Охота на Герострата

Когда же все-таки разрешились проблемы паники, эвакуации и ликвидации не пожелавших сдаться боевиков, руководители операции обнаружили, что вздыхать с облегчением рановато, потому что появилась новая проблема, и что она-то точно не укладывается в рамки стандартных отработанных схем. В общем, никто из руководителей долго не мог понять, чего, собственно, требует от них «террорист», захвативший самолет с заложниками: ни денег, ни предоставления возможности вылета в Пакистан он не просил, он требовал, чтобы к нему привели одного человека. Какого человека? Что это за человек? Никто ничего не мог понять до тех пор, пока в аэропорту не появился полковник Хватов. Он выслушал магнитофонную запись требований Герострата, кивнул и задумался под вопросительными взглядами своих коллег. Он знал человека, которого требовал к себе Герострат в обмен на заложников; он не знал, как теперь быть, как сказать обо всем ЭТОМУ человеку. Потому что Герострат требовал выдать ему Бориса Орлова.

Глава тридцать четвертая

Я сидел дома перед экраном включенного телевизора: передавали открытие Игр Доброй Воли. Звучала торжественная музыка. Над стадионами развевались флаги. Я ждал звонка.

Я знал, что Мишка мне позвонит. И хотя уговора по этому поводу никакого не было, Мартынов должен был мне позвонить, предполагая, что буду я ждать результата. Я довел дело до конца и теперь имел право услышать о результате.

Прошло часа три с того момента, как я сообщил МММ адрес; я все чаще поглядывал на часы: время шло, а звонка все не было. И хотя, казалось, усталость переполняет меня настолько, что нет уже сил и на малейшие проявления чувств, я ощутил прилив беспокойства. В пустоте отрешенности завозились мальки мыслишек: что-то не ладится у Мартынова, что-то не получилось.

И тут наконец грянул долгожданно телефон. Я подскочил, сорвал трубку, и услышал Мишкин голос:

— Боря, у нас проблемы. Ты слышишь?

— Слышу, — произнес я почти спокойно: а как же иначе, когда у нас с Геростратом обходилось без проблем?

— Машину я уже выслал. Нам нужна твоя помощь, Игл.

Это нужно помнить всем: Игл — решенье всех проблем, мысленно перефразировал я известную рекламу.

— Опять? — спросил я вслух. — Я вам что — общество «Красный крест»?

— Игл, он разгромил Пулково, аэропорт; он захватил самолет с заложниками. Игл, там дети! Он ни перед чем не остановится. Он обещает через час начать их отстреливать. По одному каждые пять минут. Мы бы пустили генераторы, но он утверждает, что у него есть взрывное устройство, настроенное на волну. Мы не имеем возможности это проверить. Там дети, Игл!

— А при чем здесь я?! — я не выдержал, сорвался на крик. — Я же тебе дал адрес! Что ж ты его не взял, профессионал хренов? Почему у него теперь заложники?

— Я не смог, Игл, я не смог, — бубнил Мишка, и голос у него был слабый, какой-то задыхающийся. — Теперь на тебя только надежда… опять только на тебя…

— Причем тут я? У вас что там, спецназа не хватает?

— Он требует тебя, Боря, — ответил Мишка с придыханием. — Тебя одного в обмен на всех заложников. Тебя одного… А там дети, ты понимаешь?.. Восемнадцать детей…

Пальцы у меня предательски затряслись, я чуть не выронил трубку. «Дети… Восемнадцать детей… Тебя одного в обмен на заложников». Последний фокус, последнее па нашего веселого танца. Браво, Герострат. В шахматах мы, разрядники, называем такое положение патом, результат — ничья. И новый каламбурчик на закуску: из па в пат. Красивый ход, почти гениальный ход. И видно, тоже задумывался ты порой о знаках судьбы, о силах, что притягивают друг к другу людей разной полярности, против воли заставляя идти их рука об руку по дорогам жизни; а может, еще думал о цикличности любого хода, любого развития, когда все в конце концов возвращается к началу, туда, откуда все начиналось. Для меня все началось в пулковском аэропорту, там должно и закончится. Так ты решил, Герострат?

И ведь знаешь ты, что соглашусь. Буду трястись, но соглашусь, потому что «там дети… восемнадцать детей…»

— Сколько у меня времени? — спросил я быстро. — Я успеваю?

