ли это?
— Товарищ Бухарин. Сейчас сюда войдут очень близкие мне люди, и мы вчетвером обсудим эту ситуацию.
Ленин нажал на кнопку вызова. Вошли Кацнельсон, Дзержинский и Сталин.
— Товарищ Бухарин вносит интересное предложение, послушайте, товарищи.
Бухарин изложил свою мысль, Сталин все время улыбался, а потом сказал:
— Моя думайт государство в государстве надо оставить без измэнэний, но подчинит этот государство на вожд партии Лэнын. Вожд партия должэн имэт опора, а ВиЧиКа хороший опора на вожд.
— Верно, товарищ Коба. В самую точку попал. Я посылаю тебя в Царицын в качестве представителя ставки. Если все у тебя выйдет, как я предполагаю, то в будущем этот город будет носить твое имя.
— Тавариш Лэнын, нэ раздавай все города, оставь с десяток, которым я дам твое имя.
— Ну, Коба, десять — это много. Мне бы Питер переименовать, очистить от всякой сволочи и установить там с десяток памятников. Нет, не мне лично, я человек скромный, а Октябрьской революции.
— Ми будэм дэлайт.
Было несколько общений Ильича с приземистым грузином, и он ему все больше и больше нравился. В то же время на него находил страх. А если этот неуч замахнется на его кресло? Надо быть бдительным.
— Ну вот, товарищ Бухарин, я поддерживаю Кобу. Пока на сегодняшний день, не будем трогать товарища Дзержинского и его команду.
Кацнельсон все время массировал очки и, похоже, не склонялся ни в одну, ни в другую сторону. Ленин и Коба сверлили его глазами, пытались проникнуть глубже в его мысли, но ничего не добились: Кацнельсон был представителем умной нации. А жестокость сидела в нем глубоко внутри.
— Все свободны, товарищи. Сейчас мне принесут почту. Обычно с этой почтой я сижу до двенадцати ночи. Инесса, простите, Надежда Константиновна ругается. Я уж сотню выговоров от нее получил.
— Твой Инесс кароший дэвочка, куда он дэвалса? — произнес Коба, улыбаясь в усы. — Мой дэвочка тоже есть кароший дэвочка.
— Аллилуева, что ли? — спросил Бухарин.
— Твоя откуда знат? — Коба посмотрел на него недобрыми глазами и не отрывал взгляда до тех пор, пока тот не опустил глаза.
В адрес вождя пришло письмо от несчастных узников концентрационного лагеря. Это письмо найдено в партийных архивах и приводится без изменений. Волосы на голове встают дыбом, когда его читаешь.
«Прошение» от переселенцев Северо-Двинского округа Котласского района лагеря Макарихи.
За какую про вину нас здесь мучают и издеваются над нами? За то, что мы хлеба помногу засевали и государству пользу приносили, а теперь негодны стали. Если мы негодны, то, пожалуйста, просим вас выслать нас за границу, чем здесь нам грозят голодом, и каждый день револьвер к груди приставляют и расстрелять грозят. Одну женщину закололи штыком и двух мужчин расстреляли, а тысячу шестьсот в землю зарыли за какие-нибудь полтора месяца.
Массы просят вас выслать комиссию посмотреть на нас и наше местожительство, в чем мы живем? Хороший хозяин свой скот лучше помещает, а у нас снизу вода, сверху песок сыплется в глаза, мы все никогда не раздеваемся и не разуваемся, хлеба не хватает, дают триста грамм, кипятку нет совсем, так что если еще один месяц, то совсем мало останется.
Неужели оттого, что мы хлеба помногу сеяли, Россия страдала? Мы думаем, нет, наоборот. Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток от нас и поступки с нами не гражданские, а чисто идиотские…
Вы сами подумайте, что это такое? Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели.
Просим Центральный Исполнительный Комитет чтобы вы проверили, в каком состоянии находимся: бараки наши ломаются, живем в большой опасности, бараки все обвалены дерьмом, народ мрет, оттаскиваем по тридцать гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани, ни чистоты, а только дают 300 грамм хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу человек начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей.
