Страница 75 из 76
Но что же тут поделаешь, если в Диринг-Юряхе именно она с первого шага пронизывала все происшествие. Сначала была фантастичность везения. В сентябре 1982 года геологи Олег Васильевич Гринько и Валерий Абдуллович Камалетдинов заложили шурф в приустьевой зоне Диринг-Юряха на высоте около 150 метров над долиной Лены, куда археологи обычно не считали нужным заглядывать (ибо какие там могут быть древности так далеко от воды и на речном уступе, время формирования которого отстоит от современности на миллионы лет). И вот парадокс — шурф, который должен был стать началом разреза так называемой Тухстахской террасы для демонстрации ее участникам Международного конгресса, отчего-то показался геологам неинтересным. Но зато на дне его им попалось под конец работы нечто археологическое — обломки черепа и несколько костей скелета человека. Гринько и Камалетдинов, досадуя на просчет по своей части, пришли к выводу, что их находки, быть может, заинтересуют археологов Института языка, литературы и истории Якутского филиала Сибирского отделения Академии паук СССР.
Они не ошиблись — Ю. А. Мочанов и С. А. Федосеева вскоре выехали на место случайного открытия и, расширив шурф, поняли, что находки геологов представляли собой останки древнего захоронения ребенка. При этом их сразу же поразили два обстоятельства — никогда за четверть века работы в Якутии они не встречали захоронения, вознесенные так высоко над уровнем Лены, и ни разу останки умершего не размещались в погребальной камере, сооруженной так основательно — из каменных плит. Раскоп пришлось расширить, и снова удача — в саркофаге из плит известняка лежали останки пяти мужчин разного возраста — от 35 до 55 лет. Многое здесь оказалось чрезвычайно интересным: часть захороненных были умерщвлены насильственно — позвоночник и лопатки их пронзали каменные наконечники; кость одного из умерших была сломана при жизни, а затем, судя по всему не без искусного врачевания, срослась столь точно, что старая травма никаких более неудобств не доставляла. Изумило и обилие инвентаря, сопровождающего мертвых: в саркофаге лежало столько изделий из кости и рога, сколько их не удалось обнаружить за десятилетия раскопок стойбищ людей каменного века Якутии, отстоящих от современности на три с половиной тысячи лет. Да, именно к этому времени, как выяснилось, относились наконечники, изготовленные из белого и розового кремня, а также из кости, скребки и многофасеточный резец с рукоятками из рога, костяные обкладки лука, нефритовые кольца и многое другое, что составляло вместе более сотни предметов. Так стоит ли удивляться тому, что завершение кропотливой расчистки всего этого богатства пришлось завершать под прикрытием специально разбитой по такому случаю палатки, ибо после трех недель раскопок в октябре началась зима, и вся округа оказалась заваленной снегом. А тут еще одно захоронение в каменном ящике и еще одно.
И вот это-то последнее, четвертое по счету, погребение, дно которого было опущено глубже других и потому оказалось врезанным в слой кварцитовых галек и их обломков, навело на след самого главного в Диринг-Юряхе: Ю. А. Мочанов обратил внимание, что часть кварцитов представляла собой дольки поперечно расколотых галек. Никогда ранее в Якутии не встречались изделия столь архаической технологии обработки камня. Да и по виду они, поблескивающие, будто покрытые лаком или отполированные тончайшим песком, выглядели необычайно древними. Если, как неустанно утверждается, чисто технологические признаки в археологии каменного века действительно что-то значат, то найденное на дне могилы должно датироваться не веками и тысячелетиями, а по крайней мере несколькими сотнями тысячелетий. Но ведь это эпоха обезьянолюдей! Возможен ли подобный феномен культуры для Якутии с ее среднегодовой температурой от -5 до -17 °C? Такая постановка вопроса стоила того, чтобы резко изменить планы Приленской археологической экспедиции и бросить все средства и силы последующих двух полевых сезонов на поиск ответа на него в местности с таким торжественным, как отзвуки ударов по шаманскому бубну, названием — Диринг-Юрях.
