Страница 8 из 14
Плечистый парень в темно-сером пиджаке отступил на шаг, неохотно поднял руки. Морщился, отворачивался от света.
- Левченко, обыщи.
Сержант привычно провел ладонями вдоль тела задержанного. Передал Ушинскому мятую пачку сигарет, спички, галстук, бумажник, маленький карманный фонарик.
- Перчатки уже можно снять, - будничным голосом сказал Ушинский. Задержанный то ли еще больше сморщился, то ли усмехнулся. Стянул кожаные перчатки, отдал.
- А руки пусть так и будут, вверх, - напомнил оперативник.
- Товарищ старший лейтенант, за голенищем было... - сержант подал финку, держа за клинок.
- Заверни в целлофан. Идем!
Задержанный без напоминания привычно отвел руки за спину и пошел. Ушинский приказал сержанту:
- Останьтесь тут до утра, Левченко. В клуне скройтесь. Еремин где?
- В саду шукает, мабудь, еще кто...
Шли по самой середине улицы. Старомайданная спала. Даже собаки не лаяли.
- Садитесь, - Ушинский коснулся спинки стула.
Парень сел, положив руки на колени. Оглядел комнату, задержавшись взглядом на темном, без решетки, окне. Хилькевич обогнул стол и прислонился к подоконнику. Парень тотчас отвернулся. Попросил:
- Закурить бы, гражданин начальник
Ушинский вынул из кармана сигареты, дал задержанному и сам с удовольствием закурил.
Хилькевичу не доводилось прежде видеть этого парня. Похоже, не здешний. Широкие темные брови, карие глаза с прищуром. Лицо грубоватое, но неотталкивающее. Держится без нервозности, сигарета в пальцах не дрожит. Покуривает равнодушно, будто ничего его не касается - пускай, мол, теперь граждане начальники делают что положено. Повел крутыми ладными плечами, зевнул, не раскрывая рта, - ноздри чуть дрогнули, да желваки на загорелых скулах вздулись. Все же нервничает - зевает. Но не рисуется, своей бывалости не показывает. Скромный бандюга. Хилькевич и сам зевнул, широко и откровенно. Кончается бессонная, беспокойная ночь. Хороший сегодня улов. А жена скажет: опять без рыбы пришел...
Ушинский неторопливо приготовил бланк протокола, попробовал на газете, как пишет шариковая ручка.
- Ну, как, начнем?
- Фамилию, что ли? - шевельнулся задержанный. - Саманюк Михаил Кондратьевич. Родился в одна тыща девятьсот сорок шестом году в городе Кременчуге...
- Не так быстро, куда спешите.
- Спать охота, гражданин начальник.
- Мы тоже спать хотим, Саманюк, но дело, дело... Давайте дальше. Судимость?
На вид Саманюку - за тридцать. Преступление старит. А преступления были. По его словам, отбывал наказание дважды - за грабеж и за кражу.
- Где в последний раз? Сколько лет?
- Четыре года. Справка об освобождении у вас, в ней все сказано.
Ушинский расправил измятую бумажку с загнувшимися краями. Вот так номер! Получается, что в 1970 году, когда в Малинихе случилась та кража, о которой звонил Загаев, и когда оттуда уехал Машихин-Чирьев, этот тип, Саманюк, преспокойно отсиживал в колонии. Получается, что никакими деньгами с Машихиным не связан я случайно полез в окно именно, машихинского дома... Да-а, дела!..
- Когда приехали в Сторожец?
- Вчера.
- На чем?
- Поездом.
- Каким? Откуда? Во сколько?
- Из Лозовой. В час с чем-то дня.
- Билет сохранился?
- На что он мне - не в командировке, не оплатят, А может, и сохранился, не помню. Что ваш сержант из кармана выгреб, все перед вами лежит, смотрите.
- К кому приехали? Здесь есть знакомые?
- Нету. Посмотреть приехал. Надо ж где-то устраиваться. Решил завязать с прошлым.
- У кого остановились?
- Ни у кого. Не успел. - Он ухмыльнулся. - К вам первым с визитом вежливости.
- Саманюк, вас задержали при попытке проникнуть в чужой дом через сломанное вами окно; Какая у вас была цель?
- Ясно же, какая...
- Но все же уточните.
- Деньги кончились, а пить-есть надо, верно?
- Денег у вас еще тридцать четыре рубля.
- Тридцатка - не деньги. Так, слезы...
