Флейта Аарона. Рассказы

— Завтра, — ответила она.

Наступило молчание.

Им не о чем было говорить. Он взглянул на часы.

— Я пойду, — сказал он.

— Разве вы не останетесь? — спросила она слабым, придушенным голосом.

— На всю ночь? — дерзко спросил он.

— Не хотите?

— Хочу, — сказал он спокойно.

Она больше ничего не сказала, только предложила ему виски с содовой, который он выпил.

— Идите, — сказал он ей, — я приду к вам. Через пятнадцать минут можно?

Она взглянула на него странным тяжелым и темным взглядом.

— Да, — сказала она и ушла.

И опять в эту ночь, как и тогда, она показалась ему до странности маленькой и цепкой. И он чувствовал, как в эту ночь кто-то вынул из него страсть, — точно вытащил из его тела длинный живой нерв. В этом ощущении была и острая мука, бесконечное блаженство.

Наконец, ему удалось забыться сном, но к утру он опять почувствовал острую потребность в одиночестве.

Когда достаточно рассвело, он поцеловал ее и ушел.

Спокойно покидал он спящий дом. Внизу, у массивной выходной двери, ему пришлось долго возиться с разными замками и запорами, и он начал уже раздражаться и злиться, почувствовав себя в ловушке, но вдруг тяжелая дверь подалась, и он очутился на улице. Дверь грузно захлопнулась за ним, оставив его наедине с еще безлюдными улицами Флоренции.

XX

Разбитый жезл

День был дождливый. Аарон просидел целый день у себя, — списывал ноты и спал. Он чувствовал себя и на этот раз смятенным и раздавленным, но не в такой степени, как в первый раз. Теперь он знал наверное, без аргументов и мыслей, что никогда больше не встретится с маркизой как любовник. Он уйдет от всего этого. Между ним и недавним прошлым как бы разверзлась бездна, и он остался один на своем берегу.

Он не выходил к обеду. Когда он сошел вниз, дверь оказалась уже запертой на ночь. Он вспомнил страхи своей хозяйки и, опять возясь с замками, подумал, что двери в Флоренции точно предостерегали его от выхода. Несмотря на это, он вышел. Было около девяти часов вечера, на улицах было темно и безлюдно. Его поразила особая пустынность и настороженность города. Недалеко от себя, у подножия статуи, он заметил трех человек, из которых один держал в руке фонарь. Они стояли наклонившись и рассматривали какой-то предмет, который лежал на земле. Человек с фонарем светил им. Что это было?

Аарон почувствовал, как в нем похолодела кровь. Было что-то темное, таинственное и страшное в этой маленькой сцене. По всем движениям этих людей было очевидно, что они старались не привлечь к себе внимания. Какой-то инстинкт подсказал Аарону не подходить ближе, и он свернул к Лугарно и пошел вдоль площади. Некоторое время он бродил по темным улицам, прилегающим к реке, потом повернул к центру, направляясь к Пьяцца Виттория Эмануэле, чтобы посидеть в кафе. Там он рассчитывал пробыть час или два, — пить вермут и наблюдать флорентийцев.

Он вошел в большой, ярко освещенный зал. Было воскресенье, и все столики оказались заняты. Посетителей было много, очень много. Они сидели группами, по два-три человека, кругом маленьких мраморных столиков.

Аарон оглядывался по сторонам, ища свободного места, как вдруг кто-то взял его под руку. Это был Аргайл.

— Идемте. Садитесь к нам. Вот сюда, — и он повел Аарона в самый дальний угол зала.

Там сидел Лилли и какой-то странный человек, которого звали Левисон. В комнате было жарко. Аарон не переносил жары, поэтому снял пальто и повесил его на вешалку. При этом он нащупал в кармане свою флейту, и у него промелькнула мысль: безопасно ли это?

— Надеюсь, у меня ничего не выкрадут из кармана пальто, — сказал он, присаживаясь к столику.

— Они способны вытащить золотую пломбу из ваших зубов, мой милый, если вам случится зевнуть, — ответил Аргайл. — А что, вы оставили в пальто что-нибудь ценное?

— Флейту.

— Ну, этого они не возьмут.

— Кроме того, мы ведь увидим каждого, кто тронет пальто, — добавил Лилли, и они принялись за свой вермут.

