Страница 2 из 25
– Кигноллу?…
Это изобретение ки давно вошло в обиход по всей Син-Ан. Подвески, состоящие из деревянного каркаса и ряда или нескольких рядов стеклянных колокольчиков, заполненных водой. Их вешали над порогом. Стоило задеть любой колокольчик, – звенели все. А вот чтобы они замолчали, остановить нужно было какой-то один. Всегда – разный.
– Представим… – Жераль откинулся назад, – что мы обнаружили серьезное нарушение в большой… организации. Такое, что по-хорошему всех, вплоть до простых работяг, стоило бы вздернуть. Потому что они догадывались, что творят. Если не всех, то хотя бы… – язык быстро скользнул по губам, – главных.
– Таким образом, закон не будет нарушен. Что и входит в твои обязанности.
– А также я получу энное количество семей, у которых не будет возможности прокормиться, потому что их мужчины и женщины либо умрут, либо потеряют места со скверным клеймом. Сколькими мы пожертвуем ради закона? Сотней? Двумя?
Голос звучал монотонно, без эмоций. Жераль был расслаблен. Знал, что говорит.
– А насколько мала вероятность, что новые продолжат плевать на закон? Или что не удержат организацию на плаву? Нет… – Кованый нос сапога качнулся. – В конечном счете мы получим одно и то же. Разлаженную систему. Голодные семьи. Больные выводки. Бунты. А кто-то умрет… – Жераль смежил веки и поднял гладко выбритый подбородок, будто обращаясь к Зуллýру. – К примеру, какая-нибудь женщина. Допустим, она должна была выносить и родить того ребенка, который придумает, как сделать все то, что творится вокруг тебя и меня, лучше… – он помедлил, – так какой колокольчик придержим, Миаль? Чтобы остановить то, что начало звенеть, требуя помощи, и не заткнется, пока не сдохнет?
Паолино вздохнул. В вопросе не было ничего нового. Просто его собственная кигнолла давно уже состояла из всего пары колокольчиков. Ему многое казалось простым. Даже слишком.
– Справедливость должна быть справедливостью.
Жераль глухо рассмеялся:
– Да. Но представь, что вместо организации – Синедриóн. Или Длань. А как жить с отрубленной рукой? Возможно, тебе придется проверить и это… – его глаза блеснули. – Желаешь?
– Если бы это входило в твои планы, – Паолино приподнял кисть и пошевелил пальцами, – руки у меня бы уже не было.
Жераль плавно поднялся, потянулся. Наблюдая за ним, Паолино поймал себя на том, что ждет удара. Но его не последовало.
– Ты спокоен, – опускаясь обратно, лениво изрек ки. – Потому, что не знаешь, что они с тобой сделают?
– Потому что знаю достаточно хорошо. Вот только…
– Что?
Впервые пришлось отвести взгляд:
– Мне жаль моих сирот. Они наверняка тревожатся. Если, конечно… – он снова посмотрел на Жераля, – они невредимы, хоть кто-то из них.
– Я не отдавал этого приказа, – произнес ки быстро и даже нервно, сцепляя пальцы в крепкий замок у груди.
Паолино лишь усмехнулся: «Конечно, не отдавал. Всё намного сложнее, но это тебя не касается».
– Это был особенный туман, Грэгор.
Об остальном можно было и умолчать, по крайней мере, сейчас. Отвлекая внимание, он спросил:
– А в тот раз? С чужаками? Они вписывались в твою систему. Их исчезновение…
– Я тут ни при чем, – отрезал Жераль. – Массовые убийства – совершенно не мое хобби. Предпочитаю лыжи.
Паолино кивнул. Жераль поднялся, пересел на край постели и понизил голос:
– Кое-что еще должно тебя волновать, Миаль. Я уверен: волнует. Тебя ищут.
– Кто же?
– Возможно, даже… Деллавѝссо, – вкрадчиво прошептал ки. – Они живы.
В горле пересохло.
– Откуда ты знаешь?
– Зверь сопротивляется. Он в своем уме. Я видел его недавно, Миаль, он чист от дрэ. – Подождав ответа и не получив его, Жераль продолжил: – Пойми. Что-то готовится. И никто из тех, кому дорога твоя шкура, не пострадает при одном из двух раскладов. Первый – ты будешь свободен и дашь о себе знать. Второй – ты окажешься мертв. Думаю, ты понимаешь, что предпочел бы я.