— Успеваешь, — судя по голосу, Мишка заметно приободрился: неужели ОН думал, что я откажусь? — Машина будет у тебя с минуту на минуту.

— Приготовьтесь там, — сказал я. — Еду.

В аэропорту я был через полчаса. Незнакомый мне водила включил мигалку и гнал без остановок, игнорируя всяческие правила. Несколько пришлось ему притормозить из-за оцепления и автомобильной сутолоки у Пулково. А скоро пришлось совсем остановиться. Чертыхаясь, он полез из машины, и я без дополнительных уточнений последовал за ним. Мы побежали, а где-то через минуту я увидел, как нам навстречу, огибая грузовики, микроавтобусы неотложек, пожарников, бежит Мишка. А следом за ним — потные, бритоголовые, в защитных комбинезонах, с автоматом наперевес. Омоновцы. Почетный эскорт, надо полагать.

Мишка увидел меня, замахал руками. Выглядел он, признаться, не важно. Костюм помят, выпачкан белым. На щеке — огромный пластырь. Мы встретились, и он, не говоря ни слова, ухватил меня за руку и поволок к зданию аэропорта. ОМОН молча перегруппировался и затопал следом.

А еще через несколько минут мы были на летном поле.

В дальнем конце его одинокой громадой, словно изготовившись к разбегу и быстрому взлету, стоял ТУ-154. Вокруг него перебегали, пригнувшись, через каждые пять метров падая на живот, такие же бритые и защитно-цветастые, как те, что топали у нас за спиной.

Люк в пассажирский салон ТУ-154 был открыт, к нему подвели трап, но никого поблизости от трапа не наблюдалось. Только на значительном удалении, метрах в ста, стояли трое в штатском, один держал в руках мегафон. Над полем царила тишина, столь необычная для аэродрома, такая, что даже были слышны кузнечики, стрекочущие в траве вокруг взлетно-посадочной полосы. И над всем этим ослепительно сиял обжигающий диск летнего солнца и стояла жара. Да, та самая жара. Жара гор, которые стреляют.

— Быстрее, — обронил только Мишка, и мы ускорили бег.

Одного из штатских (того, который был с мегафоном) я узнал: полковник Хватов собственной персоной. Ну что ж, пришлось, значит, встретиться и на этот раз. Только вот сегодня МНЕ придется выступать в роли вашего спасителя. Придется. А заодно и должок оплачу. С процентами.

— Здравствуйте, Игорь Павлович, — сказал я, но протянутую для приветствия руку проигнорировал: обойдешься. — Без меня, смотрю, ничего у вас толком не получается. Может, пора в отставку? А мне — на ваше место?

Улыбка сошла с лица Хватова. Он убрал руку:

— Напрасно вы так, Борис Анатольевич.

— Ничего в нашей жизни не бывает «напрасно».

— Зачем ты, Игл? — пытался остановить меня Мартынов.

Я смерил его холодным взглядом. О, Господи, скольких сил мне стоила эта холодность! Ведь я уже был на пределе в тот момент; я же был уверен, что умру сегодня, здесь, под жарким летним солнцем, в тишине, после всех усилий — умру. И черное отчаяние готово было переполнить меня в любую секунду, отпусти только чуть вожжи.

— Ладно, — сказал я. — Начинайте. Сколько можно тянуть?

Полковник поднес мегафон к губам:

— Лаговский, вы меня слышите?!

Я даже не сразу сообразил, к кому Хватов обращается, но потом, конечно, вспомнил… Вот так-так… Лаговский. Николай Федорович. Значит, это все-таки твоя настоящая фамилия. Но какая наглость — устроиться в Одессе под своей собственной фамилией! Вот и еще одним вопросом меньше. Только зачем тебе, Игл, перед смертью столько ответов?..

Все-таки у Герострата был сильный голос: он отвечал без мегафона, но по громкости его ответ ничем мегафону Хватова не уступал:

— Слышу, слышу! Ну как там, появился мой любимчик?

— Борис Орлов здесь!

Смех, почти хохот.

— Наконец-то! Ну что, работаем по уговору? Или есть новые предложения?

— Нет! Начинаем!

— Пусть тогда идет. Топай сюда, маленький мой.

За все время переговоров я не заметил в люке ни намека на движение. Герострат предусмотрительно не выставлял себя снайперам напоказ.