Страница 23 из 30
Лаборант сказал Стифсу, что очень аккуратные работники должны, по его мнению, быть под особой слежкой: слишком аккуратный слишком много и знает, — а кто много замечает, тот или продаст в один прекрасный день свои знания или, того хуже, окажется социалистом. Социалисты часто играют, добавил он, на том, что они безукоризненны в работе, как таковой, а сами стараются пользоваться тем знанием хозяина и его слабостей, которое имеется у всякого служащего. Это, знаете, старые штуки. А в общем то они, социалисты, наивнейшие люди: они немножко вроде диких, — простодушные канальи. Он их хорошо знает.
Стифс все это выслушал, и на него это произвело впечатление стоющей головомойки. Следили ли они за ним? он ничего не замечал, — но, вспомнив о том, как хорошо замаскирована их «крепость» со стороны пустыни, — подумал, что, ведь, все здесь поставлено на широкую ногу, и сыщики первый сорт, так что, пожалуй… Стифсу стало довольно грустно.
Они устроили себе маленькую вечеринку прошлое воскресенье, и некоторый господин, которого зовут мистер Эвис, и к которому все относятся весьма и весьма почтительно, говорил с ним очень ласково. Он подозвал его:
— Ну с, — сказал этот Эвис, — как вам нравится Америка, мистер Стифс?
Стифс ответил, что по его собственному мнению, покуда имеет об Америке очень превратное мнение.
Эвис захохотал и сказал ему:
— Да вы, товарищ Стифс, обо всем имеете превратное мнение!..
И так как Стифс покраснел, как рак, главным образом от «товарища», то он похлопал его по плечу и сказал:
— Не обижайтесь, это у нас принято так об Европе говорить, а вы молодчина и знаете свое дело… что же до социализма, то мы и с ними столкуемся, вот увидите!
Стифс и представления не имел, что его биография так хорошо известна.
А потом этот Эвис собрал в кружок молодежь, молодых людей и барышень, и они начали «играть в Осию». Один изображает Осию, а остальные его спрашивают, отчего он такой грустный и прочие глупости, стараясь заставить его сказать слово Идитол, а «Осия» старается обойтись без этого слова. А потом Эвис сказал ему:.
— Этот блудливый кот Осия боится сказать слово Идитол, — но мы его прижмем к стене и он нам его будет петь на мотив «Янки додль»… А после этого он будет собирать окурки от сигар и кончит в богадельне.
55
Анни возвращается
Дверь отворилась и сердце у нее замерло. Она нарочно пришла днем в два часа, когда его не бывает дома. А он как раз и открывает.
— Входи-ка поживей, — сказал с испугом Гелл и захлопнул за ней дверь.
Она вошла, села на маленький диванчик. Господи, все точь-в-точь так же, как было и тогда, когда она убежала. Только часы перевесили. Кот (настоящий антропоморфический, не забудьте) подошел к ней, ткнулся носом ей в ботинок и мурлыкнул: — урр и мурр. Она поглядела на кота и заревела. А Гелл стоял к ней спиной и усиленно разбирал прошлогодний календарь на столике.
— Господи, Гелл! — сказала она.
— Чорт с ним, с этим делом Анни! — ответил он.
— Значит, Гелл, ты не считаешь меня потерянной?
— Глупости, — ответил он, — только я тебе всегда честно говорил, что ты сломаешь дурака в этом деле. Хорошо еще, что ты от него во время убежала, а то бы тебе несдобровать, как несдобровал и он.
— Что ты говоришь, Гелл, разве с ним что-нибудь случилось?..
Гелл посмотрел на нее подозрительно. Помолчал:
— Он опять исчез, ну и мы думаем, что, знаешь ли… Не плачь, Анни, слезами этому не поможешь — ведь ты же понимаешь, когда за человеком охотится полиция двух материков, так, будь он семи пядей во лбу, ему нипочем не уцелеть.
