Остров эволюции

- Археоптерикс, - представил Уолтон.

Оуэн вздрогнул. Археоптерикс - первая известная науке птица; существо из эпохи рептилий! Пока он таращился на создание, то снова перевоплотилось, обернулось истинным пресмыкающимся - кожистой тварью, что рвалась из державших ее оков. Затем стремительно промелькнуло бессчетное множество едва различимых рептильных образов, а за ними - череда осклизлых морских обитателей. И вдруг изменения прекратились. Лишь кучка мерзкой, тягучей субстанции покоилась на полу.

- Протоплазменная морская слизь, - объяснил Уолтон, - первая, наипростейшая основа жизни.

Оуэн обнаружил, что у него трясутся руки. Доктор щелкнул выключателем на ящике, и тогда молодой человек спросил:

- Боже правый, Уолтон, ты можешь сотворить подобное с любым созданием? - дрожащий палец Оуэна указал на слизкую груду.

- С легкостью, - ответил биолог. - И как только испытаю ускоряющее излучение в больших масштабах, я сразу же опробую его на человеке. На добровольце, разумеется... Постараюсь, забросить подопытного вперед на столько, чтобы увеличились его умственные и физические возможности. Но не стану переносить слишком далеко.

- В больших масштабах... - повторил Оуэн, - Как ты это провернешь? Если ты распространишь ускоряющее излучение на обширной территории, то какие-нибудь люди могут угодить под его воздействие и перемениться. Кто знает, что тогда произойдет?

Уолтон отмахнулся от возражений.

- Я уже все обдумал, Оуэн. Мы собираемся работать в совершенно безопасном месте. На острове. На небольшом островке в Вест-Индии, в нескольких сотнях миль от Кубы, который я заполучил по смехотворно низкой цене. Сейчас на нем ни души. Итак, вот какой у меня план. Я сооружу излучатель помощнее, способный захватить в поле своего действия весь остров; раздобуду множество различных животных и выпущу их там на волю. Улавливаешь мысль? Всякая живая тварь на острове попадет под воздействие ускорительного излучения и, следовательно, совершит скачек в развитии. Мы увидим сотни, тысячи лет эволюции, сжатые до нескольких недель или месяцев. Мы с Бриллингом, естественно, обезопасим себя, надев защитные накладки. Остальные же подвергнутся изменениям. Можно будет вести учет превращений, через которые пройдет каждый вид: фотографировать, записывать и так далее. Все давным-давно распланировано, Оуэн. Некоторое время назад Бриллинг и я отправили наше оборудование в кубинский порт. Мы же отчаливаем через неделю.

- Не нравится мне это, - произнес Оуэн. - От самой идеи веет чем-то жутким. Ты знаешь, я не суеверен, но этот план... Ты ведь нарушаешь фундаментальные законы природы, Уолтон. Любой, кто когда-либо покушался на подобное, терпел крах.

Лицо Уолтона хранило мечтательное, рассеянное выражение.

- Нет, Оуэн. Во все времена любое научное достижение объявляли вмешательством в естественный порядок вещей. А наше открытие может стать величайшим достижением в истории человечества, если удастся довести задуманное до конца. Если эксперименты на острове увенчаются успехом, мы проведем испытания на людях. Только представь, Оуэн: тысячи, миллионы лет развития пролетят в мгновение ока. Лишь бы у нас получилось...

Оуэн не ответил, и на трех людей опустилась тишина. Покидая лабораторию, молодой человек оглянулся и увидел холмик слизи, блестевший на полу. Смутные опасения терзали его, и не отпускало гнетущее предчувствие беды.

Спустя неделю мучительный страх снова выпустил когти, когда Оуэн наблюдал за ржавым пароходом, который, вспарывая гудками утреннюю тишину, выходил из нью-йоркской гавани. На борту судна уплывали Бриллинг и Уолтон. По договору, их должны были высадить в кубинском порту, где ученых дожидалось оборудование. Судно растворилось в туманной дымке, и Оуэн не спеша побрел прочь от пристани.

Лишь тогда молодого человека осенило: у него ведь нет никакой возможности поддерживать с Уолтоном связь. Ну разве что отправиться на сам остров. До возвращения Уолтона исход опасной затеи не будет давать Оуэну покоя. До возвращения Уолтона! Однако вернется ли когда-нибудь доктор?

Вернется ли?

