Пляски на черепах

Миша от страха уронил голову на стол и забормотал: Тора, Тора, Тора.

— Э, батенька, Тора будет, когда революция победит во всем мире, тогда и возьмемся за Тору, а пока… надо заканчивать с немцами. Напиши им, что тебя нет больше в живых, так и напиши: Ленин прикончил. Это архи важно.

Тухачевский тут же схватил карандаш и листок бумаги.

— Э, нет, брат! все, что исходит из моего кабинета, это исходит из России. Ты у себя там, где-то в углу сарая, — у тебя есть сарай?

— Будет, будет! сегодня же я национализирую.

— Вот там, в углу и накарябай, и пошли телеграфом, так, мол, и так…Мне тут, перед твоим приходом звонил губернатор Тамбовской области Штуцер, жаловался на кулацкую психологию жителей области, а потом губ ЧК Винкерсраль все рассказал. Ты действительно привязывал к лошади этого, как его Шприцбаумена, и заставлял бежать целых шесть километров?

— Так точно. Он сидит в приемной. Можно его позвать.

— Батенька, он мне не нужен. Давай составим план борьбы с контрреволюционерами, с кулаками. Нам нужен хлеб. Икры у нас достаточно, хлеб нам нужен, черт подери. Сколько тебе пушек, сколько лошадей, сколько сабель, патронов и еще черт знает, чего.

— Всего понемногу. Но я намереваюсь употребить газы, кулаков надо травить газами, Владимир Ильич. Позвольте применить этот гуманный вид борьбы с неверными!

— С кулаками. Вполне согласен. Кулаков все равно придется уничтожать. Они землю не отдадут, хлеб начнут поджигать, закапывать, жрать по две порции трижды в день и еще попытаются империалистам продать. Применяй эти газы, но так, чтоб наши чекисты не пострадали. Они, кажется эффективны в борьбе с врагом. А крестьяне, Тамбовские крестьяне — наш враги. Эй, Бронштейн! Подать сюда Бронштейна — Троцкого!

Троцкий тут же явился, не запылился.

— Лейба, знакомься, это Тухачевский наш человек, польский еврей. С завтрашнего дня он маршал, как и ты. Партия направляет маршала Тухачевского на борьбу с кулачеством как классом в Тамбовскую губернию. Выдели ему все, что он потребует. Где Джугашвили?

— В Царицине ведет войну с кулаками. Он выслал в казахские степи свыше миллиона кулаков вместе с семьями.

— Ну вот, молодец. В Тамбове надо сделать то же самое. Но не казахские степи, а в Сибирь, пусть там проветрятся.

— Владимир Ильич, только что говорил с губ ЧК Винкельсралем. Там появился некий бандит Антонов. Вокруг него формируются отряды самообороны. Люди идут с вилами, топорами, обрезами, а сам Антонов получил от какого-то царского генерала целый арсенал вооружения. Сам Антонов неуловим, непобедим. О нем уже ходят легенды не только в Тамбовской области, но и в других местах.

— Архи плохо, товарищи, надо вооружаться, надо травить их газами, надо доказать, что революция — это не в кошки-мышки играть, это серьезно. Это в интересах народа. Мы еще с Германией не рассчитались. Десять миллионов пудов зерна немцы с нас требуют?

— Это не я, это не я, надо созвать Политбюро и там выяснить коллективно. Я… моя задача… очистить землю России от этих бесхвостых обезьян, называемых почему-то людьми и заселить эту землю евреями.

— Не торопись, Лейба, — сказал Ленин. — Сначала покончим с кулаками, потом возьмемся за священников, потом за середняков, потом за интеллигенцию. Не все же сразу, верно, Миша Тухачевский? Все, будьте здоровы! Мне все тут подсовывают каких-то ходоков, это так для пиара, для рекламы, что, дескать, советская власть близка к народу, к простому человеку. На самом деле эти ходоки прохвосты. Это же надо, пройти тысячу километров пешком, чтобы побывать в кабинете вождя мировой революции, чтоб завтра все газеты о них написали, чтоб они потом по школам, по больницам басенки рассказывали, как их великий Ленин принимал. А вот они уже рвутся в лаптях и онучах. Эй вы, шапки долой!

