В сложном полете

А если выйдем над морем, что будешь делать? — крутился в мозгу Вениамина вопрос. — Возьму обратный курс, отыщу острова Вис, Корчулу, Брач, Хвар, а затем по заливу выйду в долину Неретвы…

И еще одна мысль не давала покоя. В таких облаках как бы вместо Югославии в Италии не очутиться. Тогда и заданию, и самим хана.

Вон одна часть бомбила Хельсинки ночью, так некоторые экипажи по ту сторону Балтики оказались. Стокгольм бомбили. А маршрут раза в четыре короче.

До цели оставалось минуты три лета, когда выскочили из облаков и оказались, похоже, над какой-то долиной.

Все приникли к окнам, с тревогой вглядываясь вниз. Там кое-где что-то горело, мерцало и вспыхивало. Цветные пунктиры перекрещивались в разных направлениях.

— А ведь тут идет бой! — воскликнул Останин.

— Вот и попали из огня да в полымя, — проворчал Дмитриев и громко добавил: — Всем искать четыре огня ромбом! Пятый посередине!

Он жадно всматривался в темень, пытаясь увидеть Неретву, стекавшую с гор к морю. Левее ее русла должен быть аэродром. Правее — высокая гора, в которую можно врезаться в любую секунду. И он увидел справа что-то темное, массивное, а слева узкие ртутные извилины реки.

— Влево двадцать! Идти вдоль реки!

— А где ты ее взял?

— Вон левее по курсу!

Останин довернул самолет и припал к стеклу.

— Да, вроде она, но где ромб?

— Будем искать! Радист, дай-ка ракетницу и ракеты!..

Шли вдоль реки по долине, и она, похоже, все больше и больше расширялась. Неожиданно горы расступились, ушли в стороны и куда-то назад. Впереди показались какие-то огни.

— Командир, доверни левее! Там, похоже, цель!

— Доворачиваю! — Останин приподнялся над креслом, всматривался вдаль. — Да, огни, но только похожие на треугольник.

— Подойдем ближе, увидим точнее.

Прошла минута, вторая. Огни выросли, приняли форму треугольника.

— А вон и четвертый посредине! — крикнул Дмитриев. — Выходит, наш аэродром-то?

— А вон и пятый показался! — крикнул Останин. — Наш! Добрались, наконец-то!

— А вон шестой и седьмой! — показал рукой второй пилот.

— Ракеты!

Вениамин с удовольствием стрелял в форточку, наблюдая, как тугие яркие комочки летят в темноту и там вспыхивают разноцветными диковинными бутонами.

Внизу в дрожащем свете ракет отчетливо было видно ровное поле. Впереди светового ромба километрах в пяти-шести по окружности ярко-желтые вспышки разрывов, бесчисленные пульсирующие огоньки выстрелов.

— И здесь бой! — вздохнул Останин. — Не иначе придется вывозить раненых.

— А может, и штаб? Сражаются-то в окружении.

— Все может! Выпустить шасси! Идем на посадку!

Самолет, точно слепой, боязливо приближался к земле. Но вот вспыхнули фары, мощные лучи рассекли мрак, уперлись овальными пятнами в мчавшуюся внизу землю. Они, точно руки, ощупывали ее, высвечивая все бугорки и ямки, выискивая опасности, могущие помешать посадке.

Останин низковато подвел самолет к посадочной полосе, и он, мягко коснувшись ее колесами, понесся по полю в темноту.

Вениамин взглянул на часы.

— Все! Сели! Восемь часов были в воздухе!

— Всем приготовиться к бою! Стрелки к пулеметам! — приказал Останин. — Двигатели не выключаю! Штурман! Открыть двери, но не выходить из самолета! Обменяться паролем. Если встречающие враги — стрелять без команды! И сразу взлетаем!

Командир, затормозив самолет, развернул его обратно, включил фары, подрулил к старту.

У самого «ромба» в свете фар оказались два бородатых человека. В куртках, в брюках навыпуск, в ботинках, с автоматами на груди, они махали руками над головой.

Останин притормозил, Дмитриев бросился в хвост, открыл дверь. Набрав воздуха, что есть силы закричал:

— Сверим время! В Москве полночь!

Из темноты послышался смех, гортанная речь. Ничего не поняв, Вениамин снова закричал:

— Сверим время! В Москве полночь!

— А у нас без пяти два! — раздалось рядом.

— Свои, командир! Свои! — закричал в кабину Вениамин и, оттолкнувшись, спрыгнул. Из-под крыла появился человек.

