Страница 6 из 36
- Чего уж тут нападать? - вздохнул дед. - Он тоже понимает - пуля опередит.
- В овес не ходил, так чем же питался? - задал вопрос Андрюшка.
Макар усмехнулся:
- Думаешь, без нашего овса медведю не прожить? Проживет и еще жиру на всю зиму накопит. В лесу питанья хватит. Корней наковыряет, ягод пособирает, а то изловит кого.
- А если медведица с медвежатами - она может напасть? - опять спросил Валерка.
- Хоть медведь, хоть медведиха первыми на человека не кинутся. Медведь - он человека уважает. Ежели раненый, тогда уж другой разговор, тогда кто хошь за свою жизнь биться будет.
Долго сидели ребята в этот вечер у деда Макара. Многое вспомнил старый охотник, а когда его спросили, почему перестал охотиться, ответил:
- Для настоящей охоты глаз надо вострый и руку крепкую, чтобы выстрел верный был, чтобы зверь и птица не мучились. И как я почуял, что руки ослабели и глаз притупился, так и кончил промышлять. На корзинки вот перешел. Тоже нужное дело... Десять годов уж ничьей кровинки ни капли не пролил!..
7
По-разному отнеслись Валерка и Андрюшка к тому, что дед Макар вызвался им помочь. Андрюшка был искренне рад: вмешательство бывалого охотника могло предотвратить новые ошибки; кроме того, он надеялся услышать от старика еще что-нибудь интересное о медведях.
Иначе рассуждал Валерка. То, что обращались к деду Макару за советом, как сделать лабаз, он считал мелочью. Иное дело, если старик пойдет на поле и все дальнейшие действия они будут совершать по его указке. Тогда, если даже удастся увидеть медведей, любой вправе упрекнуть: "Видели, ну и чего особого? С помощью охотника и дурак увидел бы! Вот если бы сами, одни..." А ведь переделать лабаз, перенести его на новое место невелика мудрость, могли бы обойтись и без старика.
Они вышли из деревни в одиннадцатом часу утра. Будь Валерка и Андрюшка вдвоем, на них никто не обратил бы внимания. Но они шагали рядом с корзинщиком, который не так уж часто показывался на улице, и это привлекало любопытные взгляды.
- Эй, Гвоздик-с-Могилой! Куда это вы?
Валерка, узнав по голосу своего давнего врага Борьку Сизова, бросил через плечо:
- На кудыкину гору!
- И валяйте! Хоть за кудыкину. Все равно узнаю!..
"А ведь узнает! - с тревогой подумал Валерка. - Пакости начнет устраивать, по всей деревне раззвонит да еще всяких обидных небылиц наприсочиняет".
А вслед несся скрипуче-ломаный голос Борьки:
Гвоздик-с-Могилкой
да дед-курилка
пошли на гумно
лопать г..! Ха-ха-ха!..
- Ну и парень у Федьки растет! - покачал головой Макар. - Таких балбесов ремнем учить! - Он помолчал, усмехнулся: - Хотя, правду сказать, сам Федька парнишкой тоже любил озоровать. Вот я вам случай расскажу. Годов двадцать пять с тех пор прошло, а как сейчас помню. Сидел я на лабазе за Крутихой, медведя караулил. А зверь хитрый попался! Подойдет к полю в сумерках, ляжет в кустах и ждет, пока совсем не стемнеет. А мне чего в темноте сидеть? Уйду с лабаза, а он - в овес. Нажрется, сколь в пузо влезет, и поутру - в лес, отлеживаться.
- Ловко приспособился! - восхитился Андрюшка.
- Еще бы не ловко! Меня досада берет, а мужики да бабы потешаются: долго ли, говорят, пасти будешь или весь овес надумал скормить? Обождите, говорю, вот луна будет... Перед полнолунием передышку сделал - три вечера не ходил, и вот срядился. Одно беспокойно: луна-то полная, да только небо в тучах, видно ли будет ночью-то? Сижу. Ветерок от леса - хорошо: зверь не причует. Жду. И вот в двенадцатом часу ночи, гляжу, выкатывается мишка из кустов. Худо видать, однако стрелять можно, а главное, ловко: медведь-то боком! Обождал, пока подальше в овес зашел, приладился и выстрелил. А порох дымный, ничегошеньки не видать! Сижу, слушаю. Не ревит, не трещит. Ветерком дым утянул, гляжу - медведь-то по полю ползет.
- Раненый? - выдохнул Андрюшка.