Троцкий встал, вытер ноги о ковер, только вчера национализированный у одного московского капиталиста после того, как ему пустили пулю в затылок, и направился к выходу, задев одного ходока, да так, что тот упал, и вышел на улицу. Тут он открыл портсигар достал сигарету и угостил Тухачевского, не удостоив его взглядом.

— Куда теперь, маршал Лейба?

— К проституткам, куда еще? Я приглашаю. Ты как, троих обработаешь? А хочешь мужика, мальчика? — спрашивал Троцкий так, будто речь шла о чашке кофе.

— Мальчиков не пробовал. Побоялся, а такая ситуация была. Но, Лейба, мне надо решить вопрос о вооружении армии. В Польше я проиграл, а тут должен выиграть.

— Да ты там уложил тридцать тысяч русских. Если бы это были евреи, я бы тебя сожрал с потрохами и сам Ильич бы тебя не простил. Мы с ним на эту тему долго беседовали. Речь шла о тебе, бедолаге. Так позорно отдать тридцать тысяч русских баранов полякам, это непростительно.

— Я должен реабилитироваться. Я начну их травить газами. Загоню в лес, окружу и запущу газы. Пусть дохнут.

10

По предложению Ленина уполномоченным ВЦИК по Тамбовской губернии был назначен Антонов-Овсеенко, щирый украинец — белая бесхвостая обезьяна, претендующая на высокие должности посредством усердного несения службы на благо коммунизма и социализма. Он отвечал за продразверстку в Тамбовской губернии. Ленин вскоре освободил Штуцера от этой должности, полагая, что ретивый младший брат русских дураков лучше справится со своими обязанностями и назначил его председателем Тамбовского губисполкома. Получился хороший тандем — хохол плюс польский еврей Тухачевский.

Младший брат знал себе цену и был уверен, что его персона это находка не только для Ленина, но и всей России, которая задохнётся от голода, ели он не приложит руку к продразвёрстке, которая несомненно повлияет на хо мировой революции. А мировая революция никак не может начаться. Тот же Тухачевский, польский еврей, попытался приобщить Польшу, но поляки в знак благодарности хорошо дали по зубам.

— Я всех изнистожу, нехай воны горят у огне при заколоченных дверях и окнах.

В деревне Осиновки Курдюковской волости крестьяне напрочь отказались сдавать хлеб, картофель и другие продукты красным комиссарам, именующими себя представителями народной власти. Урожай этим летом выдался неважный по многим причинам, в том числе и чисто психологическим: в стране и в сельской местности запахло кровью. Народный герой Антонов, хоть и был защитой и опорой любого крестьянина, но все же, чувствовалось, что московские кацнельсоны, бронштейны и банки, готовят что-то страшное, необычное против собственного народа. К тому же поползли слухи, что остатки наголову разбитой армии в Польше, которой командовал Тухачевский, стягиваются теперь к Тамбову. Они везут с собой остатки вооружения, пусть не самого лучшего, но против народа, против сельчан, хлеборобов, вооруженных вилами и лопатами, и этого более чем достаточно.

Пятерка организаторов во главе с Королевым (Петров, Неверов, Сельцов, Андреев) на сходке хлеборобов постановила: стоять до конца.

— Излишки пшеницы, картофеля и мяса закопать в лесу. Ни грамма коммунистическим бандитам не давать. Таково указание нашего героя Александра Антонова. Кто «за»?

Все подняли руки.

— Я надеюсь, у нас предателей не будет, так? — спросил Королев.

— А как мне быть, ежели мой муж Сашка в отряде Антонова. Я и не потащу мешок с картошкой. И лопатой я плохо орудую.

— Поможем. Всем миром. Я сам одну яму вырою для тебя, а у Сельцова лошадь имеется, — отвезет. Коммуняки начнут спрашивать, агитировать — молчать или отнекиваться. Дескать, не слышала, не видела, не могу знать.

Погода была хорошая, теплая, яркое солнце закрывала пелена светлых туч, рас стелившихся в виде огромного холста далеко в небесах. Хлеборобы собрались, чтобы решить и многие другие вопросы, но едва Королев закончил свою мысль, послышался звон колокольчиков, а через какое-то время и топот копыт лошадей. Старушки испугались и бросились врассыпную, но Королев приказал вернуться на место.