Распишитесь и получите

— Сумки с продуктами на сидения ставить нельзя! — сам знаю, что нельзя ставить, нечего учить! Ох, уж эта вечная и пустая немецкая затея! Если грабит «родной и любимый» председатель, а в ответ нет укорота ворам — стало быть, с грабежом согласен, устраивает. Если «родной, любимый отец и вождь» убивал миллионы, а в ответ убиваемые орали «за родину, за сталина» и сладкими песнями признавались в любви — стало быть нравилось. И нечего вмешиваться в личную жизнь с попытками что-то изменить!

— Воспоминания обиды «суки, ограбили» приятнее и дороже грабежа, потому и не изводите под корень родных грабителей. Быть ограбленным сродни удовольствию, а представится случай — припомнить грабителю прошлое лихоимство и воздать полной мерой. Это так приятно! Вам жизнь без «преступлений и наказаний» не в жизнь!

— Пожалуй. Но призываю оставаться гуманным ко всем. Пришли грабительские времена — ухожу в рассуждения: «коли грабят — стало быть нужда в грабеже появилась, без грабежа не обойтись. И грабителей несуди строго, не догола раздевают, не всё отбирают, что-то и оставляют».

— Приглядись внимательно и опроси жителей планеты Земля: «где до предела крепко любят фокусы?» — впереди планеты всей окажетесь вы, «дорогие россияне».

— Почему?

— Это уж вам знать почему. Чем объяснить процветание строителей финансовых пирамид, председателей фондов и цыган? Эта публика быстро и успешно размножается где позволяет среда, то есть, дураков много… Знаешь, на чём исследователи разводят микробов?

— Знаю: берут круглую стеклянную посудину, «чашкой Петри» зовётся, наполовину наполняют агар-агаром на воде, есть такая водоросль, на питательную среду сеют исследуемую заразу и в термостат, в тепло, где высев размножается. Исследуют колонию, по-научному диаспору и определяют степень угрозы окружающей среде от расплодившихся товарищей.

— Всякую диаспору слкдует заключать в большие «чашки Петри» и смотреть, на что способен расплод. Забавные учёные: что микробы, что люди им без разницы, одинаково «диаспора».

— Вот! Без питательного агар-агара и тепла зараза плодиться не будет, а основная масса русских и есть питательный «агар-агар». Нет вам иного назначения, и впредь не будет. Ты обязан оставаться добрым, умиляться до слёз и душевного трепета от любви к председателю «Фонда Понимания и Умыкания», забыть и простить врагов своих, но без выяснения «кто враг, а кто — нет». Дали сверху команду «гав» — гавкай не чаще и не реже других, не сторонись «здаровава савецкого каликтива».

— Бесполезно меня учить, не буду другим, гены не позволяют. Пустое занятие, сорт иной. Зачем мне марки, на какие нужды, что в них? Унукам председателей монеты нужнее, унуки должны получить европейское образование, а долг состарившихся «рабов с востока», когда-то с юношеским задором строивших чужой Рейх — ныне, без единой ноты недовольства, оказать материальную помощь в святом деле подготовки будущей интеллигенции страны! Только так бывшие пособники прошлым врагам могут искупить тяжкую вину перед родиной! А кто всегда главный на родине?

— Пред-седа-тели, «впереди сидящие», первые, то есть.

— Верный ответ. Набирай:

«О, если бы как в сказке появилось много денежных знаков и любящее старческое сердце моё помогло образовать унучка»! — сказки в стольном граде давным-давно вымерли, прекратились чудеса, никто и никому не рассказывает сказок, явью довольствуются…

— … а явь грубее сказок и не имеет привычку меняться. Вопрос: обучившиеся в заморских странах унуки проявят интерес к суммам, затраченных на святое дело получение закордонного образа? Найдётся, хотя бы единый, в отечестве и просветит унуков на тему чего, у кого и сколько взято, и если «да» — как образованные унуки примут тычок в рыла?

— Проглотят. Чья кровушка?

Прошли времена биографий, как примитивных «родился-крестился» — так и подробных. Не проявляют интерес к дедушкам, никто не пишет «мой дедушка по отцу трудился на посту председателя колхоза «им. Путь к разрухе». Не будет вопросов «кто обрушил средства на закордонное обучение» — и, выяснив, никто не покраснеют до корня волос за деяния предка.

