Кинг (ЛП)

Я выбрала желтую рубашку и самую кричащую бабочку с многоцветным клетчатым узором, которая была у Преппи в отсеке, подписанном как: «Крутые е*аные бабочки».

Внезапно держать одежду Преппи в своих руках — его последнюю одежду, которая будет на нем во время его похорон — стало для меня чересчур. Я рухнула на пол и прижала его пиджак к груди. Мое сердце увеличилось в миллион раз. Я не могла дышать. Не могла ничего делать, только тихо плакать, держась за маленький кусочек своего друга, который у меня когда-либо был.

Не знаю, как долго там просидела, но я плакала, пока не уснула, потому что проснулась с высохшими слезами на щеках, а костюм Преппи теперь просто валялся на мне. Я встала, вернула пиджак на вешалку и уже собиралась закрыть гардеробную, когда увидела конверт, приклеенный скотчем к двери. На нем корявым почерком Преппи было написано: «ОТКРОЙТЕ МЕНЯ, УБЛЮДКИ».

***

Кинг настоял на том, чтобы на похороны мы поехали на его байке, и это я считала продолжением избегания разговора. Когда мы припарковались, там уже стояли несколько байков и старый «Бьюик Глэдис», припаркованный у дороги, которая вела к кладбищу.

Мы были последними, кто приехал. Медведь и пара байкеров, Грейс и шестеро старушек из «Бабулиной Оранжереи» уже сидели под переносным тентом, прикрывавшим прямоугольную яму в земле, над которой возвышался черный лакированный гроб с Преппи. Все были одеты в черное. На головах некоторых из бабушек даже были черные мягкие шляпки. Кинг был одет в черную рубашку с воротником и джинсы.

Я отбросила всякую осторожность и отдала предпочтение ослепительно яркому желтому платью. Думаю, Преппи это оценил бы.

Когда мы заняли свои места на влажных стульях в переднем ряду, Кинг схватил мою руку и положил к себе на бедро, сплетая наши пальцы и прижимая меня так близко к себе, как только смог, не усаживая к себе на колени.

Священник кивнул Кингу и начал говорить о жизни и смерти. Он даже пытался сказать пару слов о Преппи, хотя эти двое никогда не встречались. Мне пришлось подавить улыбку, когда священник назвал его потрясающим многоуважаемым членом общества. На долю секунды на стоическом лице Кинга появился намек на улыбку, пока Медведь безудержно ржал со своего стоячего места под навесом. Священник сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, а затем продолжил:

— У кого-нибудь есть что сказать об усопшем? — его голос звучал механически, будто он пересказывал наставление.

Я нащупала конверт в своем кармане, чтобы убедиться, что он со мной. Когда Медведь выступил вперед, я встала и перерезала ему дорогу. Кинг посмотрел на меня с тревогой, а Медведь остановился на полпути.

— Привет, — произнесла я, понимая, что мой голос был недостаточно громким, чтобы услышали все, когда бабушки приложили ладони к ушам.

Я попыталась снова, на этот раз произнося слова громче:

— Меня зовут Доу, и хоть я не знала Преппи… Ээм, Сэмюэля, долго, он был моим другом. Отличным другом. Лучшим другом. Хотя, как бы я ни хотела сказать пару слов о нем, он сделал это за меня в своей типичной форме.

Я достала конверт из кармана и развернула тетрадные страницы с мелким корявым почерком.

Я уже читала его и не хотела плакать, так что попыталась абстрагироваться, пока произносила последние слова своего друга, которые он хотел, чтобы его друзья услышали перед тем, как его опустят в землю.

— И… Просто предупреждение. Я знаю, что здесь совершеннолетняя публика. Поскольку это писал сам Преппи, то в тексте есть… Ээммм… Яркая лексика.

Извиняющимся взглядом я посмотрела на священника, чье внимание уже полностью было в телефоне, а его большой палец клацал по клавишам.

«Друзья и ублюдки,

Вы что, думали, что я оставлю последнее слово за вами?