- Значит, признаете, что совершили покушение на кражу?
- Так куда я денусь! Чистенько взяли, прямо на месте, ровно специально дожидались. Здорово работаете, гражданин начальник, такому и признаваться не жалко. Пишите: признаю. Чего уж темнить...
- Почему полезли именно в этот дом?
- В нем хозяев нету.
- Откуда знали?
- Вечером проходил мимо, думал, где бы на ночевку попроситься. Вижу, хозяева избушку на клюшку, сами на мотоцикл - и дали газу. Раз пять подходил, издаля поглядывал - не приехали. Ну и порядок.
- Кто проживает в этом доме, знали?
- На что мне? Кража - не грабеж, личное знакомство нежелательно.
- Что надеялись взять?
- Да уж что, как говорится, бог пошлет. Когда деньги на исходе, все сгодится.
- Финский нож для чего носите?
- Только для самообороны! Говорю, честную жизнь хотел начать. Вдруг да кому из прежних корешей не понравится моя "завязка". Вот и купил ножичек в Лозовой.
- В каком же там магазине финками торгуют?
- Зачем - в магазине? На вокзале купил у какого-то пьяного. Деньги еще были. Думаю, пригодится в хозяйстве. Он вроде и не финка.
- Но и на хозяйственный не похож.
Ушинский всегда разговаривал с задержанными на "вы". Только во время задержания позволял себе "ты", а когда допрашивал, если и отступал от официального обращения, то только для большей душевности, как объяснял себе.
- Закуривай, - подвинул пачку "Лайки". - Так ты говоришь, вчера приехал?.. Ну и как? Понравился Сторожец?
- Ничего, жить можно.
- Да, можно, если не воровать.
- Гражданин начальник, да ведь я ничего и не украл. Окошко попортил малость, так то еще не кража,
- Покушение на кражу.
- Ну, пускай покушение. За что тут судить? Конечно, меня-то вы засадите, потому что у меня судимость. Всегда так - один раз оступился человек, а потом уж его чуть что - и "в конверт".
- Верно, суд назначает меру наказания. С учетом личности преступника.
- Во-во, мою личность учтут да год-полтора припаяют. А может, в той хате и взять-то нечего было.
- Может быть. Ты с Чирьевым давно знаком?
Ушинский задал вопрос как бы между прочим. Но тут же понял, что не сработала ловушка; Саманюк не растерялся и в свою очередь спросил тоже как бы между прочим:
- Чирьев? Кто это? Не помню такой фамилии. Он из ваших или из воров?
Если в начале допроса Саманюк и держался настороже, то теперь с каждой минутой становился спокойнее и развязнее. Ушинский понял, что легко и сразу ничего не добьется. Взял ручку и склонился над протоколом.
- Не помните, и ладно. Потом вспомните. Саманюк, вы имеете что-нибудь добавить к сказанному вами?
- Имею: пожрать бы
- И мы не отказались бы. Верно, Павел Игнатьевич? Но придется подождать до утра. А вы, Саманюк, как в дом отдыха по путевке - сразу бы вам питание и покой. Прочтите протокол и подпишите, Так. Теперь позвольте вашу руку.
- "На рояле играть"?
- Не для рукопожатий же.
Ушинский снял на дактокарту отпечатки пальцев задержанного. Вызвал дежурного
- Приятных снов, Саманюк. Вспомните Чирьева-то.
- Как впечатление, Павел Игнатьевич?
- Парень крепкий. Думаешь, он и есть тот "третий"?
- ...Который лишний? Кто его знает. Вот она, справка, удостоверяющая алиби Саманюка на четыре года, И вообще, в его показаниях пока ни одного слабого пункта. Ладно, поглядим. Устал, Павел Игнатьевич? Иди поспи.
- Куда я пойду? Жена числит меня на рыбалке.
- Ах да! Вот они, ложные показания, хоть и жене. Из-за них человек лишается покоя. Ну, иди ко мне в гостиницу, за полсуток со мной потом рассчитаешься фактами по делу. Договорились?
Дверь вдруг отворилась, и в кабинет вошел Загаев.
- Не ждали? Доброе утро! Иду в гостиницу, гляжу, а в окне прокуратуры свет. Что за ночные бдения?
- Фью! Константин Васильевич! Да ведь вам разрешили в Харькове Первомай погулять! Неужели Сторожец лучше? Или с женой поссорился да сбежал?