Золотой миллиард

– Но Есен-Гу – это миллиард жителей. Целый миллиард.

– Золотой миллиард, – кивнула она, – но мы и его проредим.

– Значит речь идет об остальных?

– Об уродах, – усмехнулась она. И напомнила: – Миллиард против семи.

– Когда-то так говорил Дьердь…

– Он – честный работник. – (По сердцу Гая прошел холодок. На Камышовом плато Дьердь его не узнал. Может, это и хорошо, что он не узнал меня.) – Ты тоже будешь говорить, как Дьердь, когда узнаешь правду. Старший брат болен. Ты два года провел на Территориях, – зеленые глаза блеснули. Это был поразительный блеск, раньше он ничего такого не видел. – Ты жил непосредственно с уродами, наверное, каждый день общался с ними. Тебе ли не знать, что главное Желание уродов – добраться до Языков, насытиться, смотреть в небо и мечтать. Разве не так?

– Но ты сказала – отбраковка!

– Это честный термин. Природа, от которой мы отказываемся, сама тысячи раз устраивала отбраковку. Смерть всегда являлась самым эффективным ее инструментом. Где неандертальцы, овладевшие огнем? Где умные кроманьонцы, изобретшие каменный топор? Где синантропы, питекантропы – надежда будущего? Почему ты не жалеешь миллиарды живых существ, изобретших для тебя колесо, двигатель внутреннего сгорания, построивших мировую Сеть? Почему ты о них не вспоминаешь? Их ведь нет, они давно отбракованы. Природа любит очищать планету от лишнего. Стоит какому-то виду возвыситься, как природа бесцеремонно сбрасывает его со сцены. Тупая, ни на что не претендующая гаттерия может неопределенно долго занимать свою незначительную экологическую нишу, но динозавры, к примеру, быстро лишаются всех преимуществ. Безмозглая латимерия миллионы лет может скрываться в глубинах океана, но саблезубые тигры не протянут долго. Говорю же, природа не любит умников. – Гайя старалась не смотреть на него. Безобразный черный огрызок уха, рубцы и шрамы ее пугали. – Отбор никогда не останавливается. Мы первые, кто выступил против природы. Смотри на наши действия, как на последний отбор. Конечно, потребуется время. Вымирающие группы уродов долго еще будут бродить рядом с Языками, но нас это не должно тревожить. Нелепо тревожиться о судьбе вредных насекомых, правда? Гнилой картофель ни один генетик не возьмется реставрировать, в этом нет смысла, легче вывести и вырастить новый сорт. Все живые формы, выработавшие свои жизненные ресурсы, обречены. Такова реальность.

– Но семь миллиардов…

– Мы им поможем.

– Чем?

– Они уйдут, почти не заметив этого.

– Но семь миллиардов! Ради чего?

– Ради нашего будущего, Гай. Только ради него.

– Остальные тоже хотят будущего. Они нам братья по крови.

– Старший брат болен, – холодно улыбнулась Гайя. – Разве тебя не мучает мысль о твоей несбывшейся мечте? Два года назад ты летел в Ацеру вовсе не для того, чтобы спасать уродов. Разве не так? Ты же знаешь, что эволюция необратима. Ты же понимаешь, что мы никогда уже не станем такими, как прежде. А уроды только этого и хотят. Они готовы жить в очередях к Языку, быть счастливыми без перерыва.

– Я не понимаю…

– Положи сюда руку.

Она ткнула пальцем в клавишу анализатора, спрятанного в стене, и короткая игла, уколов палец Гая, мгновенно спряталась.

– Зачем это?

– Твой единственный шанс. – Гайя усмехнулась. Она из всех сил старалась не отворачиваться. – Твоя кровь ушла на тестирование. Я не указала имя. Действительный член Комитета биобезопасности имеет право на несколько анонимных анализов. Считай, эта капля крови – цена твоего будущего. Если изменения в твоем организме зашли слишком далеко, тебя просто вышлют обратно на Территории. – (Сердце Гая на секунду замерло). – Кстати, скоро туда отправится и Гаммельнский Дудочник. Скоро туда уйдет целый пароход гуманистов. Держать Гаммельнского Дудочника в Экополисе опасно. Если он увел крыс, – намекнула она на древний миф, – то может и детей увести.

– Но ты с ним дружила?

