Страница 5 из 123
Мережковский, который думает не иначе, опубликовывает это «страшное письмо» — действительно страшное, — как он его называет в иностранной прессе. Фритьоф Нансен, ходатай по делам большевиков[35], усиленно в то время хлопочущий о предоставлении им европейских кредитов, прочтя то письмо, которое он, кстати, страшным не находит, отвечает, что готов, во имя человеколюбия, содействовать помощи голодающим, но вне всякой политики. Мережковский за этот его «аполитизм» на него обрушивается.
Чтобы понять атмосферу того времени, надо вспомнить, что большевики тогда признаны Европой еще не были, всячески этого признания добивались и что запятнавший себя сношением с ними из среды русской эмиграции изгонялся. Вот отчего, когда комиссаром по беженским делам был Лигою Наций[36] назначен Нансен, это назначение было встречено русскими эмигрантами приблизительно так же, как было бы встречено бежавшими из гитлеровской Германии евреями назначение над ними комиссаром видного наци.
«Мы Вас, г. Нансен, не выбирали, — пишет ему в открытом письме Мережковский. — Если б нас спросили, то вряд ли наш выбор пал бы на ходатая того «правительства», из — под власти которого мы бежали. Но мы бесправны и обязаны терпеть, кого бы ни назначили. Если б вместо Вас назначили Кашена[37], мы стерпели бы и его».
Сам по себе аполитичный, чисто гуманитарный акт помощи голодающим при наличии в России большевистского правительства терял весь свой аполитизм и всю свою гуманитарность, становился этапом на пути признания Европой большевиков de jure. Это и сами большевики, и противники их понимали отлично. Оттого-то и спор между ними из-за отправки в Россию продовольствия был так горяч, и вопли большевиков о помощи становились все громче и наглее.
На пощечину Мережковского Нансен не отвечает. Ему на подмогу большевики выпускают Горького, который обращается к миру с воззванием[38] о спасении «миллионов русских жизней». Известный немецкий писатель Герхарт Гауптман[39] попадается на удочку и отвечает Горькому, что его призыв будет услышан не только немецким, но и всеми народами.
Мережковский пишет открытое письмо Гауптману. С величайшим терпением объясняет почтенному писателю, что такое большевизм, чем он угрожает миру, кто такой Горький, что он сделал с русской интеллигенцией, а главное, что за Горьким — Ленин и что помощь, о которой Горький взывает, — помощь не России, а трещащей по всем швам советской власти, русской компартии и ГПУ.
Единственный результат — меры, принятые Комитетом помощи голодающим по доставке продовольственных посылок адресатам непосредственно, с собственноручной обратной распиской, без вмешательства большевистского распределительного аппарата. На ход мировой истории это, однако, не влияет ни в малейшей степени. Но зато чревато последствиями совершившееся, увы, признание Европой большевиков…
Что оно неизбежно — почти не было сомнений уже после поездки в Россию Герберта Уэллса и его книги «Россия во мгле»[40]. В этой книге знаменитый английский писатель утверждает, что, хотя большевики и ужасны и коммунизм — глупость, никакое другое правительство в настоящее время в России невозможно, и советует эмигрантам поскорее с большевиками примириться.
Слишком явно, что тут Уэллс говорит то, чего от него ждет подготовляющий признание большевиков Ллойд Джордж[41] («Торговать можно и с каннибалами» — его знаменитая фраза). Но что Уэллс, этот «первый соучастник каннибаловых пиров», как его называет Мережковский, на стороне Советов — неверно. Он вообще ни на чьей стороне — нигде. Безответствен и беспринципен, и в этом — достойная пара Горькому.
«В том, что произошло и происходит сейчас в России, — говорит в своей книге Уэллс, — большевики так же виноваты, как австралийское правительство». Эта фраза, достойная не то что Горького, а такого большевизантствующего сноба, как Бернард Шоу[42] (не тем будь помянут), Ллойд Джорджу тоже как нельзя более на руку.
Отвечая на совет Уэллса «примириться с большевиками», Мережковский рассказывает, как в Москве несколько человек детей, в возрасте от 10 до 14 лет, убили и съели своего товарища. Зачинщик, десятилетний мальчик, не проявил на суде ни малейшего раскаяния, а лишь сказал, что человеческое мясо на вкус «сначала — ничего, а потом пахнет».
«Не кажется ли Вам, — спрашивает Уэллса в открытом письме Мережковский, — что примиренье с большевиками, которое Вы нам так горячо рекомендуете, тоже «сначала — ничего, а потом пахнет»?»
