Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 62



— Что?

Я поднимаю глаза от тарелки, чтобы увидеть, как Тео смотрит на меня. Он выглядит смущенным, даже нервным...

И тогда я понимаю. Вокруг его шеи не висит Жар-птица. Он должно быть снял её прошлой ночью перед сном, но сейчас память начала его подводить. В течение нескольких последних минут Тео начал терять контроль над телом, терять сознание.

Мама не совсем ошибалась насчет нашего сознания, ускользающего в альтернативном измерении, как выяснилось.

— Тебе нужно напоминание, — я роняю вилку, подхожу к нему и хватаю за руку. Осталось достаточно от моего Тео, чтобы он не сопротивлялся или не задавал вопросы, когда я тащу его обратно в свою спальню.

Я слегка толкаю его, и он тяжело садится на кровать. На секунду он снова становится сам собой и улыбается.

— Разве мы не проходили через это прошлой ночью?

— О боже, прекрати флиртовать хотя бы раз в жизни, — я копаюсь в его одежде, лежащей на полу и нахожу Жар-птицу. — Просто надень это, ладно?

— Надеть, что?

Он уже забыл о ней. Кажется, он не замечает такой же кулон у меня на шее. Мама объяснила это однажды. Поскольку Жар-птица принадлежит к нашему измерению, её будет очень сложно заметить жителю другого измерения. В ту секунду, когда я привлекаю его внимание к кулону, теоретически, Тео может увидеть его, но в обратном случае он окажется вне поля его зрения.

Хорошо, что это на самом деле работает. В другом случае, люди внезапно начинали бы сходить с ума из-за того, что на их шее появляется Жар-птица и снимали её, дестабилизируя путешественников, которые только что прибыли. Но люди могут носить её месяцами не замечая. Физика, странная штука.

— Держись, — говорю я ему, беру его Жар-птицу в руку, нахожу последовательность, которая инициирует напоминание, потом отпускаю его за мгновение до того, как вокруг него вспыхивает бело-голубой свет.

Они говорили мне, что это будет больно. Они не сказали, насколько. Тео сгибается почти в конвульсиях, потом шепотом выругивается и падает вперед, и на секунду мне я думаю, что он потеряет сознание.

— Шок? — спросила я маму, когда она рассказала мне об этом. — Напоминание — это только электрический разряд?

Она широко улыбнулась, как будто мы разговаривали о бабочках и радуге.

— Совсем нет. Напоминание — это достаточно тонкая резонансная вещь. Он просто ощущается, как электрический шок.

— Тео? — я наклонилась вперед, положив руки ему на плечи. — Ты снова в порядке?

— Да, — он смотрит на меня снизу вверх широкими глазами и тяжело дыша, потом повторяет. — Да.

Как будто я спорила с ним.

— Это было близко, — я положила руку себе на грудь, чтобы удостовериться, что жар-птица всё еще там. Изгиб твердого металла в моей ладони успокаивает меня и заставляет задуматься. Понадобится ли мне в итоге напоминание?

Тео побледнел и держится за кровать, словно ожидает землетрясения. Под моим вопросительным взглядом он говорит:

— Мне нужно несколько минут, ладно?

— Конечно, — это должно быть так же ужасающе, как и больно. Поэтому я мягко взъерошиваю его уже торчащие волосы и иду обратно на кухню, где приканчиваю свои блинчики и обдумываю планы.

Если Пол еще не на пути к нам, мы направимся к нему в течение часа. Должен быть монорельс, который быстро доставит нас в Кембридж, так? Или даже поезд. Мы найдем его прежде, чем он найдет нас. И потом, мы убьем его.

.

От моего внимания не ускользнуло, что Пол, которого мне нужно уничтожить, на самом деле пассажир в теле другого Пола Маркова. Хотя сейчас мне кажется, что такой злой человек, как Пол будет злым в любом измерении, я не знаю этого достоверно. Поэтому, все не так просто, как найти его и, я не знаю, пристрелить.

Потому что есть некоторые действия с Жар-птицей, которые могут быть опасны для путешественника внутри тела. Тео рассказал мне об этом.



Фактически, решаю я, мы должны обсудить это прежде, чем сделаем что-то еще, даже прежде, чем покинем дом.

Увидев цель, я ставлю тарелку в раковину и возвращаюсь в спальню, чтобы поговорить с Тео. Однако, войдя, я не вижу его. Его одежда всё еще лежит на полу, но я не вижу его тонкую черную куртку.

