Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 50

Шизофрения (Ш.) в большинстве своём не является жребием людей с определённой генетической программой. Утверждения о генетической предопределённости обрекают пациентов и врачей на пассивность.

Человек может страдать Ш., если к этому его подтолкнут условия общественной жизни. Вместе с тем, само существование в дружественной индивиду среде есть условие для предупреждения Ш. Силой, влекущей в сторону от этой болезни, являются истерические расстройства или истероидное поведение, которое поддерживает удовлетворительное или гармоничное сосуществование в обществе — в отличие от затворничества.

Хроническая алкоголизация и тем более запойное пьянство с их галлюцинациями и утраченными иллюзиями способствуют «уходу» в Ш. там, где общество не соответствовало ожиданиям индивидов.

Представленные умозаключения являются гипотезой. Но у автора нет ощущения их абсолютной новизны. Уверен, что подобные мысли посещали многих психиатров и философов, не сумевших проникнуться почтением к незыблемым твердыням психиатрии. Но в доступной литературе отсутствуют указания на подобные идеи в концептуальном рассмотрении. Подчёркивая роль одиночества среди людей и изоляции в возникновении Ш., укажем и на позитивную роль социума в предотвращении этого страдания.

В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что нормальный человек функционирует в общественной среде. Он живёт в соприкосновении с представителями противоположного пола. Семья — это и есть микросоциум, постоянно борющийся с шизофреническими уклонениями, а, значит, за продолжение здоровой человеческой жизни.

ЛИТЕРАТУРА

Гаращенко Е.Б., Кирьянова Н.И., Шивирёв Н.А. Психофизическое развитие у детей с повышенным риском заболевания по шизофрении// Тез. Докл. V съезда психиатров и наркологов Пермской области. — Пермь, 1994. — С. 13–15.

Менегетти А. Введение в онтопсихологию — Пермь: Хортон Лтд, 1993. — 64с.

Урюпин В.П. Роль социального фактора в реабилитации инвалидов с психическими заболеваниями// Тез. Докл. V съезда психиатров и наркологов Пермской области. — Пермь, 1994. — С. 34–35.

Сахно С.А. К вопросу изучения больных непрерывнотекущей шизофренией по данным клинико-эпидемиологического обследования// Там же. — С. 32–34.

Осипов В.П. / Цит. по: Виш И.М. Гипноз и внушение при алкоголизме. — Тамбов: Тамбовская правда, 1958. — 96с.

Просёлкова М.Е… Козловская Г.В., Солоед К.В. Дизонтогенетические отклонения у детей-сирот раннего возраста// Тез. Докл. V съезда психиатров и наркологов Пермской области. — Пермь, 1994. — С. 53–54.

Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. — М. — Изд-во Московского ун-та, 1982. — 128с.

Часть II. Мудрость шизофрении — премудрость психиатрии

Неопределенность является профессиональным стилем ученых.

Они постоянно говорят то так, то эдак.





А врач должен быть выше науки.

* * *

Я забросил психиатрию из-за недостаточной научной точности и кажущегося средневекового догматизма. Бернард Лоун, кардиолог, лауреат Нобелевской премии

Прошло пятнадцать лет с тех пор, как были написаны эти немногочисленные и выстраданные страницы первой части публикации. Это было время ожидания, время забвения лечебной работой и время утерянных надежд. Надежд на то, что перестройка эпохи Горбачёва и начинающего врать Ельцина (тоже, вероятно, «засланца» из врачебного сословия) способна поднять на служение истине не только потенциальных пассионариев, но и способных внимать им.

Не учи учёного…

Плодам моих наблюдений и размышлений было не суждено дожить до востребования. Я чувствовал, что мне не стать маршалом побед Жуковым (хотя он тоже, если верить Михаилу Задорнову и Виктору Суворову, был из коренных врачей). Тем не менее, все материалы были подготовлены и отправлены в начале 1996 года в «Независимый психиатрический журнал», который тогда сильно гордился тем, что старая идеология ему стала чужда. Это было время, когда у доктора не было денег на автобус, а уж на звонок в редакцию — тем более.