- Не раненный был бы, не остался бы на поле. На сажень подвинется и лежит. Я из другой стволины - хлесь! Ружье быстренько перезарядил, жду. Дымок отнесло - медведь еще дальше. Опять ружье к плечу, у самого руки дрожат - не могу глядеть, как зверина мучается! И мушки не видно, приложился, стрелил. Ну, после этого медведь перестал шевелиться. Слава богу, думаю, успокоил. Запалил цигарку, с лабаза слезать начал, глядь он опять ползет! Пришлось еще раз стрелить. Последние два патрона в ружье вложил - ползет!.. От такого переживания трясти меня начало, колотун бьет - зубы стучат! Чего делать-то?! С лабаза слезть да ближе подойти не увижу: овес-то высокий! А выскочит в теми раненный - задерет. Пождал, пождал - затих мишка. Новую цигарку скрутил, покурил, успокоился маленько, собрался на землю спускаться. Только зашабаркался на лабазе, медведь опять шевельнулся. Тут уж мне вовсе не по себе стало: чует меня зверь! Не стерпел, выстрелил. Остался в ружье последний патрон. Сроду такого чуда не бывало! Медведь в овсе лежит, я на лабазе сижу. Прошло с полчаса, кашлянул для проверки - зверь и дернулся! Живой, хоть плачь! Всё, думаю, шабаш, отохотился. Себя последними словами ругаю - столько мученья зверю причинил! Ему ведь тоже больно, медведю-то...
- Конечно, больно! - кивнул Валерка.
- Решил я до утра досидеть, - продолжал дед Макар. - Последнюю пулю берегу. Развидняется, думаю, чтобы хоть мушку видать было, тогда уж промаху не дам!.. Перед самым утром медведь опять зашевелился, к лесу пополз. Да быстро так, вот-вот в кусты утянется, видать, отлежался! Эх, думаю, была не была! И выстрелил последний патрон. Развеяло дым - на поле пусто.
- Уполз?! - изумился Андрюшка.
- Уполз. - Старик вздохнул. - Слез я с лабаза да бегом в деревню. Натолкал в карман патронов, собаку взял - и обратно. Прибегаю на поле, собаку науськиваю, а она уж старая была, не берет след, и всё тут! Ах ты, говорю, тварь безносая, чего же ты?! И сам след ищу. Овес крепко умят, однако кровь-то должна быть - чуть не всю ночь зверь на месте лежал. Только ни в поле, ни в кустах ни кровинки. Собаку изругал, все кусты облазил, голодный и не спавший до вечера по лесу шарил, штаны и фуфайку о сучья изорвал - нет медведя! Не трудов жалко - зверя. Пропадет - ни богу, ни черту. На другой день через бригадира всех оповестил, что за Крутихой раненый медведь, чтобы, значит, аккуратно ходили. Такой зверь много бед натворить может. Сам еще три дня искал да так и плюнул. Страсть жалко было того медведя...
Дед Макар умолк, задумался. Он медленно, но крупно шагал по проселку, ведущему на Стрелиху, смотрел куда-то в пространство и, казалось, совсем забыл про Валерку и Андрюшку, которые шли с ним рядом. А ребята, считая историю законченной, сочувственно смотрели на вдруг потускневшее лицо старика, и им тоже очень жаль было того медведя, который столько намучился и пропал без пользы.
- Охоту, однако, я не забросил, - снова заговорил Макар. - Осенью белочек промышлял, куничек. Да только не в радость была та охота. Ходил по лесу, будто перед всеми зверями за того медведя виноватый... Зима пришла. В декабре морозы ударили. Такие морозы - углы в избушке трещали. И вот раз поутру прибегает ко мне Федьки Сизова отец: прости, Макар Иванович, это мой сорванец Федька над тобой осенью подшутил! Я, говорит, вожжами так его испазгал - пластом на лавке лежит. Слушаю я и ничего не понимаю. О чем, спрашиваю, толкуешь? А он мне: не в медведя ты на Крутихе стрелял, а в мою новую шубу! Выворотил Федька шубу наизнанку, набил сеном да за веревку по овсяному полю волочил!.. Я тут и сел, будто мне обухом по голове шарахнули. Не может, говорю, такого быть! Как, говорит, не может? Достал, говорит, шубу-то, а она вся в дырьях, вся исстреляна, вот Федька и повинился!
Валерка и Андрюшка, не ожидавшие такого оборота, расхохотались. Дед Макар тоже улыбнулся.
- Мужику новую шубу жалко, а мне утешение: ладно, выходит, стрелял без промаху и никакого зверя не намучил!..
- Но как вы Федьку-то не видели? - удивился Валерка.