Легенды Белого дела

Любопытно также хранящееся в РГВИА свидетельство поручика 44-го пехотного Камчатского полка Николая Владимировича фон Манштейна (сына «дедушки» В. К. Манштейна[227] и родного брата будущего «молодого генерала» В. В. Манштейна[228]): «Во время боя 13 и 14 августа при переправе через реку Буг и взятии железнодорожного узла м. Красне я находился при командире полка Май-Маевском в качестве наблюдателя за полем боя. Командир все время находился в цепи, отдавал распоряжения и своим присутствием под сильным огнем воодушевлял чинов полка, что и привело к быстрому захвату переправы. Стоя на мосту под огнем — опять отдавал приказания наступать вперед, благодаря чему было захвачено много пленных и орудия. С наступлением темноты полк окопался по обеим сторонам железной дороги. 14 августа лично повел дальнейшее наступление на м. Красне, заметил батарею противника, наносившую сильный урон. По его приказанию наша батарея открыла огонь, а Май-Маевский лично корректировал стрельбу так удачно, что батарея противника замолчала, более того, австрийцы не смогли ее снять с позиции за несколько попыток. Май-Маевский повел дальнейшее наступление, с бою была захвачена батарея, передки, зарядные ящики, много пленных, снаряжения и оружия»[229]. Сам же Май-Маевский в подробной реляции с описанием боя 13–14 августа уточнил количество взятых в Красне пленных — 800 и привел цифры потерь своего полка: 3 офицера и 44 нижних чина убитыми, 4 офицера и 199 нижних чинов ранеными, 23 нижних чина пропали без вести[230].

Итак, дважды георгиевский кавалер — обладатель Георгиевского оружия и ордена Святого Георгия 4-й степени. А еще в 1915 году генералу следуют первые «звезды» — ордена Святого Станислава 1-й степени с мечами за бои 8 ноября 1914-го и с 1 декабря 1914-го по 1 января 1915 года на реке Дунаец у Заключина и за бои под Краковом с 15 ноября по 1 декабря 1914 года (приказ о награждении от 12 июня 1915 года) и Святой Анны 1-й степени с мечами — за бои в 1915-м в Карпатах на реке Завадке (10–17 февраля), под Рознатовом — Навидой — Петранко (27–28 февраля), под Калушем (15 мая) и под Галичем (с 17 мая по 1 июня) (приказ о награждении 3 октября 1915 года). В 1916-м — высокая и редкая для генерал-майора «звезда» Святого Владимира 2-й степени с мечами (5 апреля) «за бои в роли начальника Яссинского отряда при отражении прорыва австрийцев на Яворнике и в долине Оленец 24 апреля — 1 мая 1915»[231]. Также в 1916-м Владимир Зенонович был представлен командующим 4-й пехотной дивизией генерал-майором В. Ф. Баудером к ордену Святого Георгия 3-й степени «за командование частями 4-й пехотной дивизии в боях с 24 по 29 мая 1916 на позиции Гладка — Чорненька»[232]. Однако Петроградская Георгиевская дума 23 сентября отклонила это представление.

Впрочем, к этому времени Май-Маевский успел вернуться из строя в штаб — 17 декабря 1915 года его назначают генералом для поручений при командующем 11-й армией генерале от кавалерии В. В. Сахарове. Именно в этой должности Владимир Зенонович участвовал в Луцком сражении Юго-Западного фронта, позже получившем всемирную известность как «Брусиловский прорыв». А 8 октября 1916 года Май-Маевский стал командующим 35-й пехотной дивизией (137-й Нежинский, 138-й Болховский, 139-й Моршанский и 140-й Зарайский пехотные полки). Эта дивизия входила в состав 17-го армейского корпуса, который, в свою очередь, сражался в составе 5-й армии на Северном фронте. В отличие от «кипевшего» Юго-Западного, Севфронт мог считаться в общем-то тихим — попытки германцев прорвать оборону русских войск в Латвии были пресечены еще год назад, масштабных наступлений тут не было, шло то, что принято называть «боевой работой» — перестрелки, артобстрелы, бомбежки с аэропланов, рейды разведчиков, иногда локальные бои с целью улучшить положение.

Именно на должности комдива-35 Владимира Зеноновича Май-Маевского застало известие о перевороте в Петрограде и отречении императора Николая II. Абсолютное большинство старших военачальников России восприняли эту новость если не с энтузиазмом, то по крайней мере с воодушевлением. О реакции Май-Маевского на Февральский переворот мы не знаем, но последующий ход событий позволяет допустить, что генерал как минимум не принадлежал к числу командиров, которых причислили к «старорежимным» — напротив, он быстро понял и воспринял «требования момента». Во всяком случае, ему не пришлось пройти через унизительную процедуру «получения недоверия» от собственных подчиненных, он не лишился должности во время весенней «тучковской чистки»[233], когда из рядов армии были изгнаны под предлогом старорежимности множество заслуженных, проверенных огнем Великой войны полководцев. Напротив, 18 апреля 1917 года генерал-майор Май-Маевский был назначен командующим 4-й пехотной дивизией (13-й Белозерский, 14-й Олонецкий, 15-й Шлиссельбургский и 16-й Ладожский пехотные полки), то есть вернулся с Северного на хорошо знакомый ему Юго-Западный фронт, которому вскоре предстояло стать самым «ударным» фронтом страны. Более того, 4-я дивизия оказалась на острие этого удара, выполняла роль тарана, так что в некотором роде Май-Маевский оказался дивизионным командиром русской армии № 1.

