Счастье любит тишину

Словом: интересный проект, богатый и дорогой.

Работали совместно с группой дизайнеров, и вот руководитель этой группы увидела на стене в приемной Гондарова два рисунка Варвары, выполненные углем, очень ими заинтересовалась и спросила у Зинаиды Кузьминичны:

– Кто автор этих рисунков?

– Замечательно, правда? – заулыбалась та, как счастливая мать, гордящаяся достижениями своего ребенка. – Это девочка одна у нас работает, прекрасно рисует, я ее и попросила сделать рисунок для меня. И дома повесила. Мне очень нравятся.

– Мне тоже, – сдержанно улыбнулась ей в ответ дизайнер и повторила вопрос: – Так что за девочка, с ней можно поговорить?

Варвару срочно вызвали в приемную и первое, что спросила ее дизайнер, как только они поздоровались:

– Вы гравюру сможете изготовить, работали в этой технике? – очень строго, между прочим, спросила, приняв ее за девочку-стажерку лет восемнадцати от силы.

Варя, продолжая находиться в своем депрессивном состоянии, не красилась, прическу не делала, да и одевалась попроще, не прихорашивалась, как раньше, вот и выглядела соответственно не сильно-то серьезно.

– Могу, – не слишком уверенно ответила она и пояснила: – Я всего лишь два раза работала в этой технике, нарезала «доски» для эстампа, но оттиски делали в граверной мастерской.

– Вот и замечательно, – порадовалась, но снова сдержанно, великолепная дама-дизайнер и попросила тоном приказа: – Можете сделать мне для примера одну гравюру. Небольшую, посмотреть, как у вас получается.

– Могу-у… – задумчиво и не слишком уверенно подтвердила Варюха и, уже обдумывая детали, добавила: – Надо только с мастерской договориться. У меня своего станка нет.

– Я договорюсь, – величаво пообещала женщина.

Варя выполнила заказ. И получилось у нее так, что разговаривать теперь ее пригласили в кабинет к Гондарову.

– Я хочу сделать вам заказ, – сразу же перешла к делу дама-дизайнер, как только Варвара села за стол переговоров. – Наш с Антоном Михайловичем клиент, – почтительный полукивок в сторону Гондарова, – человек очень известный и очень богатый, но, слава богу, с хорошим вкусом, хоть и несколько нестандартным, и особыми требованиями к тому, что мы для него делаем. В общую концепцию дизайна дома вписываются именно гравюры. Ваши очень хороши и идеально подошли бы. Мы хотели вам заказать серию гравюр и рисунков, но есть одно обязательное условие: для этого придется выехать на натурные работы. Дело в том, что наш клиент родом из Алтая, начал там свое восхождение в большой бизнес и политику и влюблен беззаветно в родной край. И у него имеются особо любимые и памятные места, вот их-то вам и надо будет запечатлеть как можно подробней в рисунках и перенести на гравюры и эстампы. Справитесь?

– Справлюсь, – растерялась немного Варвара и посмотрела на Гондарова. – Но… насколько это уехать? У меня же здесь работа, Антон Михайлович?

– Это тоже будет твоей работой, Варвара, – поспешил заверить Гондаров, – оформим как командировку, рисуй сколько понадобится.

– Скорее всего, Антон Михайлович, – вступила снова дизайнер, – придется нанимать проводников и уходить в небольшие экспедиции. Потому как наш клиент подготовил список тех самых любимых мест, запомнившихся ему на всю жизнь и запечатленных светлым образом в его памяти, и все они находятся в диких горах-лесах.

– Даже так? – протянул удивленный Гондаров и поделился сомнением: – Ну, тогда не знаю, отпустит ли ее муж по лесам-то шастать.

Муж не отпустил. Одну.

А взял первый за сто миллионов лет своей работы на холдинг отпуск и поехал вместе с Варварой.

Это даже не обсуждалось. Когда она вечером того же дня рассказала о сделанном ей интересном предложении, Костромин, отметивший про себя, как она, впервые после трагедии, оживилась и вдохновилась, спокойно заявил:

– Хорошо, значит, поедем на Алтай.

– Ты поедешь со мной? – аж задохнулась Варвара от радости, боясь окончательно поверить в такую возможность.

