Они знали

Впрочем, слова Дамблдора не стали тогда для меня особым сюрпризом. За несколько последних лет я слышала достаточно, чтобы сделать нужные выводы. Меня не боялись и от меня не таились, ведь в отличие даже от портретов, Шляпу почти никто не принимает всерьез. Я слышала все разговоры покойного Дамблдора и его портрета и с Гарри Поттером и с Северусом Снейпом. Но болтать о чужих тайнах, когда меня не спрашивают, я никогда не любила. Поэтому в разговоре с Гарри после победы, мне пришлось лишь подтвердить то, что было уже ему известно и поделиться некоторыми личными соображениями по данному вопросу.

За все семь лет обучения последнего директора Хогвартса я видела его всего лишь несколько раз. Лишь по долетавшим до меня слухам, понимала, что репутация его в школе не слишком блестяща и что даже поразительные для его возраста успехи в учебе не способствовали ее улучшению. Гарри спрашивал меня, прочла ли я тогда, двадцать семь лет назад в его мыслях ту самую великую любовь, о которой он говорил с таким благоговейным удивлением. Я ответила, что любовь невозможно прочесть в голове, ибо она живет только в сердце. Тогда понятно, - сказал он, - почему самый искусный легилимент за столько лет так и не смог разоблачить своего ближайшего помощника. Любовь - материя, не подчиняющаяся никаким законам мироздания и магии. Хоть ее и изучают в Отделе тайн Министерства магии, все равно объяснить ее никто не мог и не сможет. Ее можно понять лишь сердцем - таково было убеждение мальчика. И нужно сказать, что я с ним тогда в некоторой степени согласилась. То, как говорил о любви Дамблдор, похоже, произвело на героя войны чрезвычайно сильное впечатление.

В дальнейшем ему пришлось неоднократно предоставлять многочисленным скептикам подтверждения того, что он видел в Омуте памяти и рассказывать о судьбе Снейпа снова и снова. И больше всего обычно все поражались даже не столько поступкам этого без преувеличений незаурядного человека, сколько тем, что именно любовь толкнула его на них. И все же Дамблдор, произнеся те слова, судил несколько односторонне. Когда два года спустя между ним и Снейпом разыгралась та сцена, когда директор узнал истинную цену любви своего подчиненного, он, кажется, понял все сам. Дело не в том, что распределение проводится чересчур рано, и уж тем более не в моей ошибке. Любовь - магия сердца и никоим образом не зависит от наличия в человеке черт, необходимых для определения его факультета. Именно это я пыталась объяснить Гарри Поттеру на втором курсе, только он был тогда еще слишком молод, чтобы постигнуть смысл сказанного мной…

Только я-то отлично помню ту осеннюю ночь, когда два человека в этом кабинете говорили о любви. Это было почти сразу после того, как Темный Лорд исчез на десять лет. На следующий день под вечер, когда вся школа ликовала и праздновала радостное событие, директор Дамблдор пришел в кабинет, почти неся на руках юношу в черной мантии с искаженным болью лицом. Северус Снейп упал в директорское кресло, а Дамблдор застыл рядом со сдвинутыми бровями и безмерно печальным лицом… Даже я сама и ряд портретов бывших директоров на стене не могли в ту минуту спокойно смотреть на скорчившуюся в кресле худую фигуру. Из уст молодого человека вырывался приглушенный стон, напоминавший вой смертельно раненого дикого зверя. И звук этот казался куда страшнее, чем крики и вопли, страшнее той истерики, что устроил в кабинете Гарри Поттер два года назад, после происшествия в Министерстве. Потому что он исходил из самой глубины сердца, разрывавшегося от отчаяния и горя…