Меж тем, заинтересовав местного профессора психиатрии собственным переводом с немецкого работ Блёйлера, получил от него обстоятельную рецензию на свою готовившуюся к публикации статью о возможных путях развития шизофрении (Ш). Кажется, он одобрял высказанные соображения, но чтобы они увидели свет, нужно было всё переделать. Постоянные переработки и уточнения написанного в течение года сильно измотали меня. Я не понимал, зачем нужно тратить столько усилий на разъяснение простых вещей специалистам с максимальным стажем работы в психиатрии, если и некоторые профаны уже смекнули. Было неясно, почему не убеждает даже установление логической связи явлений, которой так поклоняются учёные. Конечно, в головах специалистов шла борьба: чему служить — истине или своим интересам?

Нечто подобное, только более крупного масштаба, произошло в моей биографии позднее, когда я пытался доказать учёным акушерам-гинекологам, что предлагаемая методика психотерапии способна решить проблемы не только беременных, но и акушерства. К сожалению, время быть акушерству с человеческим лицом ещё не придёт и значительно позже описываемых мною попыток подружиться с психиатрами. Пока же приходилось забыть об единоличной публикации даже в местном научном сборнике. Боги не дремали…

Есть у нас чудный специалист, любимый больными и врачами. Моё предложение ему «подковать» материалы под психиатрическую стать и быть соавтором оказалось отвергнутым. Оправданием ему, безусловно, могла быть и мысль о ненужности противостояния ради чужих идей.

Однако о публикации в Перми приходилось забыть совсем. «Независимый психиатрический журнал» молчал. Ни звука до сих пор. Верно, он не обязан говорить.

Конференция 1997 года в Московском институте психотерапии свела меня с молодым, способным «альтернативщиком», решившим вовремя «рвануть» из психиатрии. Он знал все условности и проблемы психиатрии, и ему было предложено стать соавтором проблемной статьи. Мне было интересно его мышление; но, легко согласившись вначале, через год переписки он легко и отказался от своего слова. Стрелять в письмах остротами, не имея общей цели, едва ли имело для меня смысл…

О публикации пришлось надолго забыть, тем более, что меня всё больше и больше захватывала работа с беременными женщинами. Всё громче и громче доносились до меня «стоны» из роддомов, и меня вовсе не успокаивал штиль в моей любимой женской консультации.

Материалы моей неопубликованной статьи бесконечно перекладывались с места на место в домашнем архиве, который непрестанно худел оттого, что выбрасывались не принятые журналами наблюдения — в одних местах, но полнели в других, где копились новые отказы. Чудом уцелел и этот самый неопубликованный манускрипт… Когда уже к началу миллениума женская консультация окончательно уснула, мне пришлось на цыпочках перебраться в другую поликлинику, где, казалось, стены ходят ходуном. Но это только казалось.

Последние годы приходилось много читать и, прежде всего, художественной литературы, в которой удивляло обилие наблюдений, сходных с моими: прежде всего шизофрения развивалась как следствие изоляции от людей. Вновь всколыхнулись забытые идеи. Настойчиво озадачивал маститых психиатров, что им известно о шизофрении в тюрьмах, одиночных камерах и пр. Никто не знал об этом определённо. Нет и специальной литературы.

Кажется, наступал момент истины! Или гражданских психиатров в тюрьмы не пускают, или «на зоне» есть свои мастера «душевного» склада, которые не любят «сливать» информацию за ограждения — пиши любые диагнозы, делай любую статистику: «хозяин-барин»…

В наши дни уже и школьнику ясно, что обладающий властью узурпирует и право. Те же самые учёные поддерживают и власть, и юридическое право. Образ учёного сильно размыт… Вместе с тем, великие писатели и философы имеют дар заранее предупреждать о коррозии общества или профессии. Почти 100 лет назад Ромен Роллан писал, что каста учёной «… интеллигенции весьма вежливо снимает шляпу перед царящей в мире глупостью» («Очарованная душа»). Наш великий М.М. Пришвин замечал в дневниках: «На моём веку совершилась огромная перемена в сознании человека: в моё время ещё верили просто в науку, что человек овладевает законами природы себе на добро, и такое победное шествие человека как царя природы вперёд называлось прогрессом. В науке есть чары не меньшие, чем в искусстве, отвлекающие личность человека от конкретных условий добродетели (творчества добра), в том смысле, чтобы служить лучшему всех людей, как себе самому».