– Мы и с тобой могли подружиться, – беспощадно ответила Гайя. – Отто слишком заигрался. Он посчитал искусство смыслом и назначением жизни. Верная мысль, но он механически переносил ее на уродов. Когда его изолировали, – (Сердце Гая дрогнуло), – он потребовал отправить его на Территории. «Зачем?» – спросили его. – «Я буду помогать вам». – «Каким образом?» – «Раздражать остальных, злить их». – «С какой целью?» – «Чтобы они напали на Экополис. Тогда вам ничего не придется объяснять. Вы их просто уничтожите». – «Если нам понадобится помощник, похожий на тухлую рыбу, мы про тебя вспомним», – ответил Дьердь Гаммельнскому Дудочнику. – (Сердце Гая опять дало сбой.) – Он сказал ему: «Зачем нам твой доисторический опыт? Ты всю жизнь плавал в грязном бассейне, только-только научился различать смутные силуэты, а мы уже вышли на сушу и видим окружающее отчетливо. Сам подумай, зачем нам твой устаревший опыт? Глухих в хор не приглашают». И Отто понял. Он сам додумался до философского парохода. Выслать всех, кто мешает быстрым и точным решениям. В этом Отто получил поддержку. Уроды должны видеть, что мы настроены решительно.

Гай смотрел на Гайю, а видел сестру: мутные глаза, оплывшее тело, поблескивающие из темноты глаза уродцев. Как гнилушки. Сестра прикрывала собой детей, как настоящая самка. И десятки самцов, сотни. Даже от Тэтлера она прижила детей. Герой Территорий не жалел своего семени, его крысята везде.

И не только крысята.

Документы, вспомнил Гай.

Они могут восстановить справедливость и повлиять на события.

2

Он не знал, сколько у него времени, ведь сотрудников Нацбеза Гайя могла вызвать в любой момент. Он не строил иллюзий по поводу тестирования. Вряд ли капля крови откроет ему вход в счастливое будущее. Скорее оно (не обязательно счастливое) может открыться благодаря тайным документам Героя Территорий. Наверное, это важные документы, если офицер Стуун так хочет их заполучить.

Дети вырастут – разберутся.

Уходя, Гайя закрыла гараж на ключ.

Открыть дверь невозможно, другого выхода нет.

Возможно, Гайя вернется уже с сотрудниками Нацбеза, уйти невозможно. Да Гай никуда бы и не пошел. Все эти гаражи на одно лицо. Диван, подиум гинфа. Бронзовая фигура, вплавленная в стиалитовую стену – раскинувшая руки женщина. Символ жертвенности? Последнее объятие?

Он покачал головой. Чего я так боюсь?

Разумеется, я потерял статус, а Гайя выросла. Но так и должно быть. Два года не могли пройти бесследно. Официально я, наверное, еще не лишен прав полноценного гражданина, но… Вряд ли в Нацбезе встретят меня восторженно. Мой опыт слишком специфичен. Отбраковка, да. Но уроды тоже хотят чего-то такого. Войти в Экополис. Сжечь обсерваторию, космопорт, забросать взорванные каналы дрянью. Срубить фосфоресцирующие керби, разбить живые леса. Пусть заразные белочки красиво скачут по веткам, оплетенным ядовитыми лишайниками… Земля объята гневом, и зыбь морская зла, противу нас под небом народы без числа… Главное сейчас – восстановить статус. Пока еще не поздно и наш не пробил час… Произвести впечатление.

Он включил гинф.

Над подиумом расцвел сноп цветных лучей.

Ежесуточная статистика… Гинф-альманахи… Новости искусства… Отчеты с границ… Сдача нового Языка…

Стоп!

Он увидел трясущегося человека.

Плешивый, морщинистый. Голова обезображена язвами.

Сегодня утром этот урод, сдержанно сообщила ведущая, вынырнул в сообщающемся с Камышовым плато колодце Сары. У него было некое примитивное устройство для дыхания под водой, но уроды сами по себе живучи, как крысы. Формулировки в Экополисе теперь отличаются прямотой, отметил про себя Гай. Указанный урод шел с приятелем, но приятеля застрелили.

С плешивого брата Худы текло.

Он шевелил разбитыми губами, растерянно почесывался.

Колодец Сары теперь придется закрыть, покачала головой ведущая.

Настоящая звезда. В ее улыбке больше обаяния, чем во всех любовных играх уродов.