…Никто из группы участников Международного геологического конгресса, который состоялся в Москве в августе 1984 года, и не думал сетовать на то, что к месту их самой интригующей из экскурсий ведет тропа крутая, длинная и, кажется, уходящая высоко, к самому небу. Одна за другой оставались позади древние террасовые уступы Лены, врезанные в склоны горы. Около устья «Глубокого ущелья» —105 метров, 135… Далеко внизу в распадке у подножия обрывистой возвышенности остались палаточный лагерь археологов и его бытовые постройки. И лишь по нежно-голубоватой змейке дыма под зеленым ковром прибрежной тайги можно было определить место, избранное археологами для своего «сезонного стойбища». Зато уже отсюда, со второй речной ступеньки, открывалась во всем величии необъятная взглядом ширь самой могучей водной дороги Сибири — Лены. Она величаво устремлялась на север к Якутску, а потом дальше, по направлению к полюсу, к вечно скованному льдом океану.
Но тропа, пробитая неутомимыми археологами, петляла дальше и, кажется, не было ей конца. И вдруг, когда высота перевалила за полторы сотни метров, на склоне перед выходом на самый верхний уступ горы появилась «парадная лестница» с бревенчатыми ступеньками. Их было всего 13, этих старательно уложенных бревен. Не стоило пересчитывать, ибо каждый, вступающий на лестницу, мог прочитать торжественно предупреждающий лозунг — «Тринадцать шагов — за миллион!» Он давал каждому выходящему на третью террасу второе дыхание. Еще бы! Тринадцать последних шагов по бревенчатым ступеням позволяли с помощью сказочной машины времени вступить в прошлое человечества, отстоящее от современности по меньшей мере на два миллиона лет.
Как гигантские пчелиные соты уходили в чащу смешанного леса участки раскопа, невиданного по размаху за всю полуторавековую историю изучения древнекаменного века Азии, Европы, Африки и Америки. Ювелирно зачищенные стенки контрольных бровок, позволяющие ясно видеть всю последовательность напластований, превращали рабочий полигон археолога в головоломно-причудливый по конфигурации лабиринт, раскинувшийся на площади более 8000 квадратных метров. На 150 метров протянулась прорезанная бульдозером стратиграфическая траншея. Она вскрывала десятки метров водных отложений древнейшей Пралены, воды которой миллион лет назад текли на полтораста метров выше современной долины реки. Трудно даже вообразить, какой же мощью обладали тогда ее воды и какой ширины достигало русло.
Об этом мог бы рассказать лишь предок, который два с лишним миллиона лет назад разбил свой лагерь на красноватых песках у кромки тихого затона Пралены. В этих ярко цветных, со следами мерзлотных нарушений, песках на чудовищной глубине (до 40 метров от поверхности) и залегали сотни оббитых кварцитовых галек, сколотых с них отщепов, а также всевозможные инструменты. Обработка сырья велась тут же, и доказать это не составляло труда: отделенные от галек фрагменты кварцита, разбросанные по жилой площадке, в некоторых случаях удавалось совместить друг с другом так, что они образовывали почти целую гальку. Что касается орудий, то эти будто покрытые лаком изделия как по технологии изготовления, так и по типам ни в чем существенном не отличались от инструментов, которые были на вооружении людей олдовэйской культуры, открытой в Африке семейством Лики. Геологи, изучив толщи напластований, согласились, что начало «врезания» потока Пралены в пределах своих древнейших берегов относится к «эпохе магнитной полярности Гаусс», которая датируется временем около 3,4–2,5 миллиона лет, а речные наносы, перекрывающие слой с каменными орудиями, не могут быть моложе 1,8 миллиона лет. Однако к самым поразительным заключениям пришли мерзловеды. Отметив древнейшие признаки вечной мерзлоты в горизонте с оббитыми человеком кварцитовыми гальками, они связали это явление с общепланетарным похолоданием, которое достигло своей наибольшей мощи 2,5–2,2 миллиона лет назад. Следы вечной мерзлоты позволили установить, что на Диринг-Юряхе в те давние времена среднегодовая температура была близка современной: — 10,2 °C!