Директор, со свойственным ему жизненным опытом, конечно, не стал прибегать к пустым и бесполезным утешениям. Он, что называется «дал пощечину». Безжалостно бил по самому больному и добился своего - Снейп взял себя в руки. Так и договорились они о защите Мальчика-Который-Выжил, о борьбе с ставшим теперь общим врагом. Так принес этот человек клятву оберегать сына любимой им женщины. Гарри Поттер рассказывал, что видел часть той сцены, однако, он не знал, что происходило дальше. А дальше до самого рассвета один рассказывал другому историю своих чувств… Я не стану оскорблять память обоих, повторяя то, что прозвучало в ту ночь, я умолчу о том, что должно навсегда остаться между ними. Скажу лишь, что я не удивляюсь тому, что даже сам Темный Лорд оказался обманут любовью. Все эти мудрецы и исследователи в Отделе Тайн, пишущие длиннейшие трактаты, сами не знают ровно ничего. Сколько бы они ни бились, едва ли когда-нибудь удастся понять, почему и как у десятилетнего ребенка в магловском городке в солнечное весеннее утро может с одного взгляда возникнуть знание: это на всю жизнь! Комнатка в Отделе Тайн в Министерстве магии, должна оставаться запертой до тех пор, пока хранящаяся в ней чудесная и ужасная сила, остается загадкой для человечества, для всех, кому, как Гарри Поттеру посчастливилось прикоснуться к ней.

Кстати, после короткого нашего спора с мальчиком на его втором курсе, в следующий раз мы встретились, когда я пришла ему на помощь. Феникс Дамблдора, Фоукс, принес меня в Тайную комнату Слизерина, чтобы помочь Гарри одолеть врага. Директор рассчитывал, что мальчик сможет достать знаменитый меч Гриффиндора - древний артефакт, способный являться лишь отважному и только в минуту крайней опасности. Как правило, во всех случаях, когда меч являлся к ученикам Гриффиндора, они должны были доказать свою храбрость. Гарри прекрасно проявил себя тогда, да никто и не сомневался, что так и будет. Он показал себя достойным и меч явился к нему. Мальчик убил им страшное чудовище - василиска. Благодаря этому, спустя несколько лет Дамблдор на моих глазах уничтожил этим мечом один из крестражей лорда Волдеморта. А потом, незадолго до своей смерти, он изготовил копию, посвятив в свой секрет лишь одного человека. Северуса Снейпа, будущего директора Хогвартса. Самого верного и смелого из своих соратников, на чью долю выпало играть роль труса, предателя и убийцы…

На самом деле, просто уму непостижимо, как же учителя и школьники не смогли догадаться обо всем хотя бы по тому случаю с мечом Гриффиндора. Ну, ладно еще студенты, но их декан, профессор Макгонагалл! Ведь каждый гриффиндорец должен бы знать, что даже просто прикоснуться к этому мечу и уж тем более держать его в руках, может лишь человек, не уступающий благородством и храбростью самому Гриффиндору. Никогда за десять столетий меч не бывал в руках недостойных. Случаи, когда его держали в руках не гриффиндорцы почти неизвестны, но всегда эти люди являлись настоящими героями. Подлец и изменник попросту не смог бы прикоснуться к мечу. Он жег бы ему руки, точно огнем. Потому, когда те трое детей пробрались в кабинет ненавистного всем директора-убийцы (и опять же - ведь замок с готовностью признал его власть, ему подчинился страж директорского кабинета, портреты выполняли его приказы)… Так вот, когда они подслушали пароль и, разбив стеклянный ящик с копией меча, взяли его и потащили по лестнице, я слышала, как они говорили о том, что нельзя оставлять меч благородного Годрика Гриффиндора в руках грязного предателя. Дети не имели понятия, что украли копию, красивую, но бесполезную и радовались своей удаче.

Но, как судачили между собой портреты, не успели отчаянные ребята дойти до середины коридора, как Снейп поймал их и отнял меч. Он принес копию обратно в кабинет, положил ее в разбитый ящик, а спустя несколько дней, подделка исчезла вовсе. В школе все оставались в убеждении, что похищен был подлинный меч. Профессор Макгонагалл, декан Гриффиндора, пыталась выгородить перед Снейпом своих учеников. Всей школе, каждому портрету, призраку, ученику и вообще всем обитателям Хогвартса было известно, как сильно переживала Минерва за своих героев. Переживала и гордилась ими. Я знала, что декан Гриффиндора благоговела перед покойным Дамблдором. Пожалуй, никто другой так сильно не переживал его смерть. С момента назначения Северуса Снейпа директором Хогвартса, она хотела стать защитой и опорой для детей. Да, разумеется, превыше всего для нее была безопасность учеников, однако ее гриффиндорская суть восставала против смирения. Три факультета под предводительством гриффиндорцев, изо всех сил боролись с режимом сторонников лорда Волдеморта. А учителя - и в особенности профессор Макгонагалл - втихомолку поощряли эти смелые порывы.