Страница 3 из 6
– Куда они его везут? – задыхалась Кей.- Что они хотят…
Я не ответил. Правой ногой жал на акселератор, руки не отпускали руль, глаза – серпантин дороги, а мой мозг точила мысль: дурак, знал же, на него нельзя положиться, ни за что не надо было выбирать его первым.
Поздно корить себя, поздно, если не нагоню машину. Теперь они догадались, что я их преследую, это, видимо, и заставило их решиться. На самой крутизне все случилось.
Я ничего не видел, потому что я отставал на добрых две сотни футов, когда дорога последний раз резко свернула. Но я слышал. Приглушенный звук – три хлопка.
Мы, наконец, одолели виток дороги, и я мог разглядеть лимузин, рванувший вниз по прямому отрезку пути прочь от каньона. Задние огни, будто два красных глаза, на прощание мигнули.
Я прекратил погоню.
Затормозил у обочины, рядом с темным комом, вышвырнутым из машины, точно поломанная кукла.
У куклы была дыра во лбу, другая – в груди, и еще одна – в животе.
Обмякшая, бесформенная, руки-ноги нелепо подвернутые, скрючились.
Кей закричала, и я наградил ее парой пощечин. Потом вышел из машины подобрал куклу. Открыл заднюю дверцу и свалил на сидение. Кей туда не смотрела, и когда я сел за руль, на меня не взглянула. Всхлипывала и всхлипывала.
– Мертв, они убили его, он мертв. Я опять ударил ее по щекам.
Она отрезвела. Приложила руки к лицу, вымолвила:
– Остудили. Я кивнул.
– Рад, что к вам возвращается ваша обычная наблюдательность,- я ей сказал.- Вы ее утеряли на время. Иначе кое-что бы заметили. Пол не мертв.
Но я видела… видела дыру у него во лбу… и как он лежал, выкинутый из машины… Она хотела обернуться назад, но я схватил ее за плечо.
Ничего,- сказал я.- Поверьте моему слову. Он еще дышит. Но скоро перестанет, если мы не поторопимся к доктору.
– Кто они были? – прошептала Кей.- Почему они это сделали?
– Ответит полиция,- сказал я. И включил зажигание.
– Полиция,- прошептала она, но могла б во все горло крикнуть – я знал ее мысли: полиция… огласка… скандал… Парсонз, Хоппер, Грейем[Луэлла Парсонз, Хедда Хоппер, Шила Грейем – киножурналисты, задававшие тон в голливудской светской хронике в тридцатые-пятидесятые годы], Сколски, Фидлер[Джимми Филлер – известный журналист светской хроники]…
– Мы обязаны заявить в полицию? – шептала она.
Я пожал плечами.
– Мы – нет. Но доктор заявит. О пулевых ранах обязательно заявляют.
– А нет ли доктора, который держал бы язык за зубами, я хочу сказать…
– Я знаю, что вы хотите сказать.- С мрачным видом я въехал опять на шоссе и помчался через Бель Эйр.- И знаю такого доктора.
– Вы к нему едете?
– Возможно, поеду.- Я помолчал.- С одним условием.
– Каким?
Я бросил на нее взгляд.
– Чтоб ни случилось, вы забудете сегодняшний вечер. Никогда никаких вопросов. Чтоб ни случилось.
– Даже если… умрет?
– Не умрет. Я обещаю.- Я опять взглянул на нее.- Ну, а вы – обещаете?
– Да.
– Хорошо,- сказал я.- Теперь я завезу вас домой.
– А разве не к доктору прежде? Он потерял столько крови…
– Никаких вопросов,- напомнил я ей.- Домой.
У дома я ее высадил. Вылезая из машины, она очень старалась на заднее сидение не смотреть.
– Вы позвоните мне? – прошептала,- Дадите мне знать, как все будет?
– Узнаете,- я заверил ее.- Узнаете. Она слабо кивнула, и я уехал. Я направился прямиком к Локсхайму и все ему рассказал.
Доктор Локсхайм меня сразу понял, как я и предполагал.
– Проигрался, долг, без сомнения.- Кивнул он.- Verdammten – проклятый бездельник. Да, трудно подыскать человека совершенно надежного. А теперь вы должны другого найти. На это время уйдет, пока же нам надо быть весьма осторожными, всем нам. Полу сказали?
– Нет еще,- ответил я.- Прежде всего, подумал, нам следует от тела избавиться.
– Это мне предоставьте,- Локсхайм улыбнулся,- Это не сложно. Уверен, прикончившие его будут молчать.- Он нахмурился.- Но вот девушка, эта Кей Кеннеди?
