Страница 3 из 34
Последний из оставшихся в живых террористов отстреливался еще около часа. Только в половине второго ночи его удалось окружить и прикончить.
На следующий день Олимпийские игры продолжались, как обычно.
Трупы израильских спортсменов были доставлены на родину. Страна требовала возмездия. Две недели спустя Голда Меир приняла «решение», о котором услышал в ее комнате Авнер. Оно состояло в организации ударных групп Мосада, которым поручалось ликвидировать ближневосточную верхушку и европейских связных группы «Черный сентябрь». В списках, выданных ударным группам, числилось 11 имен — по числу погибших спортсменов. «Миссия» Авнера состояла в руководстве одной из групп, которой предстояло действовать в Европе.
Теперь нам придется вернуться в еще более далекое прошлое, чтобы разобраться, что представляла собой организация, взявшаяся за такое неслыханное дело — настичь и уничтожить 11 террористов, повинных в убийстве 11 израильтян. Я говорю «неслыханное», потому что ни одна разведка мира никогда еще не пыталась вступить в единоборство с террористами на их собственной «почве», их собственными методами и — сложнее всего — со всеми теми ограничениями, которые накладывали на операцию такого рода моральные принципы цивилизованного государства. До тех пор все западные правительства реагировали только на совершившиеся террористические акции в ходе их совершения — как это сделало правительство канцлера Брандта в ФРГ. Выйти навстречу террористам, отомстить им, устрашить и расстроить их будущие планы — за такое дело могла взяться, пожалуй, только израильская разведка. Знаменитый к тому времени Мосад.
Вообще говоря, слово «Мосад» означает просто «учреждение», «институт». Применительно к тайной агентурной работе это слово впервые прозвучало в Израиле в 1937 году. Это было в доме Элиягу Голомба, одного из создателей подпольной вооруженной органнзации еврейских поселенцев в Палестине, Хаганы. А произнес слово человек замечательный и необыкновенный — уже хотя бы потому, что о его заслугах перед израильской разведкой и еврейским государством до самой его смерти многие так и не узнали. Звали этого человека Шауль Авигур. Он был первым, кто предложил организовать секретную службу по переброске нелегальных репатриантов из Европы в Палестину. То было время, когда английские мандатные власти уже начинали — в угоду арабам — жестко ограничивать въезд евреев в свою страну. Авигур предложил создать «учреждение», Мосад, для «алии бет», то есть нелегальной репатриации (легальная называлась «алия-алеф»). Из этого учреждения «Мосад ле алия-бет», а также из другого, по имени «Рекеш», которое — тоже под началом Авигура — занималось добычей оружия для евреев Палестины, — и родился впоследствии тот Мосад, о делах которого мы намерены рассказать.
Шауль Авигур родился в 1899 году в Двинске и приехал в Палестину в 1912 году. Мне еще посчастливилось повидать его в 1975-м, незадолго до его смерти. Я тогда только что приехал из СССР и мне сказали, что меня почему-то хочет видеть «сам Авигур». Мне ничего не говорило это имя и тем более не сумел я признать великого израильского разведчика в спокойном, очень вежливом, весьма живом старике, который — вместе с удивительно милой старушкой-женой — подробно расспрашивал меня, за чашкой чая с печеньем, о делах в Союзе, о настроениях евреев, о моей собственной судьбе. Потом мне показывали фотографии из семейного альбома — какие-то сцены пасторальной кибуцной жизни, и я ушел из дома Авигуров, уверенный, что повидался с каким-нибудь «ветераном» борьбы за репатриацию евреев из СССР, которого — из уважения к старости — меня попросили навестить. Мне еще думалось на обратном пути: вот, какую тихую, какую идиллическую жизнь прожили эти старики в своих кибуцах.