– Не, ну а как? – не понял Юрий ее удивления. – Не могу же я отпустить тебя одну с какими-то незнакомыми мужиками-проводниками по лесам-горам путешествовать?

– Боже, Юра, – воскликнула Варюха, сложив ладошки замочком на груди от полноты чувств, – как же это здорово, что не отпустишь! – и повторила на счастливом выдохе: – Как же это здорово!

Это был их первый совместный отпуск, первый выезд в путешествие. Вообще-то в настоящую трудную, выматывающую порой, на полном серьезе опасную и даже где-то экстремальную экспедицию.

Поскольку дядька тот предоставил целый список своих любимых природных мест, отметив точками на карте и подкрепив еще и фотографиями – здесь он первый раз охотился с отцом, здесь ловил рыбу, здесь учился скакать на лошади, а здесь прошел свой первый многодневный поход, а вот по этим местам они с друзьями путешествовали, здесь он покорял горы, а вот тут чуть не погиб, а здесь еще какая-то экстремальная запоминающаяся байда с ним приключилась, а здесь еще одна…

Помотались они по тому Алтаю от души и на долгие годы набрали воспоминаний. Столько прошли, испытали и натерпелись!

Пришлось учиться ездить на лошадях, да не развлечения ради, а для многодневного перехода, сплавляться по рекам – это из общих новых навыков на двоих, так сказать. У Юрия же сама собой образовалась отдельная программа обучения и приобретения новых знаний экспедиционной жизни, опыта и приемов выживания в тайге.

Ставить палатки, устраивать толковые стоянки, рыбачить и чистить рыбу, охотиться и разделывать добычу, разводить костер и готовить на нем походную еду, сторожиться медведя и не пугать другую живность, дружить с лесом и природой и уметь их слушать – и многое, многое, многое…

Охотиться самому Юре, правда, Варвара запретила.

– Ты, Юрочка, зверушек не убивай, ладно? – попросила серьезно она.

– Почему? – все же задал он вопрос.

– Ну, они живые, хорошенькие, им больно – разъяснила Варюха.

– А мужики наши охотятся, – напомнил он, – и мы едим эту их «хорошенькую» добычу.

– Им можно, они тут свои, а мы пришлые, нам нельзя, – что-то понятное только ей объяснила Варвара.

– А рыбу ловить можно? – усмехнулся Костромин.

– Рыбу можно, – разрешила ему жена и даже кивнула: – Она глупая.

Он посмеялся, и мужики, слышавшие их разговор, следом за ним поулыбались, но, когда Варюха устроилась на своем специальном стульчике за мольбертом рисовать, старшой проводников тихонько заметил Костромину:

– А ведь права жена твоя, Максимыч: нам можно зверя добывать, у нас с тайгой свои договоры и обычаи, а вы пришлые, ее не слышите. Вам тихонько надо, – ухмыльнулся, покачал головой одобрительно и добавил: – Смотришь, молодая совсем, городская, пичуга маленькая, а понимание правильное имеет. Недаром, значит, художница.

А Варя работала.

Увлекалась, забывая обо всем, засиживалась до сумерек за работой так, что спину потом разогнуть не могла, но ожила, ожила.

Костромин видел, как отходит она от тяжести душевной, излечивается, возвращается к себе прежней, к полной жизни, энергии радости, улыбок и смеха.

Потихоньку, день за днем, но лечила Варвару природа, исцелял душу Алтай. И ее, и его. Костромин явственно чувствовал изменения в своей душе, словно вливалось в него нечто незримое, мощное, и накапливалась какая-то сила, духовная, что ли.

Мужики, которые взялись их сопровождать, были коренные жители, такие матерые лесные люди, живущие в двух мирах – большую часть времени в лесах, а меньшую в цивилизации с семьями. В относительной цивилизации – села, поселки.

Но профессионалы они были классные, совершенно точно.

Когда Костромин и администратор их экспедиции, которого специально нанял Гондаров в Барнауле для подготовки столь непростого мероприятия, объяснили мужикам суть их похода и что именно собирается делать Варвара, те переглянулись понимающе меж собой, хмыкнули саркастически и старшой переспросил, уточняя задачу:

– То есть нам надо водить по определенным местам девушку-художницу, чтобы она рисовала, и мужа ее, который ее сопровождает?