Страница 13 из 34
Позже Харэль доказывал, что он ушел, чтобы спасти «репутацию Бен-Гуриона». В действительности он ушел из гордости. Он разучился терпеть соперников, работать с равными себе, выслушивать возражения, корректировать свою интуицию данными аналитиков, снисходить до чужих мнений. Он стал «сам себе Мосад».
Меир Амит быстро в этом убедился. Ему попросту оказалось не с кем работать. Для многих Харэль — это и был Мосад, и они ушли вместе с Харэлем. Другие не знали, что им делать без его «руководящих указаний». За эти годы Мосад превратился в организацию, нацеленную исключительно на «особые операции», возникавшие в уме Исера Харэля; в остальном он жил ото дня ко дню, без плана, без цели, без единой задачи. Конечно, Харэль был выдающимся человеком, разведчиком высшего калибра, и он поднял Мосад на небывалую высоту, — но для людей «просто способных» это была высота почти безвоздушного пространства.
Времена «отцов народа» кончались не только в Израиле, но и во всем мире. Меир Амит, генерал-администратор, был выразителем новой эпохи. Первым делом он реорганизовал Мосад сверху донизу. Он ввел структуру отделов, и этим расширил диапазон разведки в целом (хотя и сузил кругозор каждого отдельного руководителя). Он создал специальное оперативное подразделение, и тем самым обеспечил выполнение «особых операций» (хотя они никогда уже не занимали потом такого места в работе израильской разведки, как при Харэле). Он восстановил деловое и постоянное сотрудничество Мосада с Аманом, обогатив военную разведку дополнительными, оперативными возможностями (хотя это во многом изменило фронт «работ» Мосада). Короче, — при Амите Мосад стал наконец тем, к чему он должен был прийти — государственной разведывательной службой — со всеми достоинствами и недостатками любой государственной службы. Меньше яркости, зато больше деловитости; не так много «звезд» — зато много талантливых исполнителей; мало эффектов и сенсаций — зато масса добротной, надежной, солидной информации. Что лучше — килограмм гвоздей или полпуда гаек?
Впрочем, было бы несправедливо по отношению к Амиту все время подчеркивать только его административные, организационные, так сказать — чиновничьи качества. Амит тоже был выдающимся мастером шпионской интриги — других, как могли бы сказать в Мосаде, «не держим». Он вполне мог бы состязаться в этом с самим Харэлем, просто времена были другие, и свои задачи он понимал иначе. Но и на его счету оказалось немало блестящих разведывательных успехов, которым позавидовала бы не одна секретная служба мира.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
С какого-то времени история Мосада начинает неразрывно переплетаться с историей палестинского терроризма. Постепенно борьба с террором и террористами становится одной из главных задач израильской разведки. Эта эпопея знала свои взлеты и падения. Мюнхенская трагедия была одной из ее кульминаций. Она возвращает нас к началу нашего рассказа.
Прежде, однако, чем последовать за его драматическими поворотами, сделаем историческое отступление. Расскажем о противнике. Расскажем о том, как возникла надуманная «палестинская проблема» и как возник реальный и кровавый палестинский террор. Эту главу нашего повествования было бы, наверно, лучше всего назвать «Ясер Арафат и другие».
Миф и реальность густо перемешаны в истории ООП. Ее реальность и есть, в сущности, миф, постепенно укоренившийся в пустоте национального сознания. Все сомнительно здесь — даты, события, герои, вожди. Но вот уже многие годы вымышленное прошлое последовательно подменяет подлинную историю и формирует реальное будущее. И это, быть может, — самый бесспорный факт во всей легендарной истории «палестинского движения».
Зыбкий туман окутывает уже первые шаги ООП. В октябре 1985 года американская газета «Нью-Йорк таймс» упомянула о «40-летней борьбе ООП за освобождение родины». Откуда взялась эта дата? Сами активисты движения праздновали в том же году, в январе, его 20-летие. Но и над этой датой повисает жирный вопросительный знак. Официально ООП была учреждена не в январе 1965 года, а в мае 1964-го — на первой сессии Палестинского национального совета, состоявшейся в оккупированной тогда Иорданией восточной части Иерусалима. Председательствовал на сессии Ахмед Шукейри. Он же и возглавлял ООП, созданную решением Арабской лиги.
