Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 147



Владимир Бээкман

И СТО СМЕРТЕЙ

Романы

И сто смертей

1

Последняя суббота июня стала для Хельги черным днем.

Отвратительной и постыдной была вся эта запутанная история. Она не столь наивна, чтобы верить в вечное семейное благополучие, всякое происходит в четырех стенах, и ураганы и землетрясения, бывали они и у них. Только ведь всякому терпению есть предел. Спьяну рукам волю давать — с кем не случалось; проспавшись, Ильмару всегда становилось стыдно, муж втихую искал примирения.

Пустячной казалась теперь и главная причина прошлых ссор — парикмахерша Сента. Люди поговаривали, будто Ильмар погуливал с Сентой еще до женитьбы. Ну и пусть, решила Хельга, услышав в первый раз этот разговор, у какого парня не водилось до свадьбы девчонок. Обычно с женитьбой их тут же и забывали. Долгие годы потом Хельга укоряла Ильмара за то, что муж нарушил это правило.

Будь у нее сейчас одна эта забота, не стоило бы так растравлять сердце. Всегда ведь удавалось резким словом и гневным взглядом добиться того, чтобы Ильмар на какое-то время бросил наведываться в поселок. Нынешнее горе полностью заслонило прошлую боль, исподволь тлевшую обиду, которая особенно задевала женскую душу Хельги.

Другая, куда большая опасность нависла над их семьей. Ильмар ощущал это столь же отчетливо, иначе бы он, когда Хельга решилась напрямик завести разговор, не вышел бы так из себя, что не совладал с собой даже на трезвую голову и схватил первое, что попалось под руку!

Хельга подвинула свое пышущее жаром тело, где-то ведь должно быть попрохладней, и почему только эти простыни не дают свежести? Вся кровать принадлежала ей одной. Вот и хорошо, что Ильмар перебрался в переднюю комнату, на диван с продавленными пружинами. Сейчас бы ей не вынести близости мужа. У нее тоже есть гордость — пусть Ильмар не надеется на то, что она позабудет обиду.

Пульсирующая боль в голове усилилась. С левой стороны, чуть выше виска, под волосами вздулась большая шишка. Не помог и холодный утюг. Хельга притронулась кончиками пальцев к больному месту, и горячая обида подступила к горлу.

На этот раз Ильмар вспылил не на шутку.

Она не могла принять вину на себя. Почему это она должна постоянно со всем мириться? Требовать этого было вопиюще несправедливо. Пусть делает что хочет, но надо же ему помнить, что он человек семейный и за детей в ответе! Поэтому Хельга и решила, что всякое разумное существо на ее месте поступило бы точно так же. Она выполняла всего лишь свой долг, когда напрямик выложила Ильмару: пусть немедленно оставит свои тайные делишки, не то она заберет детей и уйдет, подыщет себе место понадежнее, где не нужно будет вздрагивать от каждого ночного шороха за дверью.

Именно эта угроза и вывела мужа окончательно из себя. К детям он относился с особой ревностью. Хельга знала вспыльчивость Ильмара, но сегодняшний взрыв превзошел все предыдущие.



— Скорей я тебя, стерву, прибью! — заорал муж и не задумываясь двинул ее щеткой. Хорошо еще, что не попалась под руку кочерга, он бы не посмотрел.

У Хельги от возмущения и унижения зашумело в ушах. Разве это жизнь. Муж, который дерется щеткой, как деревенская баба! И снова перед глазами встала та же картина: Ильмар со свертком еды и ружьем крадется в. сторону риги, что на покосе. И откуда только он эту винтовку взял? Кайтселийтовскую[1] он ведь сдал еще прошлым летом, когда вышел приказ. А эта, видно, была так хорошо припрятана, что за все свои девять лет жизни здесь, в Ванатоа, она так ни разу и не наткнулась на нее. Теперь хозяин хутора и отец двоих детей — ни дать ни взять вор — крадется к собственному сараю, втянул голову в плечи, будто конокрад. Вначале Хельга удивилась: неужели муж собирается прятаться в сарае? От кого?