Них*я. Я быстрее поступлю на работу в отдел гражданской обороны, чем вы скажете обо мне что-то хорошее, так что лучше я сам. Я обновлял это письмо каждую неделю с тех самых пор, как мне исполнилось десять лет, потому что ситуация, в которой я жил, давала понять, что я мог не дожить до двенадцати, а моя семья, если ее вообще можно так назвать, и два пальца об асфальт не ударит, чтобы сказать обо мне что-то на моих похоронах. А мысль об этом, мысль о тишине, когда вы опустите меня в землю, была для меня хуже, чем мысль о смерти. Поэтому это стало привычкой, и я продолжал.

Из-за моей недавней смертью вот что вы все, засранцы, должны от меня услышать.

Если вы читаете это перед толпой народа, разодетой в черное, значит, мне удалось достичь того периода времени, которого я никогда не думал достигнуть. У меня получилось пожать урожай в двадцать шесть, а это была еще та адская поездка.

Теперь я мертв и скоро буду гнить в гребаной земле. Меня сожрут черви, или другие жуки, или какая-то ху*ня. Но не переживайте из-за меня, потому что я умер счастливым ублюдком.

Оглядываясь назад, я никогда не думал, что у меня будет жизнь, которую можно описать словом «счастливая», но она была. И все потому, что, когда мне было одиннадцать лет, этот огромный, дикий, брутальный малец освободил меня от придурка, имени которого я называть не стану. И тогда этот малец стал моим другом. О, нах*й это, того прыща звали Тайлер Найтингеил, и эта киска все еще живет со своей мамашей и работает в ночные смены в магазине «Stop-N-Go» на заправке. Сраный мудило. Пните его машину по дороге домой.

Так, я отхожу от гребаной темы.

Тот мужиковатый парень стал мне больше, чем другом. Он стал лучшим гребаным другом, о котором можно просить. Он стал моей единственной семьей. Наше детство было полным хаосом, нам приходилось проживать наши жизни по правилам, которые мы сами себе устанавливали. Он не обязан был дружить с тощим мальцом в синяках по всему телу и порочным грязным ртом. Он мог отвернуться. Мог проигнорировать меня, когда я без умолку трещал возле него. Есть множество вещей, которые он мог сделать. Но он выбрал меня своей семьей, а я выбрал его своей.

Хоть на нашем пути и были кочки, маленькие кюветы, немного тюрьмы и куча дерьма, о котором здесь говорить неуместно, я не оглядываюсь на эти события, как на плохие. Я вижу их частью эффектного и самого эпического гребаного путешествия в своей жизни. Путешествие, которое я никогда не думал, что смогу совершить.

Дерьмо, я никогда не думал, что переживу свои четырнадцать, и, если это не благодаря моему лучшему другу и одной ночи, когда он спас мою задницу, у меня бы не было этой жизни.

Хочу выразить свое уважение Медведю. Респект тебе, ты, здоровый гребаный бык. Путешествуй. Развивайся. Сделай все то дерьмо, которое хочешь сделать до того, как клуб проглотит тебя с головой, и ты не увидишь, где начинаются и заканчиваются твои идеи.

Да ладно. Сначала я думал, что ты был всего лишь назойливым тусовщиком, но оказалось, что я смог обрести еще одного друга, и я чертовски рад, что им был ты, старик.

Медведь, тебе придется присмотреть за Кингом и Доу. Одному Богу известно, какая помощь понадобится этим двоим. Я имею в виду, они, бл*дь, любят друг друга, но оба настолько чертовски тупые, что до сих пор не могут отпустить свое прошлое и быть вместе.

Я вижу главные проё*ы в их жизнях. Будь рядом с ними. Помогай им справиться с их смехотворными проблемами и зачитай им проповедь про радости честности и анального секса.

Продолжаем.

Я творил дерьмо, которым не горжусь. Спасибо всем, что не осуждаете меня. Спасибо всем, что остались моими друзьями, несмотря ни на что. Спасибо, что дали мне жизнь, ради которой не жалко было умереть. Я бы сделал все это снова, если бы, бл*дь, только мог. Так что не вздумайте, бл*дь, рыдать надо мной. Порадуйтесь. Порадуйтесь за то, что у меня были такие друзья, как вы, которых я любил больше, чем гребаную семью. Которых я любил больше, чем себя, а мы все знаем, как я себя обожаю. Порадуйтесь за то, что я был счастлив, а вы, засранцы, были частью этого.