— Что вы делали все это время? — спросил Аргайл. — Вы не показывались целую неделю. Я вижу, что мне пора приняться за вас и начать дело вашего исправления. О, ведь я великий преобразователь — Цвингли и Савонарола в одном лице! Не могу и счесть количество людей, которых я направил на путь истины. А это требует порой изобретательности, потому что врата тесны, а путь узок, иной раз чертовски узок!..

Аргайл был как будто немного пьян. Он говорил полушутя и смеялся, радуясь собственным остротам. Левисон одобрительно улыбался. Лилли совсем не слушал. Он сидел нахмурившись и как будто был чем-то отвлечен. Казалось, он почти не заметил прихода Аарона.

— Вы видели вчерашнюю суматоху? — спросил Левисон.

— Нет, — ответил Аарон, — а что такое?

— Социалисты. Они устроили демонстрацию по случаю ареста одного из железнодорожных забастовщиков. Я был там. Сначала все шло хорошо. Кучка молодых парней с криками и песнями шла по улицам, лавочники запирали лавки, итальянские флаги исчезли. Наконец, когда они дошли до улицы Бенедетто Кроче, там оказалось пять вооруженных полицейских. Они остановили процессию, и сержант сказал, что демонстранты могут идти куда хотят, за исключением улицы Вероккио, потому что там чинят мостовую и лежат целые груды камней, загораживающих путь. Только сержант кончил говорить, как раздался выстрел, и он, вскрикнув, упал вперед, на шею своей лошади. Выстрел был сделан анархистом. Тут начался ад. Карабинеры стали стрелять, толпа бросилась врукопашную… Я еле выбрался из свалки… Ну-с! Что вы об этом думаете?

— Все это довольно обычно, — сказал Аарон.

— Обычно? Он совершенно вежливо с ними разговаривал, только просил не идти по одной из улиц, так как им же помешают камни. А они дали ему кончить, а потом пристрелили.

— Он был убит? — спросил Аарон.

— Да, на месте.

Наступило молчание. Посетители кафе продолжали разговаривать взволнованным шепотом, обмениваясь встревоженными взглядами.

— Что делать, — сказал Аргайл, — раз уже псы войны спущены с цепи, нечего ждать, что через пять минут их опять удастся посадить на цепь.

— Но ведь это нечестная игра, совсем нечестная, — сказал Левисон.

— Ах, мой милый, неужели вы еще так юны и наивны, что лелеете мечту о «честной игре»? — сказал Аргайл.

— Да, — ответил Девисон.

— В таком случае советую вам подрасти и поумнеть, — бросил Аргайл почти презрительно.

Вдруг…

Т-р-р-р-ах!..

Наступила ужасная минута, когда ощущался только удар, а душа была во тьме.

После первого потрясения Аарон различил еще целый ряд страшных впечатлений: ужасное сотрясение воздуха от взрыва, звон разбитого стекла, хриплый вопль толпы, поток бегущих людей — весь вихрь ужаса, так неожиданно закрутившийся в этом человеческом сборище. Он стоял, как в столбняке, почти ничего не видя среди этого хаоса. Когда он несколько пришел в себя, он оказался стоящим у колонны, недалеко от того места, где сидел прежде; в одном месте он увидел груду сваленных столов и стульев, между которых тут же валялись осколки стекол. Он увидел, что кафе совсем опустело, — почти все посетители разбежались. Совершенно растерянный хозяин пробирался к месту наибольшего разрушения. Он увидел также Лилли, стоявшего недалеко от него, белого, как полотно, и как будто окаменевшего. И все же он не понимал, что случилось. Он думал, что, может быть, что-то треснуло и провалилось в потолке. Лилли начал оглядываться по сторонам, и они встретились глазами. Тогда Аарон подошел к нему.

— Что это было? — спросил он.

— Бомба, — ответил Лилли.

Хозяин, старый лакей и трое или четверо каких-то молодых людей стояли у самого места катастрофы. Аарон увидел, что там лежал человек и что по полу струилась кровь. В это время стали понемногу возвращаться и убежавшие посетители.

Некоторые, разыскав свои шляпы, тут же уходили, но многие сгрудились черной любопытной толпой в том углу, где была брошена бомба и где лежал человек. Было довольно темно, так как часть ламп была разбита, но все же различать предметы было можно. Люди все продолжали приходить, с тем особенным любопытством и возбужденностью, которые всегда бывают у толпы при несчастных случаях. Уже к месту происшествия, расталкивая толпу, стали пробираться полицейские.