Страница 7 из 14
– Здра-авствуйте, дорогая редакция… – обрадовался Генка, – вот они, дятлы пера и облитой цикорием клавиатуры… Манерку из серванта захвати и падай куда-нибудь, мы подвинемся.
Алла попробовала привстать, чтобы подвинуться, но шатнулась и передумала. Спиртное как-то странно действует на дам, превращая их в красных девиц. Практически в индианок.
– Не ожидал, – признался Семигин. – С кем я связался, как мне стыдно! – после этого он неприхотливо примостился на подлокотнике, засадил увесистую штрафную и невзначай погрузил нос в декольте Чесноковой.
– Но-но, – сказал Генка.
– Нравится? – живо поинтересовалась Чеснокова.
– А толку? – пожал плечами Семигин. – Ты мечта, Чеснокова, а нормальная мечта должна быть недосягаема. Нас с тобой разделяют имущественные, нравственные и социальные барьеры. Долой Шуйских, одним словом.
– Но-но, – повторил Генка.
– Но дело в другом, – тоном заговорщика сказал Семигин. – Есть идея, коллеги. За полтора дня мы можем решить задачу, поставленную Загорским, ни на йоту не отступить от условия и вознести себя в его глазах, то есть облегчить себе жизнь на оставшиеся два года отсидки.
– Надо выпить, – обрадовался Генка, хватаясь за бутылку.
– Выкладывай, – повелел Максим.
– Я работаю в редакции «Сибирского вестника» уже третий год, – сообщил Семигин с таким видом, словно раскрывал тайну старого пирата. – Пью чай по три часа в день, флиртую с девчонками и левой ногой царапаю заметки. Временами правлю бездарные и безграмотные сочинения. Дело было под Новый год. Вызвал лично Гундохин – главный редактор – и сунул пухлую рукопись, отпечатанную на «ундервуде». Дескать, пришел в редакцию старенький дедушка и передал мемуары отца, который имел славную боевую биографию. Лично перепечатывал мемуары и даже пытался что-то править. Лучше бы не пытался, грамотей… – Семигин потянулся к салу и чуть не грохнулся с кресла вместе с Чесноковой. – Прости, красавица… Подай-ка мне вон тот отрезанный ломоть… Так вот. Гундохину хотелось материала по Гражданской войне, приуроченного к восьмидесятилетию разгрома последнего забайкальского бандита атамана Кочеткова. И сунул мне этот манускрипт – дескать, приведи в божий вид, ты же у нас одаренный, страдаешь словарным запасом. А мы тебе заплатим. Я дома посмотрел – мать честная! Ошибка на ошибке, про литературные способности сочинителя просто молчу – там не редактировать, а заново писать надо! Времени уйдет прорва, а расценки построчно, и хоть ты тресни, больше не дадут, даже если догонят. А на подходе Новый год, зимняя сессия… Ну и подумал я – на кой мне это счастье? Вернул Гундохину, на стол бросил, дескать, ищите другого идиота. Правда, перед сном внимательно прочел…
– Зачем? – простодушно спросила Алла.
– Так интересно же! – вскричал Семигин. – Без балды, ребята, сами по себе мемуары очень интересные. Папаша этого старого неуча Воропаева – а он и сам, естественно, Воропаев – окончил школу прапорщиков в Иркутске, весной восемнадцатого еле выжил, когда на город свалилась советская власть, отступил с саперным батальоном к Байкалу, а потом, когда из Верхнеудинска прибыло чешское подкрепление, вышвыривал красных из города. Все этапы боевой биографии расписаны подробно и со смаком. Производство в поручики. Стычки с красными в Забайкалье, выдавливание этих бандюков из Сибири, наступление на Волгу в рядах колчаковских войск, оборона Омска, разгром Тухачевского в двадцатом, снова Забайкалье – штаб барона Унгерна – еще союзника Колчака, беготня за буйными Семеновым и Анненковым, вторжение 12-го кавалерийского полка в Монголию – с целью добыть скальп барона Унгерна – уже не союзника, а Дракулы местного разлива… Восемнадцатый год описан очень подробно – как раз то, что нам нужно.
– Какого же хрена ты отдал редактору рукопись? – затосковал Генка.
– А я знал? – резонно возразил Семигин. – Знать бы, где упасть, – снял бы копию. Подозреваю, в редакции не нашлось дураков, кто взялся бы редактировать эти мемуары, – в приложении они не выходили, это точно. Спрошу у Гундохина, может, вспомнит. В лучшем случае где-нибудь валяются мемуары, в худшем – старичок забрал и отволок в другое издание. В них нет ничего художественного или исторически ценного – если где пылятся, я думаю, вернут. В крайнем случае можно навестить старичка – полгода назад он был еще жив.