– Тоже будет молчать. Пообещала. Кроме того, она побоится огласки.
Доктор Локсхайм попыхивал сигарой.
– А она знает, что он мертв?
– Нет. Я сказал ей, он только ранен.
Доктор торопливо выдохнул дым. – Но все-таки знает, что его выбросили на ходу из машины. И слышала выстрелы. И по меньшей мере видела рану на голове, коль не другие раны. А сегодня у нас пятница. Думаете, сможет молчать, пока узрит Пола Сан-дерсона на съемках в понедельник утром? Я поднял руки.
– Что еще мог я при тех обстоятельствах? – спросил я.- Хотя вы правы.
Когда она его в понедельник увидит, это будет для нее шоком.
– И сильным,- поправил Локсхайм.
– Думаете, следует держаться поблизости?
– Определенно. Думаю, вам следует держаться теперь все время поблизости, следить за ней.
– Как скажете.
– Хорошо, теперь оставьте меня. Много работы.
– Хотите, помогу внести тело? Доктор Локсхайм улыбнулся.
– Не надо. Я и раньше их сам заносил… Утро понедельника приготовило настоящее испытание для Кей Кеннеди. Я находился в студии, вместе с внештатником Крейгом руководил операторами. Я видел, как вошла Кей Кеннеди, она была в полном порядке.
Я видел ее, когда появился Пол Сандерсон. У нее и мускул не дрогнул. Может, потому, что она заметила там меня. Во всяком случае, она с утренней съемкой справилась. В полдень я ее потащил на ленч.
Мы завтракали не в буфете. Я повез ее к Оливетти. Подробности не важны.
Важен наш разговор.
– Я, наверное, отгадала, в чем дело,- сказала она.- С субботы, когда в газетах не оказалось ни строчки, я все думала.
– Газеты и должны были молчать, – напомнил я ей.- Кто бы им сообщил?
– Ну, кто-нибудь,- продолжала Кей Кеннеди.- Прекрати Пол Сандерсон на месяц-два съемки, состряпали бы историйку для газет. Но ведь там ни словечка. И я отгадала правду.
– Какую?
– Такую: человек, в тот вечер сидевший со мной в ресторане, застреленный человек, был вовсе не Пол Сандерсон. Помните, я говорила вам, как не похоже он вел себя вне студии, будто совершенно иное лицо. Ну да, конечно. Он был иным лицом. Двойником Пола Сандерсона. Я промолчал.
– Ведь так?
Я избегал ее взгляда.
– Помните, что обещали мне? Никаких вопросов.
– Помню. И я не спрашиваю вас о том вечере. Я не спрашиваю, умер ли двойник или уже лежал мертв, когда вы в машине брали с меня обещание. Я не спрашиваю, как вы от тела отделались. Я только спрашиваю о Поле Сандерсоне, который вообще был к этому не причастен. Или все-таки был?
Она раздавила в пепельнице сигарету. Третью.
– Вы курите слишком много,- заметил я.
– А вы не курите вовсе,- сказала она.- Не пьете и к сэндвичу даже не прикоснулись. Будто это вам и не важно.
– Хорошо,- сказал я.- Важно. Больше, чем вы представляете.- Я наклонился к ней.- Вы уверены, что хотите услышать от меня ответ?
– Да.
– Ладно. Тот человек был двойником Пола Сандерсона. Несколько лет. Как вы убедились, Пол жив. Он должен беречь себя для работы. На публике, на торжествах появлялся, для рекламы снимался его двойник. Ему хорошо платили, наверное, слишком уж хорошо. Очевидно, он много играл.
Проигрывал. Не возвращал долги. Очевидно, большие долги. Все разъяснил?
– Не все. Он говорил несколько другим голосом. Хотя походил на Пола просто поразительно.
– Его очень тщательно подбирали,- сказал я.- Ну, и небольшая пластическая операция. Очень знающий доктор…
– Тот самый, к которому вы хотели его отвезти тем вечером? – спросила она.
Я понял, что сказал слишком много, но поздно.
– Да.
– Его зовут случайно не Локсхайм?
Я раскрыл рот.
– Кто вам сказал? Она улыбнулась.
– Прочла. Я говорила, что с субботы много думала. Ну, и кое-что выясняла.
Про Сандерсена и про вас. Раздобыла прессу о вас. Там все черным по белому.
Точнее,- в пожелтевших вырезках. Некоторые ведь порядком стары, мой дорогой. Например, та, датированная 1936 годом, где сообщается о несчастном случае с вами за игрой в поло. Поначалу думали, вы безнадежны, но через несколько дней сообщение появилось, что вас перевезли из Канады в частную клинику доктора Конрада Локсхайма.