Страница 64 из 76
А вспомнить есть о чем, если представить, что археологией Африки он, Луис Сэймор Базетт Лики, ныне куратор Коридонского музея города Найроби (Кения), начал заниматься 36 лет назад, а здесь в Олдовэйском каньоне ведет раскопки целых 28 лет! К тому же Африка, этот экзотический и неудержимо манящий к себе континент, для него не просто место, где он волею судеб ведет научные исследования, а настоящая родина, без которой Лики давно не мыслит своего существования. Так уж случилось, что судьба его семейства с конца прошлого века оказалась навсегда связанной с Восточной Африкой. Все, если он не ошибается, началось с того, что однажды его мать Мэри Базетт, а также се сестры Луиза, Нелли и Сибелла, старшей из которых исполнилось всего 23 года, неожиданно решились, к ужасу отца, полковника британской армии, отправиться в Африку, чтобы заняться миссионерской деятельностью. Дед Луиса, — человек неробкого десятка, и своих 13 детей воспитывал настоящими сорвиголовами, но и он пришел в замешательство, когда узнал о непреклонном решении любимых дочерей. Переубедить их не удалось, и родители безнадежно махнули рукой — будь по-вашему, отправляйтесь куда хотите! Весной 1892 года из тихого городка Ридинга, расположенного недалеко от Лондона, провожали в дальний путь отчаянно храбрых сестер, а через три месяца изнурительного плавания по Атлантическому океану они высадились на берегу Восточной Африки в Момбазе. Чтобы представить степень удивления и любопытство белых поселенцев и аборигенов Момбазы, достаточно сказать, что сестры оказались первыми в Восточной Африке незамужними женщинами, прибывшими из Европы!
Мэри и Сибелла остались в Момбазе, где вскоре приступили к обучению местных жителей чтению и письму. Луиза отправилась в Танганьику, а самая смелая из сестер, Нэлли, решила продолжить путешествие по Африке и направилась по бездорожью в тысячекилометровую поездку, конечной целью которой стала Уганда. Лики с улыбкой припомнил рассказы матери об «отчаянной тетушке Нэлли», которая, как и приличествует настоящему миссионеру, ехала по Африке безоружной. Впрочем, тетушка Нэлли не считала себя полностью безоружной, поскольку в ее багаже лежали зонтик и будильник. Позже она всерьез уверяла Мэри, что если ночью, в самое тревожное для пребывания в джунглях время, каждые два часа заводить будильник, то подкрадывающийся к лагерю лев, заслышав непривычный звон, вынужден будет ретироваться и оставить свои коварные затеи по крайней мере часа на два. Когда же лев, опомнившись, рискнет опять приблизиться к лагерю, его вновь встретит звон предусмотрительно заведенного будильника! Тетушка Нэлли искренне верила, что если ей за время переезда из Момбазы в Уганду так и не пришлось отдубасить нахального льва зонтиком, по ее убеждению, оружием крайних мер, то виной тому будильник, из-за которого ей приходилось просыпаться каждые очередные два часа ночного отдыха!
Но не для всех сестер сбылись добрые надежды. Матери Лики, Мэри Базетт, не повезло с самого начала — вскоре она тяжело заболела. Врач, после нескольких безуспешных попыток остановить болезнь, настойчиво посоветовал девушке немедленно вернуться в Англию.
Мэри чувствовала себя настолько плохо, что не стала упрямиться и вскоре прибыла в Ридинг, не надеясь когда либо оказаться там, куда однажды забросили ее девичьи грезы. Судьба, однако, распорядилась иначе: когда Мэри выздоровела и стала понемногу забывать о романтическом путешествии в Момбазу, она познакомилась в Лондоне и вскоре вышла замуж за миссионера Гарри Лики. Луис не знал, у кого первого из его родителей возникла мысль отправиться в Восточную Африку. Не исключено, что увлекательные рассказы Мэри о Момбазе покорили Гарри, а может, самого отца захватил дух странствий и жажда приключений или виной тому письма сестры Луизы из Танганьики. Как бы то ни было, а в 1902 году молодая супружеская пара Лики прибыла в Восточную Африку и поселилась в деревушке Кабете, расположенной в 8 милях от поселка, который назывался Hайроби. Гарри и Мэри обслуживали английскую церковь построенную в Кабете, и вели проповеди среди кикуйю — членов самого могущественного и многочисленного племени аборигенов Кении.