Но подобно Бодлеру[43], тщетно пытавшемуся доказывать своей собаке, давая ей нюхать флакон с духами, что хороший запах приятнее дурного, Мережковский был бессилен удержать Европу в ее влечении к большевизму. Ей нравится «аромат Сталина». Между тем «каннибалы», еще не будучи признаны, но в признании уверенные, начинают наглеть. В тот же день, когда «Известия» печатают излияния Эррио[44] по поводу советских «достижений», где он между прочим заявляет: «Президент Пуанкаре[45] просил меня передать советскому правительству свою признательность», — в этот же самый день Луначарский[46], на съезде работников печати, произносит речь, в которой говорит: Франция поняла, что с этим бандитом Пуанкаре она далеко не уедет. Она послала нам другую важную птицу, Эррио, который, посовав свой нос туда-сюда, уже телеграфировал, что наша власть крепка. Пусть, однако, эти буржуи поторапливаются: прежде, чем начать отхватывать куски пожирнее, они могут взлететь на воздух от революционного взрыва.
Но и после признания большевиков Мережковский борьбу с ними не прекращает. Он разоблачает их подпольную работу в Европе, не устает повторять истины, «ставшие, — как он говорит, — банальными прежде, чем они стали понятными».
Одна из таких истин — невозможность большевиков порвать свою связь с коминтерном[47] (или с коминформом, что одно и то же), отказаться от всемирной революции и пропаганды, какие бы они ни давали на этот счет обещания. Верить этим обещаниям — величайшая глупость, тем более что своих планов большевики не скрывают, даже если и распускают для видимости эти почтенные учреждения.
«Некоторые факты современности, — говорит Мережковский в статье о подпольной работе большевиков во Франции, — до того невероятны, до того абсурдны, что невольно начинаешь подозревать у их авторов состояние безумия».
И он приводит один из таких фактов: «В один прекрасный день, по не вполне для самого себя понятным причинам, правительство мирной и процветающей страны открывает свои двери группе иностранных террористов. Те не скрывают, что их главная, даже единственная цель — подготовка террора и что намеченная жертва именно эта страна. Тем не менее правительство этой страны, не довольствуясь обычным приемом, окружает заговорщиков почестями и вниманием, дарит им дворец в центре города и, чтобы облегчить им работу по подготовке переворота, ставит их под защиту дипломатической неприкосновенности».
«Что сказали бы мы, — спрашивает в заключение Мережковский, — если б услышали историю вроде этой несколько лет тому назад? Думаю, что мы даже не нашли бы ее забавной ввиду ее полной неправдоподобности и совершенного абсурда».
35
Фритьоф Нансен, ходатай по делам большевиков… — Норвежский исследователь Арктики Ф. Нансен (1861–1930) в 1921 г. был одним из активных организаторов помощи голодающим Поволжья. Лауреат Нобелевской премии (1922).
36
Лига Наций — международная организация (учреждена в Женеве в 1919 г.), целью которой было развитие сотрудничества между народами и гарантия мира и безопасности. Распущена в 1946 г.
37
Кашен Марсель (1869–1958) — один из основателей (1920) Французской коммунистической партии. В 1918–1958 гг. директор газеты «Юманите».
38
Горького, который обращается к миру с воззванием… — Имеется в виду воззвание М. Горького «Честные люди» с просьбой помочь голодающей России. «Воззвание Горького, — пишет в мемуарах бывший его друг и сподвижник А.В. Амфитеатров, — несомненно, одно из бестактнейших и неудачных выступлений этого несчастного человека, чья вся жизнь теперь сложилась в анекдот политической двусмысленности. Какой-то старинный жонглер, Блонден, что ли, изображался на своих рекламах идущим по канату, держа в руках две чаши с курящимся фимиамом — и направо, и налево. В таком роде позицию занимает сейчас и Горький: с его вечною высокомерною декламацией о культуре — к утешению страждущей интеллигенции; и с его прочною дружбою и послушным сотрудничеством с самыми антикультурными силами большевизма, которые эту страждущую интеллигенцию душат, чтобы не сказать — уже задушили. <…> Призыв его, обращенный к европейскому миру, произвел в петроградском обществе сенсацию весьма отрицательную. Одно из двух: либо не просить милостыни, либо, если уж на то пошло, не плюй в колодцы, из которых собираешься воду пить. А тут — Бог знает что! Стоит человек на европейской паперти, протягивает руку за подаянием, а в другой держит камень, а языком ругательски ругает просимого доброхотного дателя. Неприглядная картина какого-то кладбищенского нищенства» (Амфитеатров А. В. Горестные заметы. Очерки красного Петрограда. Берлин: Грани, 1922. Цит. по изд.: Собр. соч.: В 10 т. М.: НПК «Интелвак»,2003.Т. 10. Мемуары. Кн. 2. С. 524). Блонден Шарль (1824–1897) — знаменитый французский акробат, совершавший в 1855–1866 гг. переходы по канату над Ниагарским переходом.
