Страница 2 из 4
Too Soon
Конструкторы моих костей,
оракулы глухой судьбы!
Писатели слепых страстей,
свидетели пустой борьбы!
Как вы придумали меня,
какой изобрели каркас,
как жаль, что оказался я
созданием, недостойным вас!
Все ваши хлопоты, увы,
как псу под хвост, как в никуда, —
Natura и Fortuna, вы
ведь знали, что я был всегда
ленив, невежда, психопат.
Я проиграл финальный матч:
я сам себе поставил мат,
и это для меня too much!
Начать бы всё со снежных гор,
где воздух остр, и нежен холод,
и где пылающий костёр
не дразнит искрами – too old!
Но поздно – многие вокруг
уже не видят солнц и лун…
И ярко слепит Чёрный Круг
и шепчет ласково: too soon!
Домино
Деревья голы и горбаты.
тоска, упавшая на дно.
Мы были будущим когда-то,
но стали прошлыми давно.
И годы, голые, как факты,
стоят перед глазами. Но
они похожи чем-то, как-то
на ленту пёстрых домино.
И «пусто-пусто» точно глыба
из пенопласта, как в кино…
Но кто-то хлопнет костью: «Рыба»!
И рыбкой ты пойдёшь на дно.
Нищета войны
Я детство прожил в нищете войны,
хотя наш город и не знал бомбёжки.
Все зимы – с осени и до весны —
давились мы гнилой картошкой.
Зато весной – какая благодать!
Крапива, лебеда, лучок-голубчик…
Колдует ночью у костра с кастрюлькой мать,
слезами заправляя жидкий супчик.
А голод борется во мне с голодным сном.
Сон победил. Закапал летний дождик.
Вдали осёл перекликается с ослом,
Сестра толкает в бок: не спи, художник!
Художнику три года. На ногах
в кровавых кракелюрах ципки-клинопись —[4]
«Испанский башмачок» – замечу на полях:
так началась любовь к испанской живописи.
Нас будят предрассветные гудки —
хрипят, свистят, гудят, трубят, меняются…
И жизнь у матери на страшном полпути,
а у меня лишь только начинается.
Подарки
В какой-то вчерашней, позавчерашней,
советской, греческой, македонской,
в какой-то далёкой, нелепой и страшной
жизни – египетской, вавилонской
меня убивали и в лоб, и с флангов —
мечами, дротиками, стрелами, пикой…
Но и я убивал! В смертоносных фалангах
я был впереди. И Александр Великий —
мой БОГ, мой Вождь, потомок Геракла —
дарил мне золото и диаманты!
А я боялся лишь яда или теракта,
особенно в Индии и в Самарканде.
Или вот: я – верховный жрец в древнем Египте.
Умирая, Фараон – «Владыка Вселенной» —
дарит мне место в своей пирамиде:
пришлось в сорок лет вскрывать себе вены.
И будто вчера я таскал пулемёт в Испании,
а потом в Кзыл-Орде – тачки с рудой в знойном июле.
Умирал равнодушно, без страха, без паники,
получив от чекистов в подарок две пули.
Во славу грузинского вина 1969 года
Нефертити, Хаммурапи,
печенеги, Бонапарте…
Я пол жизни жил во мраке,
хоть сидел на первой парте.
Берия, Ежов, Ягода,
Ленин, Троцкий, Сталин, Киров;
горы трупов, яды – годы…
Палачей, убийц, вампиров —
сколько их ещё в запасе?
Легионы, роты, рати?
Я плевать хотел на власти
печенегов, Хаммурапи!
Но Твиши и Цинандали,
Чача и Кинзмараули —
сколько радости мне дали,
как всю жизнь перевернули!
И плевать на Бонапарте
я не стану, не просите —
я опять на первой парте
обнимаю Нефертити!
Лень творца
Благословенна лень творца!
Когда потворствует он лени,
то, словно пленник из дворца,
на волю вылетает Гений.
А у художника в уме
ещё расслабленном и сонном
в полупрозрачной полутьме
неясных лиц и слов колонны
теснятся важно в ряд один,
и он с восторгом вырывает
из этих призрачных картин
всё то, что после вырастает
в «Онегина», Давида, в шпиль
Адмиралтейства, Мону Лизу…
Ну, вот и всё. И снова штиль.
И снова сон, тоска, капризы…
И Гений улетает прочь…
Дворца приспущенные флаги…
Так дремлет мраморная Ночь
на флорентийском саркофаге.
Дождь
Ольге
Дождь лил всю ночь. А я тебя люблю.
Как чудно быть в такую ночь на даче!
И в этом скорбном, монотонном плаче
я тихий смех твой памятью ловлю.
Когда-нибудь я денег накоплю
и бриллиантов накуплю тебе штук восемь!
Но что-то зябко… Видно, скоро осень…
Дождь льёт весь день. А я тебя люблю.
Я, впрочем, не подобен королю.
Насчёт восьми… Навряд ли выйдет разом.
Купить хотя б один! И тут – алмазом
вдруг солнце брызнуло!
А я тебя люблю.
«Я тебе подарю тёмно-синее платье…»
Ольге
Я тебе подарю тёмно-синее платье
и белую шаль из тонких кружев.
А ещё – золотой браслет на запястье
и шубку от зимней стужи.
А мне никаких подарков не надо.
Ты – спасенье моё, говорю без лести.
И была бы одна от Судьбы награда:
до последнего вздоха с тобой быть вместе…
Ольге
Уметь сливаться с Пустотой
и мыслью проникать
в алмаз, как будто он пустой,
а также всё разъять,
как скальпелем, своим умом
и тут же всё сомкнуть…
Так в космосе совсем пустом
мерцает Млечный Путь.
Тогда Галактика моя
всей Пустотой своей
соединится с Пустотой
Галактики твоей.
И понесёмся мы с тобой
в объятьях Пустоты,
и тотчас стану я тобой,
и мною станешь ты.
2008
4
Ципки – болезнь более детская, когда от грязи, воды, жара, мороза и пр. трескается кожа на ногах и руках (Толковый словарь В. Даля).