Где сегодня Шукейри? С 1969 года ООП возглавляет Арафат, а главную роль в ней играет его организация Фатх. Но дата возникновения Фатха тоже сомнительна. Одни его основатели называют 1962 год, другие — 1959-й. Достоверно известно лишь, что он возник в Кувейте (почему в Кувейте?) и что название его есть перевертыш от Хатаф, «Хаакарат Тахрир Фаластын» („Движение за освобождение Палестины“). Хатаф по-арабски — „мгновенная смерть“, тогда как перевертыш „Фатах“ звучит куда более возвышенно: завоевание, покорение, победа.
Вернемся однако к ООП. Может быть, причина, почему ее 20-летие отмечалось в январе 1985 года, состоит в том, что за 20 лет до того, 1 января 1965-го, Фатх опубликовал свой первый „победоносный“ бюллетень? В том бюллетене он извещал мир, что „бойцы первого подразделения третьей бригады“ этой организации совершили накануне успешную диверсию против „сионистских гидротехнических сооружений“, отводивших воду Иордана в пустыню Негев. Этот бюллетень был опубликован сначала в газетах Бейрута, а затем перепечатан всей арабской и частью западной прессы.
Но дело в том, что 1 января 1965 года никакие израильские гидротехнические сооружения подорваны не были. Как не были они подорваны и при повторной попытке диверсии, 2 января. Далее — известно, что в этих попытках (равно, как и в последующих, более удачных, 14 января и 28 февраля) участвовали не „бойцы Фатха“, а навербованные сирийской контрразведкой контрабандисты из ливанских лагерей беженцев. И еще известно — из рассказов самих основателей Фатха, — что в то время вся организация насчитывала не более двух десятков человек, так что не могло быть речи не только о „третьей бригаде“, но, пожалуй, даже о „первом подразделении“[1].
Покров реальности сползает с этих событий при первом же прикосновении, как истлевшая одежда с трупа. Остается вымысел, густо замешанный на политике. Именно этому вымыслу суждено было в последующем овладеть национальным сознанием палестинских арабов и стать их „героическим“ прошлым. Они в этом не одиноки…
История ООП — это история того, как делается порой современная (впрочем — и любая) политическая история. Поэтому рассказ об ООП можно начать с любого места — например, с признания Арафата журналисту Томасу Кирнану: „Я был в Иерусалиме, когда сионисты провозгласили свое государство… Я сражался рядом с отцом и братьями, но сила и оружие сионистов превосходили наши… Сионисты убивали всех арабов без разбора и взрывали их дома целыми кварталами. Мы узнали, что наш дом тоже должен быть взорван, и бежали из города. Мы брели через пустыню… По пути мы побывали в Дир-Ясине, где сионисты учинили кровавое побоище. Наконец, мы прибыли в Газу, где у отца был клочок земли. Там я дал себе клятву посвятить жизнь отвоеванию родины“.
У Арафата и его семьи никогда не было дома в Иерусалиме. Ни его отец, ни братья не были там в дни провозглашения еврейского государства. Сам Арафат находился в Иерусалиме лишь до февраля 1948 года, а в марте по весьма трагикомичной причине, о которой ниже, вернулся в Газу, где у его отца был не „клочок земли“, а богатая торговая фирма. Не было героических боев, взорванных кварталов, скитаний в пустыне и посещения Дир-Ясина. Задолго до конца войны 1948-49 г.г. отец Арафата вывез всю семью в Каир, где у него был собственный дом и второе отделение фирмы.
Жорж Хабаш рассказывает о себе удивительно похоже: „У меня не было иной причины участвовать в политической борьбе, чем та, которая воодушевляет любого палестинца. Накануне 1948 года я был школьником в моем родном городе Лидда (Луд). Я своими глазами видел, как израильская армия вступила в город и начала уничтожать его жителей. Я не преувеличиваю: они убивали всех подряд и изгоняли нас из наших домов. По пути из Лидды в Рамаллу я видел умирающих детей, подростков и стариков. Что остается делать, повидав такое? Только стать революционером и бороться за свое дело. Свое и своего народа“.
1
Впрочем, эту деталь можно легко объяснить. Станислав Лем в своем эссе "Провокация" (см. журнал "22", № 44) проницательно отметил, что террористы почти всегда называют свои группы так, чтобы они представлялись частью некоего большого целого: "Первая линия", "Фракция Красной Армии", "Отряд М" и т. п. "Первое подразделение третьей бригады" Фатха стоит в том же ряду.