Страница 8 из 45
Что в сердцах может сказать русский человек, когда ему в наглую заявляют, что платить не будут? Обратиться в полицию или суд (особенно в случае с не совсем официальным бизнесом) ему придет в голову в самую последнюю очередь. Сначала он попытается решить вопрос самостоятельно.
Я бы сказал – «по-русски»…
На этом мой Максимка и попался.
В судебных бумагах стояла фраза «возможное насилие» – черная метка для каждого зэка. Из-за нее многие тюремные поблажки для него, меня и еще нескольких русских заключенных, были недоступны.
В глазах правосудия и общества мы принадлежали к грозной «рашен мафиа». Во всяком случае, под таким клеймом мы проходили в американской прессе.
…С того первого дня в Форте-Фикс мы с Максимом и подружились.
Глава 4
Первое тюремное утро
Настало первое тюремное утро. Меня разбудил вчерашний благодетель – полузаспанный и слегла опухший Максимка. Он был одет в серые замызганные шорты, на шее висело коротенькое полотенце, а в руках была небольшая сумка из дешевого кожзаменителя. Из нее торчали всяческие умывалки-расчески.
– Лева, давай, скорее вставай! К десяти часам надо убрать кровать, и все такое. Сегодня суббота, так что первая проверка будет ровно в десять. Учти, что в будние дни, хочет твое величество или нет, но вставать надо к восьми. И то, пока на работу не погонят. Тогда – хочешь не хочешь, но в шесть надо быть на ногах, – умничал Максим.
– А в чем здесь заключается проверка? – спросил я, пытаясь вспомнить, как проходили расчеты-пересчеты в моих прежних тюрьмах.
В своей первой тюрьме графства Эссаик я носил на запястье красную пластиковую полоску с фамилией, датой рождения и номером федерального заключенного. Пять раз в день приходил один из дуболомов и зачитывал список всех обитателей камеры. Когда наступала моя очередь, я подходил к зарешеченной стене и протягивал вперед руку. Охранник смотрел на мой потертый браслет и ставил в списке какую-то закорючку.
То же самое было и во время кормежки: рука – список – получи поднос.
Вторая тюрьма, расположенная там же, в Нью-Джерси, была более «демократичной». Несколько раз в день двести зэков загонялись на второй ярус нашего отсека. Стиль этой ответственной процедуры сильно отличался от предыдущего.
Проверяющий охранник стоял внизу, у самого начала единственной лестницы, и пальцем пересчитывал спускающуюся толпу. Фамилии не проверялись. Если цифры не сходились, то мы опять поднимались наверх и, как стадо, спускались вниз.
Процедура могла повторяться по несколько раз, поскольку часть зэков на нее все время опаздывала.
– Самое главное во время «каунта»[22], – наставлял меня мой новый друг, – находиться в своей камере, стоять у койки и быть полностью одетым. Если опоздаешь, тебя почему-то не будет или проспишь, автоматически получишь «штраф». Ну типа как за парковку в неправильном месте, только посерьезней. Эти гады здесь не шутят, а особенно если нарвешься на сволочного офицера.
– А что они могут сделать?
– Ну, наказаний у нас тут целая куча. Начиная от «экстра дьюти»[23] – уборки зоны, заканчивая «дыркой»[24] – штрафным изолятором. А вообще-то официально это херня называется «SHU» – «special housing unit»,[25] – заумно продолжал Максимка. – К тому же могут лишить телефона, посещений, ларька, забрать десять процентов условно-досрочного освобождения, перевести в более строгую тюрьму или даже добавить срок. Да ты сам лучше почитай, тебе же твой ведущий должен был дать вчера книжку!
Ровно без трех десять я закончил свои мойдодырские процедуры и, как штык, встал у своей шконки. Кое-как заправив тонюсенькое одеяльце, я приготовился к процедуре проверки личного состава.
– Каунт, проверка! – в коридоре раздался оглушительный голос одного из вертухаев.
На этаже хлопнула тяжелая железная дверь. Зазвенели бубенцы ключей и привязанных к ним блестящих цепочек.
Мои соседи и я машинально развернули наши полусонные головы в сторону дверного проема.