— Но памятник из чёрного полированного камня с ликом полного профиля дедушки вора на «пристыженном» кладбище стольного града поставят. И лирическая, до слёз, надпись золотом сделают: «спи спокойно дорогой и незабвенный кормилец-поилец наш, обрети покой от глупых вопросов прокурора!»

— Помянут отеческим изобретением «царствие ему небесное, добрый был старикан!»

— Бес, когда в отечестве блядство прекратится? При жизни почёт и после порция почётов не слабее прижизненных.

— Никогда, вы до глупости и без меры добрые, коли ворам и прохиндеям пуховую землю и царствие небесное задарма раздаёте.

— Если в видимом мире воровал — без воровства в царствии небесном вторично умереть можно, как без любимого занятия обойтись?

— Не смеешь так говорить о наследниках председателя Фонда, не забывай, кем был батюшка! И с чего высоко взлетевшим блядям руки на себя накладывать? Ай, жизнь плоха?

— Что отец во вражеских пособниках ходил и на минуту не забываю, устал от памяти, до того дошло, что у самого отростки вражеского прислужника, как бородавки, появляться стали. Крепкие такие, твёрдые… Пожалуй, если ветер перемен подует в мою сторону — не потрачу и секунду на раздумья:

— Помогать врагам, или сдохнуть, если враги лучше друзей? Коллаборационист презренная тварь, своим вредит, но отчего «свои» делаются хуже чужих — ответа нет.

— Есть ответ.

— Какой?

— Слышал о «породе»?

— Краем уха…

— Она ещё «порченой» зовётся…

— Верить?

— Твоё дело…

— «Боже, избавь от друзей, а от врагов сам избавлюсь»!

— Отстаёшь, старая редакция, новая звучит приятнее: «боже, избавь от друзей, а с врагами договорюсь».

Сил нет устоять против генов предка, они, подлые, до скончания дней будут толкать образованного унука на воровство, нет лекарства от краж, и никакими сорбонами с оксфордами не удержать от наживы любым способом.

— Рад?

— Чему?

— Нашему успокоительному «не один я горбат?» Если за кусок хлеба готов служить врагам слабыми талантами и способностями — дедов унук с оксфордом в кармане, или с каким иным пристыженным учебным заведением Европы отдаст себя за блага на пару порядков выше. Масштаб иной, тому и учился. Уровни разные — суть одна.

— Найдись во времена «расцвета социализма» пророк и поведай, что стыд за отцово служение врагам когда-то сойдёт на «нет» — не задумываясь подписался под вердиктом о смертном приговоре себе. Друг и компаньон: грех умыкания чужих денег страшнее коллаборационизма, сорт у грехов одинаков?

— Не вижу реакции на замечания текстового редактора о «унуках». Программа умаялась напоминать правильное написание любимого слова, но гнёшь своё! Объяснись?

— Пожалуйста: унук — обычный внук, но хотел услышать, как замёрзшими, непослушными губами произнесёшь наше отчее слово? Пробовал? Ах, прости, губы отсутствуют, нечему мёрзнуть, а имей речевой аппарат вроде моего — задубевшими на холоде мышцами рта только и смог бы вытянуть губы трубочкой на манер обезьяны и произнёсти «у». Литеры звучанием схожи, и в итоге особой разницы у внука и унука нет, унукам безразлично. Работает отеческое «хоть горшком называй — да в печь не ставь», замена литер суть унуков не меняет, это не «блядь» и «блуд».

— Не желаешь моими возможностями посчитаться с вором председателем, клич «Жажду крови» заорать не хочется?

— С удовольствием… хотя нет, не надо, беся! Дядя не о себе думал, мечтал унучкам райскую жизнь подарить.

Отец, вражеский прислужник и праведный председатель Фонда родственники, оба преступили черту во имя любви отпрысков. Время определяет размер (масштаб, объём) преступления, и отцов грех служения врагам военного времени в разы тяжелее председательского греха.

— Грузоподъёмность разная, естественно.

— Чадолюбие выступало и впредь будет выступать причиной падений в грехи большие, малые, тяжкие, а равно и средней грузоподъёмности.