— Добре дошли, другари! — сказал со смешком.

— Добре! Добре! — весело отозвался Дмитриев.

…В Югославии пробыли около недели. Помогали партизанам днем и ночью. А когда пришло время прощаться, товарищ Святослав, неплохо говоривший по-русски, напутствовал:

— До́роги други! Ви при́шли на́ помощь в критическу для́ нас минуту. Рискуя жизнью, под огнем фашистов летали круглосуточно, спа́сая бойцов и командиров. Ви́ спа́сли наш главный штаб, нашего во́ждя, свершили подвиг и наш на́род никогда его не забудет. Ви́ достойны высчих почестей и наград, но у нас пока их нет, но скоро будут. И как только ми изгоним врага, ми пригласим вас к себе на торжества. Прилитайте к нам после войны! Прилитайте в день Победы!..

Домой вылетели ночью. Тихо прошли над Югославией, Венгрией, Румынией, Украиной, и когда были уже далеко за линией фронта, случилось страшное…

В мглистом небе пылало солнце. Но еще жарче берестяными факелами дымно и чадно горели двигатели. Самолет летел по-кукушечьи: то опускаясь вниз по дуге, то поднимаясь. Высоко над ним за пушистой белой тучкой с нудным завыванием кружила пара «мессершмиттов». Точно волки, смертельно ранив жертву, они наблюдали за ее агонией. Но вот самолет выровнялся и по наклонной пошел к земле. В фюзеляже открылась дверь, обнажив темный провал, из которого посыпались черные горошины.

…Секунда, …вторая… и над комочками один за другим белыми облачками вспыхнули парашюты.

Ощутив толчок, Вениамин открыл глаза. «Динамический удар!» Запрокинув голову, оглядел упругий, ребристый купол над собой. «Все в порядке!» — обрадовался. Где товарищи?.. Слева чуть ниже увидел лесенку парашютов. Почему только три?.. А где пятый?..

Всмотрелся — на фоне желтого прямоугольника поля серый комочек, пулей несшийся вниз. Что же он тянет?.. Раскрывай парашют! Ведь разобьешься! Скорей дергай!

Но парашютист падал камнем.

Да что же это он?.. Решил уйти от «мессеров»? Так их не видно… Парашют заело?.. Ранен?.. Кто же это?.. Олег? Роман? Юрка?

— Дергай кольцо! — не выдержав, во все горло заорал Дмитриев. — Кольцо-о!..

Но было уже поздно. Серый комочек врезался в землю, отскочил от нее (видимо попал на каменистый грунт) и, ударившись вторично, прилип к ней.

Вениамин на миг закрыл глаза. Где же пятый? Командир? Останин? Отыскал глазами самолет. Тот, дымя моторами, снижался.

— Прыгай скорей, Петр Петрович! — не помня себя, закричал Вениамин, словно командир мог услышать. И тут случилось удивительное. От самолета отделилась черная капля. Пролетев немного, вспухла одуванчиком, закачалась под куполом.

— Молодец, командир!

Вениамин поудобней уселся в подвесной, так, чтобы не резали ножные обхваты. Оглядел еще раз купол, медленно вращавшийся над ним. Вот так прилетели?! За границей не сбили, над вражеской территорией не сбили, а дома!.. Хорошо еще, что приземлимся удачно, на пшеничном поле, а не в том лесу или озере, что правее…

Зловещее завывание, донесшееся сверху, прогнало мысли. Вениамин напрягся, сжался в комок. Прямо над ним мелькнули желтобрюхие самолеты с черно-белыми могильными крестами. В лицо ударила упругая струя, запахло тошнотворно-дурманящим выхлопным газом. Парашют понесло. Вениамина резко качнуло в сторону, приподняло вверх, как на качелях.

Куда они?.. Почему не расстреляли?.. Может, наших увидели где?

Оглядел небо. Никого.

Зачем снижаются?.. А-а, уходят на наше счастье!.. Уходят!

Вздохнул полной грудью, но радость была преждевременной. Развернувшись, будто связанные веревкой, «мессеры» крыло в крыло неслись снова к парашютистам.

Вениамин побледнел. Вот он конец! Сейчас расстреляют!

— А-а! — дико заорал он. — Ребята! «Мессеры» атакуют! Приготовьтесь! — И сам угрем закрутился в подвесной…

До спасительной земли далеко… Ох, как далеко! Тысячи три, четыре не меньше. На небе ни облачка. Затяжным! Затяжным надо было прыгать! Но кто знал тогда?..