Даже сквозь одеяло и одежду он чувствовал идущий от ки холод. Снаружи они все были холодными, даже полукровки. Пламя пряталось внутри.
– У меня нет ответов, Грэгор. Все в прошлом.
– В твоих интересах, чтобы сейчас ты лгал.
Голубоглазых ки не существует, Паолино знал. Чистокровные желтоглазы, зеленоглазы, красноглазы. Сочетание, увиденное Миалем, было жутким и одновременно завораживающим своей неестественностью.
Пока сосед стоял, привалившись к косяку, и осматривал комнату, он моргнул раз или два, не больше. Веки были тяжелыми. Горло периодически подергивалось, будто там что-то перекатывалось, – это казалось отвратительным. Но Паолино долго глядел на него не отрываясь и наконец первым произнес:
– Привет.
Сосед постоял еще некоторое время, потом бесшумно прикрыл дверь и направился вперед. Каждый шаг был мягким, быстрым, четким. Полукровка даже двигался как ящерица, и невольно Миаль присмотрелся.
– У таких, как я, нет хвостов.
Ки сказал это просто, без недовольства. Миаль все равно смутился:
– Извини.
Мальчик пропустил это мимо ушей. Подошел к окну, ловко забрался рядом.
– Нравится?
Паолино окинул взглядом здания. Младший корпус алопогонных не был корпусом в полном смысле. Он состоял из группы башен с переходами. Построенные в разное время и в немного разном стиле, квадратные и круглые, вытянутые и приземистые, башни роднило одно: все они были из обожженного красного камня. Крыши сверкали белым металлом.
– Здесь… здорово. – Голос Миаля прозвучал жалко.
Сосед склонил голову, жидкие черные волосы упали на лоб:
– Скулишь по родственничкам?
Спросил презрительно: ки ведь не заводят семей. Это отдаляет ящеров от всех остальных, делая их будто бы… недоразвитыми. Хотя во многом они превзошли своих собратьев, а не отстали.
– Не распускай нюни. – Его холодная когтистая рука вдруг легла на плечо Миалю. – По тебе видно, ты не из таких. Приживешься. Добро пожаловать.
Сосед не употребил слово «домашний» и улыбнулся. Правда, довольно криво, но по-другому он не улыбался почти никогда. Вскоре Миаль привык к такой улыбке. Со временем она стала почти единственной, на которую он мог рассчитывать.
…Он проводил в Такатане большую часть юнтана. На время каникул ему позволялось возвращаться в Галат-Дор. И если поначалу он с нетерпением ждал этого, а еще больше – перевода в Старший, столичный корпус, то потом перестал. Жизнь среди алых башен, изнурительные тренировки, непрерывная борьба за первенство – все постепенно делало его другим.
– А знаешь, кто еще скоро объявится?
Взгляд ки словно резал. Или выжигал – прямо на лице. Паолино чуть приподнялся:
– Кто же?
– Сиш Тавенгабáр. Вернулся. Его уши и часть морды так и остались седыми, а мозги набекрень. Забавное зрелище. Скоро я с ним повидаюсь: в Такатане намечается Выпуск. Давно не видел это вдохновляющее действо… и Лѝра. Жаль, в этом году вы не поболтаете о книгах и стихах, как раньше.
У Паолино защемило в груди, но он промолчал. Услышанное показалось ему тревожным. Очень тревожным. Жераль хохотнул:
– Вообще заметил, сколько вокруг старых друзей? Может, и сыщик тебя навестит?
По спине побежали мурашки. Он достаточно хорошо помнил, где работает тот, о ком идет речь. Раньше Рóним часто переводился из отделения в отделение. Потом перестал. Обжился. Успокоился и…
– Он мертв, Грэгор.
– Вот как…
– Он мертв, – упрямо и жестко повторил Паолино.
Так же, как я мертв для него.
Для него Миаль стал одним из этих. Виновников. Тюремщиков. Саман пытался скрыть это, но получалось неважно. К тому же то ли красные корпуса, то ли что-то другое заставило заметить: Димитриéн серел. Как его отец. Как те, с кем он собирался служить. А вот Грэгор оставался ярким. Курсанты еще не носили алого, но алый уже тогда стал цветом этого ки, которому не было необходимости доказывать свое лидерство. Он был первым почти всегда. Если, конечно, его не опережал Миаль, которого давно уже не звали домашним.