Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 46



Как и ранее, иностранные авторы проводят прямые аналогии между советскими и царскими органами госбезопасности. Так, Ф. Найтли утверждает, что много сотрудников ЧК было набрано из бывших работников царской тайной полиции – охранки – просто из-за нехватки агентурных кадров. Чекисты, по его мнению, переняли также и методы охранки по борьбе с подрывными элементами, например[97].

Создание внешней разведки иностранные авторы связывают с потребностью большевиков противодействовать российским эмигрантским организациям. Так, Д. Ричелсон считает, что к 1920 г. Советы тревожили не немцы, а русские эмигрантские организации. Подобные организации, иногда прибегая к помощи правительств стран, давших им приют, стремились продолжить сражение с большевиками. Они обучали, экипировали и внедряли на советскую территорию отдельных индивидуумов и группы, сеявшие антисоветскую пропаганду и пытавшиеся поднять восстания и организовать стачки. В случае необходимости они прибегали к террористическим актам и саботажу, как и большевики.

По указанию Ленина Дзержинский подготовил предложение учредить специальные подразделения для осуществления актов террора против эмигрантов и рекомендовал создать боевые организации, которые будут внедряться в наиболее враждебные группы, дабы переманивать их агентов в Россию и истреблять их. Для проведения подобных операций Дзержинский учредил иностранный отдел (ИНО)[98].

В то же время начинают появляться работы западных историков, основанные на серьезном анализе значительного количества документальных источников, в которых предпринимаются попытки непредвзято рассмотреть проблемы создания и деятельности органов безопасности в единстве их кадрового обеспечения и правового регулирования, разведывательной и контрразведывательной работы, и конечно осуществления политического розыска, связанного с реализацией широкомасштабного государственного террора[99].

После распада СССР историки вновь образовавшихся на постсоветском пространстве суверенных государств начали писать «свою историю», в том числе обратились к истокам национальных спецслужб.

В монографии бывшего ректора Академии Службы безопасности Украины В.С. Сидака исследуются ключевые вопросы деятельности органов безопасности Украинской Народной Республики (УНР), Украинской державы гетмана П.П. Скоропадского, Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР) в 1917–1920 гг., а также борьба с советскими и белогвардейскими спецслужбами[100].

В ряде публицистических работ фрагментами отражены вопросы противоборства между органами безопасности ВСЮР и спецслужбами Н.И. Махно и гетмана П.П. Скоропадского[101].

Из зарубежных ученых (на момент выхода в свет статьи. – Авт.) непосредственно к белогвардейским спецслужбам обратился крымский историк В.В. Крестьянников. Он исследовал становление и совершенствование структуры деникинской и врангелевской контрразведок в Крыму, показал их формы и методы борьбы с большевистским подпольем[102].

В отечественной исторической науке первоначально сохранилась старая, прочно утвердившаяся в зарубежной историографии, тенденция рассматривать советские органы безопасности как независимый аппарат насилия и подавления инакомыслия. Авторы лишь фрагментарно касались вопросов роли и места спецслужбы в механизме государственной власти, а также некоторых направлений ее деятельности в качестве органа политического розыска. Более того, необходимый критический анализ источников нередко подменялся прямыми или косвенными заимствованиями положений из разработанных западной наукой концепций, апологетика чекистов сменилась их полной дегероизацией[103].

Важным шагом в активизации изучения истории советских спецслужб стала работа научных коллективов при подготовке материалов для комиссии политбюро ЦК КПСС по реабилитации лиц, репрессированных в 1930-е – начале 1950-х гг.[104]

Деятельность указанной комиссии стала толчком исследовательской работы по изучению особенностей реализации репрессивной политики Советского государства и роли в этом советских спецслужб. Получив более широкий доступ к архивным материалам, используя новые методологические подходы, российские историки подготовили целый ряд работ, в которых достаточно полно и объективно анализируются взаимосвязи между правящей коммунистической партией как организатором репрессивной политики и органами безопасности – исполнителями (а порой и инициаторами) акций по репрессированию граждан, депортации целых социальных и национальных групп населения и т. п.[105]

По мнению исследователя С.А. Павлюченкова: «Красный террор периода Гражданской войны – явление многогранное и не поддается однозначной характеристике. Террор использовался большевиками как орудие борьбы с контрреволюцией, как средство против коррупции и злоупотреблений в собственном аппарате, как метод выколачивания из крестьян продовольствия и денежных налогов, как метод комплектования Красной армии… Динамика революционного движения, не достигающая своей цели, всегда неотвратимо приводит к репрессиям и террору как к последнему средству, вне зависимости от того, какими бы благородными и гуманными лозунгами ни питалось это движение в самом своем начале… Но большевизм внес в террор новое содержание, вознес на качественно новую ступень. Главная особенность красного террора – это то, что он одновременно служил и орудием борьбы, и инструментом социального преобразования общества»[106].