Лишь когда Хельга увидела мелькнувшую в воротах сарая незнакомую фигуру и когда через некоторое время Ильмар вернулся с пустыми руками, она поняла, что там кто-то прячется и муж это от нее скрывает. Сразу же вспомнилось все услышанное за неделю о том, как в прошлую субботу ночью разъезжали по округе вооруженные люди. В деревне Курни выселили два больших хутора. Посадили всю семью на грузовик и увезли невесть куда. А что станет с ними самими, если у них на хуторе обнаружат кого-нибудь из разыскиваемых?

Вот при этой-то мысли Хельгу и охватил тот жуткий страх за себя и за детей, который вынудил бросить в лицо мужу суровые упреки.

Никуда бы она не ушла. Да и куда ей было идти? В отцовском доме, на хуторе Вескимяэ, и без того полно народу, да и стыда не оберешься, если она со своими двумя детьми вдруг нагрянет туда из Ванатоа! Тогда — да, тогда уже было бы трудно рассчитывать на примирение, дорога назад была бы отрезана. Меньше всего Ильмар способен будет простить, если его выставят людям на посмешище. Свое достоинство он бережет и лелеет пуще зеницы ока, хозяин Ванатоа — это не должность, а положение!

Разрушить семью, по мнению Хельги, это нечто такое, о чем серьезный человек и помыслить не может. По-своему она и до сих пор была привязана к Ильмару. Иначе разве она вообще пришла бы в Ванатоа? Хельгу с самого начала покоряла любовь Ильмара к музыке.

Стоило ему взять в руки инструмент, как он преображался, становился другим, тихим и мечтательным человеком. И инструменты подчинялись ему, будь то гармошка, скрипка или домашний орган, который стоял в передней комнате и возле которого Ильмар сейчас спал. В первые годы их супружеской жизни он частенько садился за орган, в такие минуты в доме становилось уютнее. Теперь на это у него больше не было ни времени, ни охоты.

Так с чего же, собственно, пошел между ними этот разлад? Временами Хельга думала, что первопричиной все же явилась Сента. В особенности в те минуты, когда Ильмар, случалось, и не пытался скрывать, что Хельга как женщина не очень его удовлетворяет. Сколько раз ей хотелось вскричать: это ты сам истаскаешься на стороне, домой приходишь высунув язык! Но высказать этого вслух она не могла, останавливал жгучий стыд. Ночные дела должны были оставаться под покровом темноты, о них не пристало говорить во всеуслышанье, если уж Ильмар сам не понимал всего этого.

Сента? Спокойно все продумав, Хельга пришла к выводу, что вряд ли это могло быть предлогом. Ильмар — и кипение страстей? Несмотря на злость, она почувствовала, как усмешка коснулась ее губ. Скорее пень ольховый запылает как кудель!

А если так, то причину разлада следовало искать в их собственной жизни. Наверное, в самом начале. Перед глазами Хельги уже в который раз вставала давняя гнетущая картина.

Это было в год их свадьбы. Перед Ивановым днем, когда они с Ильмаром поженились, виды на урожаи были хорошие, и, наверное, поэтому, а может, и под действием свадебного пива отец не в меру разошелся и расхвастался перед зятем, что даст в придачу к обещанному за дочерью еще семьсот крон наличными. Семьдесят тысяч центов, как обычно говорил Ильмар, которому душу ласкали большие цифры. И зачем было отцу похваляться? Обычно такой уравновешенный и разумный человек. Когда урожай наконец собрали, выяснилось, что цены из-за кризиса упали куда ниже ожидаемых. Долги по векселю приходилось выплачивать, среднему брату Яану в уездной гимназии до окончания было еще далеко. Отец хотел дать Яану хотя бы образование, на другие доли с хутора надеяться не приходилось. Потом уж сам в люди выбьется. И в эту зиму Яану опять придется просить отсрочки с платой за учебу. Младший брат Рууди, последыш, тот и вовсе остался без школы, работал на хуторе за заправского батрака, разве что денег не просил. Что поделаешь, если хуторок большой семьи не тянет.

1

Кайтселийт — реакционная полувоенная организация в буржуазной Эстонии.