Июньское наступление 1917 года, «наступление Керенского», могло войти во все учебники по военному искусству как образец отлично спланированной успешной операции, завершившейся полным разгромом врага. Но, увы, в наступление шла уже не Русская императорская армия, а «Революционная армия свободной России» — развращенная Приказом № 1 и Декларацией прав солдата и гражданина, отягощенная бесчисленными комитетами, делавшими боевую работу как минимум затруднительной, а часто просто невозможной. Там, где солдат удавалось воодушевить речами о революции, идеалах демократии, защите Родины и Свободы, они поднимались в атаку; в других же случаях часть начинала митинговать, обсуждая боевой приказ и решая — воевать или не воевать. Результаты могли быть самыми разными, вплоть до бессудного убийства командира. В этой обстановке выполнять обязанности офицера значило обладать непреклонной волей, непоколебимой уверенностью в себе и своем призвании и, конечно, безусловной личной храбростью. Всеми этими качествами в полной мере обладал и Владимир Зенонович Май-Маевский.

Наступление 6-го армейского корпуса, в состав которого входила 4-я пехотная дивизия, началось утром 18 июня, сразу же после того как стих артобстрел противника. И сразу же возникла заминка: цепь 13-го пехотного Белозерского полка пошла в атаку неуверенно, вяло, без лихости. И тогда впереди цепи неожиданно показался невысокий полный человек в генеральском кителе, с орденом Святого Георгия 4-й степени на груди. Вид комдива, бесстрашно шагающего к австро-венгерским позициям, вселил в сердца солдат отвагу, по цепи покатилось «ура!». Вражеская позиция была взята. Этот эпизод произошел у деревни Конюхи (ныне Козовский район Тернопольской области Украины). Одна из последних побед русской армии — победа под Зборовом, до которого от Конюхов всего 14 верст.

Героизм генерала в тот день принес ему еще две награды — мечи к довоенному ордену Святого Владимира 3-й степени (7 июля) и Георгиевский крест 4-й степени с лавровой ветвью (1 сентября, он имел номер 909 782). До лета 1917-го Георгиевский крест считался сугубо солдатской наградой, офицеры и тем более генералы к нему не представлялись. Но в разгар летнего наступления, 24 июня, Временное правительство разрешило вручать крест и офицерам «за подвиги личной храбрости», причем присуждалась такая награда общим собранием солдат части. Внешне такой крест отличался от обычного наличием серебряной лавровой веточки на ленте. Так что наградили Владимира Зеноновича те самые солдаты-белозерцы, которых он увлек за собой в атаку. Сразу заметим, что отношение к Георгиевскому кресту с лавровой ветвью в среде офицерства было двояким. Одни считали его своеобразным порождением «керенщины», неудачным гибридом, призванным сломать стену между офицерским корпусом и солдатской массой, и презрительно называли «метлой»; другие, наоборот, гордились «народным» статусом этой награды. К числу первых, например, относился барон П. Н. Врангель; получив своего «Георгия с лаврушкой» 24 июля 1917-го, он никогда его не носил, ограничиваясь полученным в 1914-м орденом Святого Георгия 4-й степени. А вот на многочисленных фотографиях Май-Маевского видно, что он надевал на китель и орден Святого Георгия 4-й степени, и Георгиевский крест 4-й степени — правда, без лавровой ветви на ленточке, что вообще-то могло ввести несведущих людей в заблуждение и заставить их думать, что в генералы Владимир Зенонович вышел из нижних чинов (впрочем, возможно и более прозаическое объяснение — веточки к лентам начали чеканить лишь в сентябре 1917-го, и многие кавалеры попросту не успели их получить). Так что, судя по всему, этой наградой генерал гордился, хотя, как мы увидим ниже, среди добровольческого офицерства она и вызывала иронию.

227

Владимир Карлович Манштейн (1853–1933) — генерал-майор (1920). В 1905 году с должности командира батальона вышел в отставку. В Первую мировую войну вернулся на службу, но в 1916 году признан негодным к ней. В 1918 году вступил в Добровольческую армию. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.

228

Владимир Владимирович Манштейн (1894–1928) — генерал-майор (1920). Участник Первой мировой войны, капитан. С марта 1918 года в отряде М. Г. Дроздовского. В 1920 году командовал 3-м Офицерским генерала Дроздовского полком, был помощником командира Дроздовской дивизии, командиром Марковской дивизии. С 1920 года в эмиграции. Застрелился. — Примеч. ред.

229

Там же. Л. 26.

230

Там же. Лл. 27–30.

231

Там же. Ф. 400. Оп. 12. Д. 27 696. Л. 61.

232

Там же. Л. 62.

233

Имеется в виду массовая чистка высшего командного состава, проведенная в марте-апреле 1917 года по инициативе первого военного министра Временного правительства А. И. Гучкова, который объявил о необходимости устранить из армии «заведомо неспособных генералов». Аттестации проводились кулуарно, решения принимались быстро и тайно. Всего было уволено от 120 до 150 генералов. Чистка своей цели не достигла, а, наоборот, имела исключительно отрицательные последствия. — Примеч. ред.