Страница 76 из 86
— Но грязь никуда не денется. Подумай о тяжёлой валорианской броне у высших чинов. Наша кожаная. Большинство из них увязнет в грязи.
— Но не на мощёной дороге. — Рошар не то чтобы хотел разрушить стратегию Арина, просто прощупывал ее, проверяя на прочность. — Они превосходят нас в кавалерии. Генерал учтёт плохие погодные условия. Вооружённая пехота тяжелее, а значит, хуже лошадей, вязнущих в грязи. Они попытаются обойти нас с конницей.
— Именно. — Арин легонько постучал по карте, где оставил пометки вдоль дороги, открытой и ровной, которую по обе стороны окаймлял лес. — На это и расчёт.
* * *
— На что это похоже, — спросила Кестрел Ришу, — иметь такой дар меткости?
На что принцесса холодно ответила:
— У тебя нет никаких доказательств относительно моих талантов.
Но Кестрел прекрасно помнила соревнование по стрельбе из лука на лужайке дворца, и как Риша демонстрировала бездарность в обучении, и как последняя выпущенная ею стрела поразила центр мишени с такой силой, что прошла насквозь, почти до половины собственного древка.
— Когда-то мне очень хотелось иметь такой талант, а потом перехотелось. И вот сейчас я вновь хочу.
Риша пожала плечами.
— Я это переросла.
— Рошар был моложе тебя нынешней, когда приехал с тобой на территорию Валории. Когда тебя схватили.
— Предали.
— Ты отказалась идти с ним?
Принцесса заёрзала в седле.
— Я была совсем ребёнком и хотела проявить себя. Дети стремятся угодить. Они так стараются. Мои брат с сестрой использовали это против меня.
— И Рошар был за это жестоко наказан.
— И что? — Риша развернулась в седле, чтобы встретиться взглядом с Кестрел. Глаза принцессы горели, её коричневая кожа блестела гладкостью под дождем, полные губы были сжаты.
— Ты могла бы поговорить с ним.
Риша фыркнула.
— Ты говоришь о прощении. Прощение оно такое... скользкое. Как вся эта грязь вокруг.
Кестрел вспомнилось лицо отца в огненном отблеске на пляже Лерален.
— Это разрушает, — сказала Риша. — Тебе это известно.
Кестрел охватила тревога. Она не знала, что дальше собиралась сказать Риша, но девушка уже не хотела это слушать.
— Тебе, жаждущей смерти собственного отца.
* * *
Трупы валялись в канаве, недалеко от виноградников Сифии.
Дождь смыл все следы. Однако для Кестрел не составило труда представить ход событий.
Она буквально вобрала их в себя: как сопровождение императора захватило усадьбу и вывело геранцев, живших там, на улицу. Как им велели бежать вперёд. Девочка, лежавшая в канаве, потеряла туфлю. Её маленькая ножка была вся черна от грязи. Туфля... Кестрел искала её под дождем, борясь с нарастающей паникой. Ей просто необходимо было найти обувь этой девочки, словно поиск потерянной туфли заставит исчезнуть дым, всё ещё курящийся от мёртвой женщины, державшей ребёнка за руку. Тучи никуда не спешащих насекомых. Туфля поможет абстрагироваться от трупного запаха разложений, который только усилился дождём. Она поможет сдержать желчь, подкатившую к горлу Кестрел.
Но когда девушка нашла туфлю, застрявшую в корнях дерева, стелька продолжала держать форму ноги девочки. Кестрел будто видела вживую отпечаток её ножки.
Найденная туфля не убавила ужаса. Он обосновался глубоко у неё в животе, тяжёлый, как удар взрослого.
* * *
Они с остальными пятью дакранскими солдатами притаились в куцых виноградниках. Риша вглядывалась во двор со стороны кухни усадьбы, самое слабое место в доме. В дождливой ночи светилось всего несколько окон.
Кестрел облизнула мрачные губы и вцепилась в ранец. Она представила, как колода карт подрагивает, лежа в бархатном мешочке.
Она вспомнила ужин с императором. Десерт подавался с хрупкой сахарной вилкой. Их встречи всегда вызывали у неё подобные чувства: что ни возьми — оно буквально крошилось у неё в руках. А ещё ей вспомнилось, как после охоты, будучи уже в императорском дворце, она поняла, что император выкрал или покалечил её собаку, только потому, что она её любила. «Моему отцу нужно, чтобы ты любила его больше всех», — сказал тогда Верекс.