– Вот завтра и займешься, – сказал Максим, ловя одобрительные импульсы окружающих. Найдется работа и для Максима – он не сомневался. А утро, судя по тому, что осталось на столе недопитым, будет проблемным…
Но самое интересное еще не началось. Семигин сделал очень загадочное лицо, барским жестом повелел разливать и произнес речь:
– Рукопись я найду, не сомневайтесь. И готовьтесь до Рождества поить меня пивом и другими вредными напитками. А теперь один из эпизодов боевой биографии поручика Воропаева. В июне 18-го красным в Иркутске свернули шею. Но до этого чекисты успели провести конфискации у зажиточных людей и массу народа расстрелять. Награбленное упаковали, опечатали, опломбировали и под надзором отдельной банды ВЧК отправили эшелоном в Петроград. Не знаю уж, докуда он доехал, но чешский мятеж поменял планы, и вагоны с брюликами повернули обратно. Поручик командовал отделением и получил приказ: влиться в сборный отряд белогвардейцев и беспрекословно повиноваться штабс-капитану, если не ошибаюсь, Волынцеву. Информация начальника станции из Красноярска о прохождении чекистов в теплушках, эшелон из четырех вагонов, трехдюймовая полевая пушка на платформе, свист в ушах… описано очень патетично. В общем, помчались навстречу красным, которые уже подъезжали к Турову – сто верст на запад от Тулуна. Но красные тоже оказались не лопухи, информацию перехватили, выгрузились в Турову…
– Можешь не продолжать, – хмыкнул Максим.
Наступила тишина. Студенты осмысливали сказанное. Чеснокова перетирала зубами нежующееся сало. Генка некультурно в бокале с минералкой устроил бурю с пузырьками.
– Как-то я, кажется, немного не очень… – не совсем осмысленно начала Алла, – но нечто подобное в обозримом прошлом…
– Профессор рассказывал на лекции, – подхватил Генка, – та самая история, покрытая мраком, обросшая легендами и преданиями. В глухой тайге пропали два отряда и очень много драгоценностей… Последняя достоверная информация: чекисты хрякнули телегу, оставили людей прятать золото в буераках, сами пошли дальше. На оставшихся налетели крестьяне, побили красных, налетели белые, побили крестьян… Словом, известна судьба нескольких солдат, вернувшихся с брошенным золотом на станцию.
– Которыми командовал поручик, – хитро блеснул глазами Семигин, – по фамилии Воропаев.
– Шика-арно… – восхищенно протянула Чеснокова.
– Дождались ближайшего эшелона в Иркутск, добрались до места, сдали груз по описи в комендатуру… И честно отправились служить Родине. А Родина послала этих достойных людей в действующую армию Колчака. В боях за станцию Камышлов солдаты Воропаева полегли под плотным пулеметным огнем, сам отделался легким ранением с заиканием, госпиталь, снова действующая часть… В общем, судьба закружила. Никого из того отряда, ушедшего в тайгу, он больше не видел.
– Ха, – сказал Генка, – а помните, профессор упомянул знаменитую коллекцию Шалимова? Существует гипотетическая вероятность, что она была среди конфиската…
– Вот именно – гипотетическая, – отмахнулся Максим, – то есть вряд ли. Сам же профессор и сказал.
– Помню, – оживилась Чеснокова, – наиболее удобная версия – Шалимов спрятал коллекцию в тот же день, когда коммунисты захватили власть.
– А я читала про эту коллекцию, – встрепенулась Алла. – По ГлоСу как-то бродила, делать было нечего… Сайт назывался «Чудеса света, не дожившие до наших дней». Отдельный раздел – «Коллекция купца Шалимова». Этот дядечка был не только филантроп и меценат, но и азартный путешественник. Исколесил Китай, Бурятию, Монголию. Собирал по дацанам предметы буддистского культа – где-то силой, где-то сами отдавали. В итоге получилось собрание золотых статуэток, овеянное мифами и легендами… Купец возил ее по миру под охраной – выставлял в Париже, Нью-Йорке. Сохранились дагерротипы, фотографии. Полные аншлаги, ажиотаж, наплывы посетителей… Считалось, что коллекция обладает мистической силой – в ее присутствии у людей случались галлюцинации, люди теряли ориентирование, столбенели… Выставляли коллекцию, понятно, под мощным стеклом – чтобы хоть как-то нейтрализовать злую силу.