Помнила ли Мэри о предостережении врача ни в коем случае не возвращаться в Африку? Сначала, может и помнила, а потом — забыла: на сей раз она безвыездно прожила в Кабете 50 лет, не жалуясь на здоровье!
Через год после возвращения в Танганьику в длинном и приземистом, похожем на барак строении с глинобитными стенами и соломенной крышей, прикрытой от тропических ливней огромным брезентом, родился первенец семейства Лики — сын, названный Луисом Сэймором. Затем родились сестры Юлия и Глэдис, но, по рассказам матери и отца, эффект появления их на свет шел ни в какое сравнение с первыми днями жизни Луиса. Дело в том, что он оказался первым белым младенцем, которого смогли увидеть коренные жители Восточной Африки. Как на чудо, сходились посмотреть на ребенка рядовые соплеменники и вожди кикуйю, жившие в окрестностях Найроби и Кабете. Отец уверял позже Луиса, что выглядел он в колыбели с точки зрения старейших кикуйю настолько внушительно и вызывал такой почтительный трепет, что знатные посетители выражали новорожденному свое уважение не совсем обычным способом: гости плевали на младенца, что представляло собой торжественный обряд доверия кикуйю к новому члену семейства Лики, символизирующий передачу жизни каждого члена племени в руки появившегося на свет.
Детство Луиса прошло в Кабете, он рос и воспитывался среди сверстников из племени кикуйю, играл в их игры, делил с ними радости и огорчения. Он в совершенстве овладел языком кикуйю и не только говорил на нем в случае необходимости, но и думал так же, как на английском. Вообще Луис настолько проникся обычаями жизни кикуйю, что в детстве искренне считал себя одним из них, стараясь ничем не выделяться среди своих темнокожих друзей. Он даже жил, когда позволяли родители, в такой же, как в поселке аборигенов, хижине, которую построил с помощью и под руководством «братьев кикуйю». Не удивительно поэтому, что в характере и облике его причудливо совместились типично английское образование, которое дали ему родители, и по-спартански суровое воспитание туземцев кикуйю. Мать учила его читать, писать, считать, а взрослые воины и охотники кикуйю показывали, как нужно правильно держать копье и изловчиться метнуть его, чтобы оно сразу же поразило цель, как бесшумно и незаметно подползти к небольшим пугливым газелям, как, не имея никакого орудия, погрузиться в воду, замаскировать голову болотной травой и терпеливо дожидаться, когда утка опустится на гладь водоема.
А сколько дали ему беседы у вечерних костров рядом с примитивными, как в каменном веке, постройками! Старики кикуйю, заботясь о воспитании молодежи, рассказывали старые предания и сказки. Каждый рассказ имел мудрую, как жизнь, мораль. Оставалось лишь впитывать и следовать ей в общении с людьми и природой. Так, любовь к животным привили Луису кикуйю. Он не только изучил повадки диких обитателей саванны, но научился думать так же, как они. Разве не «логика рассуждений льва» позволяла ему успешно подкрадываться к самым пугливым и осторожным из животных Восточной Африки? Луис думал, что он делал заметные успехи, подражая действиям охотников кикуйю. Иначе как объяснить такой беспрецедентный в истории кикуйю факт, что его, тринадцатилетнего мальчишку белого миссионера, объявили равноправным членом племени, присвоив почетное имя Вакараучи — «Сын воробьиного ястреба»? Тогда, взволнованный торжественной церемонией. посвящения, Луис поклялся остаться навсегда верным воином племени кикуйю.
Лики задумался — сдержал ли он детскую клятву?! Да, он не нарушил ее, и совесть его перед старейшинами кикуйю чиста. Он остался верен друзьям даже в тревожные дни преследования в Танганьике мау-мау: Луис Лики-Вакараучи, первый и единственный белый член племени кикуйю, в то время уже по возрасту не воин его, а старейшина, высшая честь которого может только снизойти на рядового соплеменника, а тем более иноземца, сделал все, чтобы, используя свой авторитет и влияние, предотвратить трагедию кровавого столкновения между белыми и аборигенами Восточной Африки.