«Приглядывай лучше за собой», — сказал он тогда.
«Если ты решишь сыграть против отца — проиграешь».
Прикосновение к руке. Риша.
— Я тебя плохо знаю, — тихо произнесла принцесса. — Но из того, что мне рассказывал Верекс и видела я сама, могу твердо сказать, что тебе не нужен дар в обращении с оружием. Ты сама по себе прекрасное оружие.
Кестрел внимательно посмотрела на Ришу, которую почти полностью укрывала тень, только глаза мерцали. Кестрел почувствовала медленно нарастающий лёгкий трепет, волнующий кровь. Она очень хорошо его знала.
Её худшая черта. Её лучшая черта.
Желание выйти на первое место, чтобы припечатать своего противника большим пальцем.
Вспышка гордости. Её разум в окружении голодного ряда, напоминающего лисьи зубы.
Позже, на рассвете, когда император вытащил кинжал Кестрел из ножен и приставил его кончик к горлу девушки, она вспомнила, что усадьбе изначально была уготована роль ловушки. Вопрос только в том, кто кому её приготовил: она императору или это ей выпала участь стать жертвой.
Кестрел коснулась руки Риши.
— Спасибо.
И все они двинулись сквозь тьму к дому.
* * *
Алая заря. Ясное небо. Вода блестит в щелях брусчатки по дороге в Лерален.
Арин и Рошар вели армию на запад быстро, насколько это было возможным. Они добрались до позиции, которую выбрал Арин.
Задание первое: выгрузить сотни заточенных кольев, которые Арин отдал приказ выстругать.
Второе: вогнать их в размокшую землю вдоль дороги.
Третье: расставить последние мешки с порохом вдоль дороги. Рассыпав их в небольшие, туго набитые узелки.
И четвертое: ждать, стараться не думать о Кестрел, о том, как она уже добралась до Сифии и, возможно, уже сыграла партию в «Клык и Жало» с императором, и выиграла или проиграла.
* * *
Вся семерка крадучись, прячась в углах особняка, пошла к своей цели. Риша не шла, а словно плыла, плавно, эфирно, а когда ей в коридоре повстречались солдаты-валорианцы, её нож вошёл в их тела, как в масло, не встретив никакого сопротивления. Валорианцы в ответ не издали ни звука. Было так тихо, что можно было услышать, как на пол закапала кровь.
Они получили доступ к верхним этажам и начали проверять спальни. Кестрел знала их расположение: в геранских домах спальни обычно выходили окнами на восток или на запад. Риша захотела проводить осмотр в одиночестве, к досаде дакранцев, которые было двинулись за ней, но получив в ответ решительный отпор в виде тихого шипения — отступили.
Она вернулась, на лезвии крови было больше, чем когда она уходила.
— И хватит, — прошептала она.
— Нужно вести себя тихо, — напомнила Кестрел. — Нам необходимо попасть в покои императора без лишнего шума. Мы не можем сражаться со всеми.
Риша фыркнула.
— Я могу.
Раздражение принцессы поблекло. В следующий раз, когда они столкнулись с валорианцами-стражниками (опять с парой), она милостиво позволила дакранскому солдату выстрелить в одного из них из арбалета, в то время как сама оттащила другого с линии огня, зажав рукой рот. Это была женщина.
Риша коснулась кончиком своего кинжала нежной кожи женщины под широко распахнутыми глазами.
— Веди себя тихо, — прошептала Риша, — сохранишь глаза. Веди нас в покои императора.
Стражница повела их к широкой двери в геранском стиле из тигрового клёна: гладкая древесины с небольшим количеством резьбы, немногим отличающаяся от подернутого рябью косяка. В коридоре мерцало бра. Свет от масляной лампы, благодаря витражам, украсил древесину причудливым цветным узором.
— Сюда? — спросила Кестрел. Через замочную скважину струился свет.
Женщина кивнула.
Риша убила её. Тело обмякло. Кровь ручьями хлынула на сапоги Кестрел. Она заставила себя вспомнить о девочке, потерявшей туфлю, колоде «Клыка и Жала», шраме Арина, о его разговорах с богом смерти, о его вере в то, что именно с ним он и беседует, о бараках в пшеничных полях, о своей обнаженной спине в тундре на морозе, и чаяниях, что доза наркотика, выделяемая ей на ночь, избавит от любых воспоминаний.