3

УОЛТОН вернулся. Объявился через год, одной бурной майской ночью, когда ветер бичевал пустынные улицы холодными потоками дождя. Развалясь в кресле, Оуэн коротал время за скучным романом. Внезапно в его апартаменты постучали. Он распахнул дверь, и внутрь ввалилась мокрая, растрепанная личность, в которой врач сразу признал своего друга. Уолтон безучастно остановился посреди комнаты, пошатываясь и капая водой на ковер. Молодой человек предложил биологу сесть. Целый год от друга не было никаких известий, и теперь Оуэн с трудом сдерживал рвавшиеся наружу вопросы.

Плюхнувшись в кресло, ученый ошалело уставился в стену напротив и, казалось, не слышал града посыпавшихся на него вопросов. Оуэн заметил, что доктор заметно постарел: лицо его похудело и осунулось. Одно слово, произнесенное хозяином квартиры, вдруг вывело Уолтона из оцепенения.

- Остров, - повторил он. - Да, я прибыл оттуда, Оуэн.

- А Бриллинг? - спросил молодой человек.

- Он... жив, - последовал неуверенный ответ.

Пораженный кардинальными переменами, что произошли с его другом, Оуэн умолк. Несколько минут доктор безучастно смотрел перед собой, затем, кажется, взял себя в руки и начал сознавать, где находиться. Повернувшись к Оуэну, он медленно, словно отвечая урок, произнес:

- Я должен вернуться.

- То есть обратно на остров? - спросил молодой человек, и Уолтон кивнул.

- Должен вернуться, - повторил он, - и поскорее. Я пришел к тебе... Могу рассказать...

Он снова умолк. Однако Оуэн не тревожил друга, терпеливо ожидая продолжения. Через силу биолог начал говорить:

- Остров... Мы поплыли туда. Бриллинг и я. Всего год назад, Оуэн. Всего лишь год назад!

Казалось, мыслями он умчался далеко-далеко.

- Мы с Бриллингом отправились на остров. Ты помнишь. Сначала прибыли в Ллуэгос, кубинский порт, и организовали доставку оборудования на остров. Наняв рабочих среди местных жителей, мы там все подготовили: построили жилой дом и небольшую лабораторию, смонтировали оборудование и организовали доставку припасов. Кроме того, мы завезли на остров животных и выпустили их на волю.

Большинство зверей мы приобрели в Ллуэгос. Владелец местной гостиницы получил их в счет погашения долга от терпящего убытки бродячего цирка. Он с радостью расстался с животными почти за бесценок. Итак, мы переправили зверье на остров и освободили. Там были: старый облезлый лев, парочка великолепных молодых леопардов, волки и прочие. Чтобы держать их на расстоянии, мы, естественно, огородили домик и лабораторию частоколом.

Когда с приготовлениями было покончено, мы с Бриллингом остались единственными людьми на острове: наемных рабочих мы отослали сразу же, как только те выполнили свою работу. В нашем распоряжении имелась лодка - небольшой ялик - чтобы плавать туда и обратно, и к тому времени мы уже перевезли и установили все оборудование. Гвоздем программы служил большой излучатель, который походил на тот, что ты видел, но был гораздо крупнее и мощнее - он мог распространить свое излучение на всю территорию острова. Конечно, мы с Бриллингом ради собственной безопасности не снимали защитные накладки ни днем, ни ночью.

Все было готово, так что мы приступили к испытаниям. Включив ускорительное излучение, мы все же не приближались к пределу имевшейся в нашем распоряжении мощности. Видишь ли, мы хотели, чтобы изменения протекали достаточно медленно, что позволило бы фиксировать их. Прошло два дня, но ничего не происходило. На третьи же сутки мы заметили перемены в леопардах и льве. Три большие кошки уменьшались. Казалось, они с каждым часом теряют в размерах. Через пять дней хищники стали не крупнее домашних котов, и были как ручные. На седьмой день мы нашли их трупы.

Понимаешь, что это значит? За семь дней мы увидели весь путь развития, которым пройдут два вида из семейства кошачьих; стали свидетелями судьбы, ожидавшей их род в будущем. Именно подобного итога мы ожидали. Еще со времен саблезубого тигра самые большие кошки на земле постепенно мельчают и становятся менее свирепыми. Таким образом, мы увидели конечную цель эволюции тех видов - им предстояло выродиться в обычных котов.