Наш адрес: город Котлас Северо-Двинского округа, лагеря переселенцев».
27
Ввиду малограмотности членов Политбюро, Ленин принял решение пройти начальный курс по арифметике, русскому языку, географии и обществоведении. Сталин плохо владел арифметикой, все время считал на пальцах, а когда доходил до сотни, хватал трубку, набивал ее табаком и отставлял в качестве наказания самого себя за то, что дальше сотни у него не шло. А что касалось русского языка, он поднимал обе руки кверху и просил:
— Ставьтэ минэ двойка. Я русский понимайт, но говорит — никак нэ выходыт.
— Язык тебе надо заменить, Коба, тогда все будет хорошо, — обычно говорил Бронштейн, глядя в глаза своему сопернику в борьбе за власть и награждая его неприятным унизительным взглядом. — Давай, если Политбюро согласится, отрежем тебе и взамен пришьем свиной язык, будешь хрюкать, пока не научишься говорить. Ну как?
— Иды на пи…да, обезьян с хвостом. Моя разберется сам, — медленно, но убедительно отбояривался Коба.
— Друзья, вы не очень. У меня тоже проблема с языком. Я вот не выговариваю букву «р», но это мне не мешает быть вождем мио…овой…еволюции. Боюсь, что и другие буквы начнут выпадать из моего речевого аппарата. Ты, Коба, не переживай. Това…ищ Т…оцкий ищет п…облему там, где ее нет. Давайте лучше проведем первый урок!
Ленин был в этот раз приветливый со всеми, исключая Апфельбаума (Зиновьева), на которого поглядывал косо, словно хотел его укусить за мочку уха.
— Итак, если я возьму три нуля, сколько это будет…., товарищ Коба?
— Будет три.
— Гершон, сколько?
— Так и будет ноль, поскольку ноль без палочки и есть ноль.
— Гершон, ты молодец. А если поставить палочку?
— Если поставить палочку впереди, бут тысяча, — бодро ответил Зиновьев и задрал голову, словно покорил женщину.
— Товарищ Коба, сколько членом в числится в Московской партийной организации?
— Много члэн, очэн много, в бочка нэ помэстится. Палавина надо отдат Дзержинский, пуст даст пуля в затылок. Мне с ними никак не разабратца. Зачем так много члэн на партия, понымайш? Волод, пусти в расход половина члэн партия.
— Коба, у тебя что, грузинское вино кончилось? Иди выпей дружок, а то ты ерунду мелешь. Если мы расстреляем всех членов партии, кем же мы будем руководить?
— Народный масса. Народный масса очэн мобилэн, очэн подвижэн. Народный масса сказат, народный масса дэлат.
— Где Бронштейн? подать Бронштейна! А, Троцкий! Товарищ Троцкий, сколько у тебя дивизий на сегодняшний день?
— Двадцать, Владимир Ильич.
— Вчера ты докладывал — 200.
— А может двести. Я путаюсь в этих цифрах.
— Товарищ Дзержинский, скольких врагов ты сегодня расстрелял?
— То ли семь, то ли семьдесят. У меня с математикой туго.
— Вот что, товарищи! всем нам надо пройти начальный курс математики, точнее арифметики, это архи важно, иначе революция погибнет. Я тоже буду учиться вместе с вами. У меня тут четыре ящика с монетами царской чеканки, а сколько это на самом деле, я не знаю. Все мы знаем, что нас окружают враги, что надо их отстреливать, всю Россию, всех дураков надо перестрелять и строить коммунизм, а больше мы ничего не знаем. Я обяжу Надю, мою супругу, организовать курсы для членов Политбюро. А, вот она, легкая на помине. Надежда Константиновна, тебе выпадает большая честь организовать курсы начальной грамоты для членов Политбюро. У тебя лучше получится, чем у меня. Товарщи посвятили свою жизнь за дело рабочего класса, за счастье всего человечества и потому не могли окончить даже начальной школы, кажется, кроме Гершона Зиновьева, да Бронштейна, а это никуда не годится.