Главной заслугой Авигура перед еврейским государством было то, что он стал первым из легендарных руководителей израильской разведки. В большинстве своем они действительно заслуживают этого эпитета — и Авигур, и несравненный Исер Харель — «маленький Исер» в отличие от «большого», Исера Беера, — и Цвика Замир, руководивший уничтожением террористов в Европе и Ливане, и Ювал Нееман по прозвищу «Башковитый», который чуть не в одиночку перевел израильский «Аман» (военную разведку) на «электронные рельсы», и скромный Иешофат Харкави, и тихий Аарон Ярив — любимец журналистов, и твердый Меир Амит, и многие другие. Но первым был Авигур. О нем рассказывали, что одному помощнику, который сказал, что работает по 18 часов в сутки, Авигур озабоченно ответил: «Да, да, ты прав, мы слишком много спим, с этим пора кончать». И еще о нем рассказывают, что когда дочь попросила его прислать ей в Лондон свежие израильские газеты, он надписал на пакете: «Строго секретно, лично». А принимая какого-то английского журналиста и не сумев в разговоре с ним подыскать нужное английское слово, он открыл сейф в стене, вынул из почти пустого ящика сейфа англо-ивритский словарь, нашел слово и, вернув словарь на место, так же тщательно запер сейф на секретную комбинацию.
Может быть, именно этим отношением Авигура к сохранению тайны молодая израильская разведка и была обязана своими первыми успехами. Едва союзники освободили Италию и Францию и вошли в Германию, как по их пятам в Европу направились люди Авигура, чтобы создать там фиктивные компании и фирмы под иностранными именами, наладить связи, установить контакты, собрать вышедших из лагерей евреев и добыть — порой самыми причудливыми методами — остро необходимое Хагане оружие. Тогда-то Авигур задумал и провел одну из самых блистательных своих операций, которая вошла в историю израильской разведки под кодовым названием «Кража».
В феврале 1948 года Авигур, находившийся тогда в Европе (у него были там две штаб-квартиры — в Женеве и Париже) направил одного из своих помощников, Эхуда Авриеля, в Чехословакию, чтобы попытаться закупить там оружие для готового вот-вот родиться еврейского государства, которое уже понимало, что ему с первых же дней придется иметь дело с несколькими арабскими армиями. Спустя несколько дней в Париж из Праги пришло отчаянное сообщение. Авриель обнаружил, что его обогнали. За какие-нибудь считанные недели до него в Чехословакии уже побывал сирийский капитан Керине, который закупил огромную — по меркам Хаганы — партию ружей и патронов к ним. Партия насчитывала 6000 винтовок. Достаточно сказать, что на вооружении всей Хаганы находилось тогда 10.000! Мало того — Керине закупил также ручные гранаты и много взрывчатки — в целом, достаточно, чтобы вооружить три пехотных батальона, которые могли с легкостью захватить почти незащищенные еврейские поселения и открыть сирийцам путь в Галилею.
Когда Авигур доложил о случившемся Бен-Гуриону, тот ни минуты не колебался. Оружие никоим образом не должно попасть в руки арабов. Следовало сделать все возможное, чтобы его уничтожить. Так родилась операция «Кража».
Керине зафрахтовал старенький итальянский пароход «Пино», погрузил на него закупленное в Чехословакии оружие, и к моменту начала израильской операции «Лино» уже вышел в открытое море. Как его остановить? Кое-кто в окружении Авигура предложил использовать для этого те немногие и полуразвалившиеся самолеты, которые были тайком закуплены Хаганой в Италии. Поскольку самолеты эти не были предназначены для бомбежки, было предложено, чтобы они спустились над палубой «Лино» и пилоты вручную сбросили бомбы из кабин, предварительно сняв предохранитель. Скорее всего, бомбы взорвались бы при этом в кабинах, но отчаяние людей Авигура было столь велико, что план был принят и самолеты начали обшаривать море у итальянских берегов.
Три дня они вылетали впустую и отчаяние все нарастало, но на четвертый день, 30 марта, от авигуровского агента из Югославии пришла шифрованная телеграмма, в которой сообщалось, что «Лино» по неизвестным причинам задержан и возвращен обратно в порт. Радость однако была преждевременной: еще через день от того же агента пришла вторая телеграмма — «Лино» снова вышел из порта и держит курс на Бейрут.