— Тео? — я захожу в ванную, и пройдя два шага, я понимаю, как грубо было это сделать, даже не постучав.

Увидев его, я сразу же понимаю, что он хотел остаться один. Я также понимаю почему.

Потому что Тео, мой проводник, распростерт на плиточном полу, у него в вене шприц.

Глава 6

— Тео? — я делаю шаг вперед и по какой-то дурацкой причине мне стыдно, что я вижу его таким.

Сразу после стыда приходит гнев. Почему я должна быть смущена? Не я под кайфом посреди чего-то настолько опасного, настолько важного...

Тогда Тео стонет и переворачивается на бок на полу ванной. Он совершенно, абсолютно невменяем.

— Ох, дерьмо, — я падаю на колени и переворачиваю его на спину. Тео, похоже, даже не понимает, что я здесь. — Что ты делаешь?

Глаза Тео сфокусировались на мне только на секунду, и он выдавил одно слово:

— Извини.

— Извини? Простить тебя?

— Да, — говорит он. Моя злость сейчас далека от него, как я догадываюсь. Весь мир далёк от Тео на данную минуту.

Я хватаю маленькую бутылочку, которую вижу на полу в ванной, она все еще наполовину наполнена жидкостью ярко-изумрудного цвета. Что за наркотик так выглядит? Должно быть, что-то из этого измерения, потому что я никогда раньше такого не видела.

Я пытаюсь поправить его на полу, чтобы он не сворачивался в клубок у тумбы. Он реагирует немного, повернувшись и положив голову мне на колени. Со вздохом я сажусь на холодную плитку, прислоняюсь спиной к стене, и развязываю резиновый жгут, который он завязал вокруг предплечья. Не нужно оставлять его надолго.

Я чувствую его дыхание, глубокое и равномерное, и его грудь поднимается у меня на коленях.

Прислонившись головой к тумбе, я стараюсь успокоиться. Но это сложно. У Тео, не всё в порядке с головой. Я это знала. Мы все начали понимать это. Его смелость и верность не меняет этого важного обстоятельства.

Я больше не могла быть уверена, что на Тео вообще можно полагаться в любых обстоятельствах, не то что в таких, как сейчас.

Хотя я не хочу этого признавать, Пол был первым, кто предупредил меня насчет Тео, первый, кто осознал, насколько далеко всё заходит, кто пытался что-то сказать. И, должно быть, он давно это подозревал, но держал при себе. Только Происшествие заставило его заговорить.

Происшествие случилось два месяца назад, и это единственный раз, когда я видела, как мои родители злятся на Тео. Позже они сделали вид, словно ничего не произошло, но все равно, это осталось у меня в памяти.

В тот день я проводила время с мой сестрой, Джози, которая приехала домой на выходные из Скрипс3. Она помогала мне подготовиться к усложненным экзаменам, которые могли быть сложными, когда обучаешься дома и не планируешь сдавать стандартизированные тесты.

Я знаю, каким бывает стереотип домашнего обучения для людей, которые первый раз слышат это слово. Они предполагают, что это очень религиозное и не очень сложное образование, например, когда все садятся в круг и целый день изучают, как Бог создал динозавров, чтобы пещерные люди на них ездили.

В моем случае, однако, мои родители забрали Джози из государственной школы, когда учительница в детском саду сказала, что то, что она уже читает на уровне пятого класса, невозможно, поэтому она явно просто научилась произносить слова, не понимая их. Я, в свою очередь, никогда не переступала порог настоящей школы. Из того, что я слышала, я не много пропустила. Вместо этого мама и папа выстроили в очередь толпы репетиторов, их аспирантов и ассистентов из других областей университета, и заставили меня и Джози работать усерднее, чем кого бы то ни было. Время от времени они приводили других детей профессоров, чтобы мы были "хорошо социально развиты".

Другие дети стали моими друзьями, но по большей части, мы проводили время вдвоем с сестрой. Поэтому Джози и я узнали о современной литературе от будущего профессора, которая по большей части заставляла нас изучать свои тезисы о Тони Моррисоне. Уроки французского проходили с разнообразными носителями языка, от которых мы получили смесь диалектов и акцентов — Парижский, Гаитянский, Квебекский. И каким-то образом мы справились с научными классами, которые преподавала моя мама, и определенно они были самыми сложными из всех.