Анни очень хорошо понимала это, но это ее ни капельки не утешало, а как раз наоборот. И Гелл не знал, что ему делать с таким приступом рыданий. Он чесал затылок и ругал себя за неуместную откровенность. Да, дожидайся от женщин благоразумия. Положим, может быть, так оно и полагается. Конечно, он дурак и сумасшедший, но она то, кажется, другого мнения на этот счет. Кот стоял, привалившись плечом к ее ногам, изображая своим хвостом род вопросительного знака, что, кстати сказать, никак не говорило о том, что он находился в недоумении, а знаменовало собой благодушие и полное душевное спокойствие. Он стоял так и думал (это, видите ли, была его специальность, потому что он был совершенно антропоморфический кот), что если человек приходит не через дверь…
56
Он получил все, что следует
Член правления «Бразильского Флорина» смотрел на хорошенькую женщину, сидевшую перед ним, протирал глаза и никак не мог все таки понять, бредит он или нет. А та посмотрела на него несколько критически и спросила:
— Надеюсь вы меня поняли?
— Понял ли я вас?
— Вот именно.
— А где же служащий Стифлэта?
— О нем не беспокойтесь.
Брафлор подумал, что это значит, что беспокойся или не беспокойся о сыщике, ему уже все равно не поможешь.
— Это жаль, — сказал он.
— Он цел, не беспокойтесь. И делает то, что привык делать.
— Так, — сказал Брафлор, — а мы, вы говорите, получим, все что следует?
— Если вам так угодно выражаться, то все, что «следует».
Брафлор заерзал на кресле.
— А бекасы? — спросил он.
Но тут она потеряла терпение:
— Я пришла говорить о деле, — сказала она, — вам угодно согласиться на мое предложение или нет?
Брафлор был смущен. Хорошо, но он желал бы получить доказательства.
Его собеседница вынула из маленького портфеля бумажку весьма делового типа. Он глянул с удивлением.
Вот оно что!
Она глядела на пего с крайним нетерпением.
— Хорошо, — сказал он, — согласен в пределах моих полномочий.
— А именно?
— Поскольку являюсь представителем Брафлора, а не консорциума.
— Мы не можем допустить, чтобы дело затягивалось далее, чем это нам требуется.
— Я не могу отвечать за консорциум.
— Хорошо, — ответила она кротко, — известно ли вам, что 35 % ваших акций в руках ваших агентов?
Она показала еще несколько бумажек, за которые Брафлор схватился почти с ожесточением, и добавила:
— Они будут выброшены сегодня же. Дальше, вы входите пайщиком в заем, предоставленный Экуадору…
Брафлор вытаращил глаза.
— Да, — сказала она, — через цепную связь фирм: Ланголопг, Колумбик-Ко, кредитная ассоциация Уаупеса, Оното-Виктория и наконец ваш консорциум. В ваши интересы совсем не входит, чтобы это сделалось известным французским банкам, — они кредитуют вас, и большая часть их кредитов ушла на Экуадорскую нефть, — для нас не представляет трудности довести все это до их сведения. Раз они форсируют ваши уплаты, ваш крах — вопрос нескольких дней.
Брафлор был уничтожен. Вот, когда он попался! Совершенно своеобразная спекуляция на экуадорской нефти, — нелепая от начала до конца для постороннего наблюдателя, так как казалось, что Брафлор должен уходить от нефти и сживать ее с биржи, об'яснялась тем, что %% экуадорского займа были гарантированы двумя правительствами: экуадорским и правительством старца Ш., который номинально выдал заем. На самом же деле заем выдавался именно Брафлором, который в свою очередь получил деньги от французских банков, конкурировавших с экуадорцами. Экуадорцы же употребляли эти деньги для вытеснения из страны французского кредита, в чем косвенно были заинтересованы и Брафлор и великий старец Ш. Операция эта была рискованнейшего характера, но в случае удачи дала бы Брафлору 24 % чистыми на чужие деньги, а также очистила бы для него Экуадор, с которым бы он солидаризовался тогда для борьбы с франком. На эту спекуляцию Брафлор пошел потому, что не имел ничего лучшего вслед за ликвидацией войны.
Брафлор поглядел на свою собеседницу и сказал:
— Я не имею возможности вам отказывать. Но я попросил бы ответить мне на один вопрос: как думает ваш синдикат, имени которого я не имею к сожалению удовольствия знать, справиться, уже не с Лавуэрсом, а хотя бы с ВБСГ, и что он нам предложит делать, если он с ними не справится?