В отличие от первых тюрем усиленного режима в Форте-Фикс камеры на замок не запирались. За исключением времени проверок, в коридор можно было выйти практически всегда. Ибо сортиры в жилых помещениях отсутствовали.
В нашу комнату быстрым шагом вошел один из надзирателей. В отличие от принимавших меня накануне полицейских этот дуболом был одет немного по-другому. Те же серые брюки с ремнем, тюремными причиндалами и наручниками. Вместо серой рубашки – белая. На шее расслабленно болтался тонкий бордовый галстук.
Как потом объяснил гориллообразный Рубен, сегодняшний проверяющий был прикреплен к нашему жилому корпусу. Те дуболомы, которые обслуживали жилые помещения тюрьмы, включая и мой «карантин», одевались в бело-серую форму с галстуком или скромным бантом у охранниц.
Они выглядели более-менее цивильно.
Зольдатен, обслуживающие территорию зоны и отвечающие за внутренний порядок, носили полувоенную серую форму с цветными нашивками и блестящими бляхами на груди.
Первые подчинялись гражданскому начальнику тюрьмы, вторые – главному офицеру нашего заведения: лейтенанту или капитану. Таким образом, в Форте-Фикс царило двоевластие.
Между двумя службами шла негласная борьба за власть. Галстучные подсмеивались над «солдатами», военные недолюбливали цивильных. И те и другие в большинстве своем ненавидели нас.
Вошедший в камеру надсмотрщик явно спешил. Для проверки 350 заключенных трехэтажного карантинного корпуса ему отводилось минут пятнадцать. Естественно, никаких разговоров и «здрасьте»-«до свидания».
В левой руке конвоир держал пластиковую дощечку с прикрепленным к ней общим списком. Правой он быстро пересчитал зэков в нашей камере. Это заняло меньше минуты, все десять человек оказались на месте.
Он вышел, и я сразу же присел на нары, поскольку после жаркой бескислородной ночи чувствовал себя абсолютно разбитым.
– Эй, Раша, – замахали черные руки сокамерников. – Вставай! Ты что, в «дырку» захотел?
Я едва успел подняться, как к нам почти вбежал еще один дуболом. Он встал на самую середину комнаты и вытянул вперед худощавую руку. Пальцы – в пучок, как для благословения. Вере тухай закрутился на месте, подсчитывая своих подопечных. Повернув голову, я заметил, что первый конвоир ждал его в дверях.
Закончив проверку, оба сверили цифры и скрылись в следующей камере. Мои соседи моментально расслабились и продолжили прерванные занятия и разговоры.
Я опять начал рассматривать своих сокамерников. Вчерашнее мимолетное знакомство и полупредставление в расчет не принимались.
Огромный черный Рубен общался на достаточно непонятном мне языке: жуткой смеси филадельфийского и нью-йоркского городских жаргонов. Именно так говорили в американских городских гетто и в «проджектах»[26].
Именно в тех краях зародился рэп, вся хип-хоп культура, и вот уже много лет ковались кадры для Федерального бюро по тюрьмам.
Как я понимал мяукающие и проглатываемые звуки, для меня так и осталось непонятным. Тем не менее Рубен донес до меня свою мысль:
– Слушай, парень, тебе ведь нужны полки в твой шкаф? Могу найти парочку и недорого возьму – всего по пятерке за каждую.
Я сразу же согласился, так как прожить в карантине мне предстояло два-три месяца, и с моей единственной полкой я бы не разгулялся.
На вновь прибывших неопытных лохах наподобие меня старожилы корпуса и делали свой «гешефт»[27].
Пользуясь тем, что население в карантине все время обновлялось, несколько рубенов моментально выкручивали полки из освободившихся шкафов. После того как зэк переходил на ПМЖ в постоянный корпус, полки по-новой поступали в открытую продажу. Для следующих тюремных новичков.
22
Count – буквально «пересчет», проверка личного состава.
23
Extra duty – буквально «дополнительные обязанности».
24
Карцер, от слэнгового слова «hole» – дырка.
25
Специальная жилая секция.
26
Projects – государственные дома для малоимущих.
27
Сделка, выгода (заимствование из идиша).