39
Гауптман Герхарт (1862–1846) — немецкий драматург, прозаик. Лауреат Нобелевской премии (1912).
40
…после поездки в Россию Герберта Уэллса и его книги… — Английский прозаик-фантаст Герберт Джордж Уэллс (1866–1946) приезжал в Россию в 1914,1920 и 1922 гг. После второго посещения издал книгу «Россия во мгле» (1920, первый рус. пер. — София, 1921), в которой многие страницы посвящены беседам с Лениным о будущем России. Книга вызвала возмущение русских эмигрантов. Два отклика-протеста опубликовал И.А. Бунин: «Суп из человеческих пальцев. Открытое письмо к редактору газеты “Таймс”» (Свободные мысли. Париж. 1920.27 сент., № 2) и «Несколько слов английскому писателю» (Общее дело. Париж. 1920.24,25 ноября. № 132, 133). «Стыдно, — пишет Бунин, — что знаменитый писатель оказался в своих суждениях не выше любого советского листка, что он без раздумья повторяет то, что напел ему в уши Горький, хитривший перед ним и для блага Совдепии, и для приуготовления себе возможности бегства из этой Совдепии, дела которой были весьма плохи в сентябре. Я обязан сказать, кроме этого, еще и то, что я, не 15 дней, а десятки лет наблюдавший Россию и написавший о ней много печального, все-таки от души протестую против приговоров о ней гг. Уэллсов».
Еще более резкой была отповедь Мережковского в его «Письме Уэллсу» (Последние новости. Париж. 1920.3 дек., № 189; Свобода. Варшава. 1920. 12 дек., № 125). «Вы полагаете, — писал он, — что довольно одного праведника, чтобы оправдать миллионы грешников, и такого праведника вы видите в лице Максима Горького. Горький будто бы спасает русскую культуру от большевистского варварства. <…> Знаете ли, мистер Уэллс, какою ценою «спасает» Горький? Ценою оподления — о, не грубого, внешнего, а внутреннего, тонкого, почти неисследимого. Он, может быть, сам не сознает, как оподляет людей. Делает это с «невинностью». <…> Он окружил себя придворным штатом льстецов и прихлебателей, а всех остальных — даже не отталкивает, а только роняет, — и люди падают в черную яму голода и холода. Он знает, что куском хлеба, вязанкою дров с голодными и замерзающими можно делать все что угодно, — и делает. <…> «Всемирная литература», основанная Горьким, «величественное» издательство, восхищает вас, как светоч просвещения небывалого. Я сам работал в этом издательстве и знаю, что это — сплошное невежество и бесстыдная спекуляция. <.. > Вас умиляют, а меня ужасают основанные Горьким «Дом науки» и «Дом искусств» — две братские могилы, в которых великие русские ученые, художники, писатели, сваленные в кучу, как тела недобитых буржуев, умирают в агонии медленной. <…> Горький — «благодетель» наш. И не я один, а все русские писатели, художники, ученые, когда снимут веревку с их шеи, скажут вместе со мною: будь они прокляты, благодеяния Горького!
Нет, мистер Уэллс, простите меня, но ваш друг Горький — не лучше, а хуже всех большевиков — хуже Ленина и Троцкого. Те убивают тела, а этот убивает и растлевает души.
В Москве изобрели новую смертную казнь: сажают человека в мешок, наполненный вшами. В такой мешок посадил Горький душу России».
41
Ллойд Джордж Дэвид (1863–1945) — премьер-министр Великобритании в 1916–1922 гг., один из лидеров либеральной партии.
42
Шоу Бернард (1856–1950) — английский драматург.
43
Бодлер Шарль (1821–1867) — французский поэт-символист.
44
Эррио Эдуар (1872–1957) — премьер-министр Франции в 1924–1926 и 1932 гг. Его правительство в 1924 г. установило дипломатические отношения и в 1932 г. подписало договор о ненападении с СССР.
45
Пуанкаре Раймон (1860–1934) — президент Франции в 1913–1920 гг., премьер-министр в янв. 1912–1913,1922—1924и 1926–1929 гг. Один из организаторов интервенции в период Гражданской войны в Советской России.
46
Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — критик, публицист, драматург. С 1917 г. нарком просвещения.
47
Коминтерн — Коммунистический интернационал, международная организация, объединявшая компартии разных стран. Основан в 1919 г., распущен в 1943 г.