Красный террор, по мнению исследователя А.И. Степанова, «трансформировался в строго централизованную, целенаправленную и весьма эффективную систему наблюдения, фильтрации, устрашения, подавления и уничтожения всех потенциальных, скрытых и явных противников большевистского режима»[107]. Имея, с точки зрения А.И. Степанова, всесословно-классовый характер, белый террор вместо консолидации Белого движения и устрашения его противников вел к обратному результату – озлоблению населения и разложению белых. А привлечение к нему военно-силовых структур, столь нужных на фронте, при наличии весьма слабых карательно-репрессивных органов, придавало ему неуправляемый характер[108].

Историк А.Л. Литвин пришел к выводу, что «в 1918 г. в России возник государственный террор в виде внесудебных расстрелов и концлагерей. В этом преуспели и красные, и белые. Тогда насилие стало массовым, а личность начала низводиться до уровня материала, необходимого для социального экспериментирования». Отмечая различную специфику происхождения красного и белого террора, он считает, что именно нравственно и тот и другой были одинаково жестоки и античеловечны[109].

В.Г. Бортневский отмечает: «Споры о красном и белом терроре часто напоминают бесконечный обмен ударами: яркими фактами зверств и истязаний, цифрами казненных в конкретном месте и в конкретное время и т. п. И этот “бой” может длиться бесконечно, поскольку “защитники” как красного, так и белого террора всегда в запасе будут иметь новые “аргументы”. Он справедливо указал на необходимость комплексного исследования идеологии, политики и практики террора, выявления роли и места карательного аппарата в политической системе лагеря революции и контрреволюции. «Красный и белый террор гражданской войны… Есть ли у нас нравственные основания говорить о правомерности первого или второго, или большей или меньшей мягкости, целесообразности и т. п.? Ведь речь идет о тяжелейшей трагедии народной!»[110]

97

Найтли Ф. Указ. соч. С. 81.

98

Ричелсон Д.Т. Указ. соч. С. 76, 77.

99

Harris J. Dual Subordination? The Political Police and the Party in the Urals Region. 1918–1953 // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril – décembre. P. 423–446; Hagenloh P.M. Chekist in Essence, Chekist in Spirit. Regular and Political Police in the 1930s // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril – décembre. P. 447–476 и др.

100



Сідак В. Національні спецслужби в період української революції 1917–1921 рр.: невідомі сторінки історії // EXLIBRIS. ORG.UA: уkраїнсьkа елеkтронна бібліотеkа: історія, публіцистика, художня література. 2005. URL: http://exlibris.org.ua/sidak (дата обращения: 29.10.2006).

101

Андриенко И. Секретные службы махновской армии // В мире спецслужб. 2004. № 1; Веденеев Д.B. Украинский фронт в войнах спецслужб: исторические очерки. K., 2008; Азаров В. Махновская контрразведка. URL: http://www.

102

Крестьянников В.В. Белая контрразведка в Крыму в Гражданскую войну // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. М., 2004. Т. 1.

103

Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992; Волкогонов Д. Троцкий. Политический портрет. В 2 кн. Кн. 2. М., 1992; Старков Б.А. Дела и люди сталинского времени. СПб., 1995; Жуков Ю.Н. Иной Сталин: Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг. М., 2003 и др.

104

Реабилитация. Политические процессы 30–50-х гг. М., 1991.

105

Рыбаков А.М. Проблемы насилия и террора в Гражданской войне: дис. … канд. ист. наук. М., 1993; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. Казань, 1995; Хлевнюк О.В. Политбюро: механизмы политической власти в 1930-е гг. М., 1996; Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Бугай Н.Ф. Социальная натурализация и этническая мобилизация (Опыт корейцев России). М., 1998; Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938 гг. М., 1998; Петров Г.Н. Диалектика соотношения «белого», «красного» террора и террора интервентов в годы гражданской войны в России (1917–1920 гг.). М., 1999; Голодин С.А. История политических репрессий на Дальнем Востоке России. 1920-е–1930-е.: дис. … канд. ист. наук. Благовещенск, 2000; Дзидзоев В.Д. Белый и красный террор на Северном Кавказе в 1917–1918 гг. Владикавказ, 2000; Иванова Г.М. ГУЛАГ в советской государственной системе (конец 1920-х – середина 1950-х гг.): дис. … д-ра ист. наук. М., 2002; Бугай Н.Ф. Корейцы в Союзе ССР – России: ХХ в.: История в документах. М., 2004; Лыкова Е.А., Проскурина Л.И. Деревня российского Дальнего Востока в 20–30-е гг. ХХ века: Коллективизация и ее последствия. Владивосток, 2004; Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960 гг.: дис. … д-ра ист. наук, М., 2005; Мильбах В.С. Политические репрессии командно-начальствующего состава РККА и РККФ на востоке страны в 1936–1939 гг.: дис. … д-ра ист. наук. Иркутск, 2005; Балмасов С.С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М., 2006; Алешкин П.Ф. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М., 2012 и др.

106

Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., 1997. С. 203.

107

Степанов А.И. Психогенетические и этнокультурные последствия массового террора 1917–1922 гг. // Революция и человек: социально-психологический аспект. М., 1996. С. 205.

108

Степанов А.И. Указ. соч. С. 204.

109

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. С. 8, 12.

110

Бортневский В.Г. Избранные труды. СПб., 1999. С. 283, 284.