Страница 190 из 199
Мышелов помедлил перед занавесом и бросил еще один, последний, взгляд через плечо. Потом пожал плечами, поправил пояс с мечом и, ухмыляясь гораздо более храбро, чем чувствовал себя, сказал в пространство:
– Но ведь они же уверяли, что они – самые-самые великие волшебники!
Он протянул руку к тяжелому занавесу, и в этот момент тот дрогнул и закачался. Мышелов застыл на месте с бешено колотящимся сердцем. Потом занавес чуть раздвинулся, и в образовавшуюся щель просунулось оживленное лицо Ививис с широко раскрытыми от возбуждения и любопытства глазами.
– Ну, что, твое Великое Заклинание сработало, Мышелов? – затаив дыхание, спросила она.
Серый позволил своему собственному дыханию вырваться вздохом облегчения.
– По крайней мере, ты его пережила, – сказал он и притянул девушку к себе. Ощущать ее стройное тело прижатым к себе было очень приятно. Правда в этот миг Мышелов приветствовал бы присутствие почти любого живого существа, но то, что это оказалась Ививис, было благом, которое он не мог не оценить.
– Дорогая, – искренне сказал он, – мне казалось, что я, возможно, последний оставшийся в живых человек на Земле. Но теперь….
– Ты ведешь себя так, словно я – последняя на Земле девушка, которую ты уже год как не видел, – колко ответила она. – Здесь не место и не время для любовных утех и интимных шуточек.
Она оттолкнула его, немного ошибаясь насчет мотивов поведения Мышелова.
– Ты убил волшебников Хасьярла? – задала она вопрос, глядя ему в глаза с легким трепетом.
– Я убил некоторое количество волшебников, – с благоразумной осторожностью признался Мышелов. – А вот сколько именно – это спорный вопрос.
– А где волшебники Гваэя? – спросила она, глядя мимо него на пустые кресла. – Он, что, взял их всех с собой?
– А разве Гваэй еще не вернулся с похорон своего отца? – вопросом на вопрос ответил Мышелов, увиливая от темы, но, поскольку Ививис продолжала смотреть ему в глаза, небрежно добавил:
– Его волшебники находятся в каком-нибудь благоприятном месте – надеюсь.
Ививис странно взглянула, на Серого, протиснулась мимо него в комнату, подбежала к длинному столу и посмотрела на сиденья кресел по обе стороны от себя.
– О Мышелов! – с упреком воскликнула она, но в том взгляде, который она на него бросила, было настоящее благоговение.
Он пожал плечами и, защищаясь, сказал:
– Они поклялись мне, что они – волшебники Первого Ранга.
– Не осталось даже фаланги пальца или осколка черепам – торжественно произнесла Ививис, пристально вглядываясь в ближайшую крошечную кучку серой пыли и покачивая головой.
– И даже камня из желчного пузыря, – эхом отозвался Мышелов. – Мои руны были страшными.
– И даже зуба, – в свою очередь подхватила Ививис, с любопытством, хоть и довольно бессердечно, растирая пыль между пальцами. – Ничего, что можно было бы послать их матерям.
– Их матери могут взять эти подгузники и спрятать вместе с теми, что их сыновья носили в детстве, – раздраженно сказал Мышелов, чувствуя себя однако слегка неуютно. – О Ививис, у волшебников не бывает матерей!
– Но что случится с нашим владыкой Гваэем теперь, когда его защитники погибли? – задала Ививис более практичный вопрос. – Ты же видел, как поразили его прошлой ночью насылаемые Хасьярлом заклятия, когда волшебники всего лишь задремали. А если что-нибудь случится с Гваэем, то что тогда случится с нами?
Мышелов снова пожал плечами.
– Если мои руны дошли до двадцати четырех чародеев Хасьярла и тоже их испепелили, то никакого вреда причинено не было – кроме как самим волшебникам, а они все знают, на что идут – когда они произносят свои первые заклинания, они подписывают себе смертный приговор; это опасное ремесло.
– В действительности, – продолжал он с неким подобием энтузиазма, – мы выиграли. Двадцать четыре убитых врага в обмен всего на дюжину – нет, одиннадцать волшебников общих потерь с нашей стороны – как, да это же сделка, за которую с радостью ухватится любой военачальник! И теперь, когда мы убрали с дороги всех волшебников – не считая самих Братьев и Флиндаха: с этим пятнистым бородавчатым типом надо держать ухо востро! – я встречусь с тем воителем Хасьярла и убью его, и мы преодолеем все препятствия…. И если….
Его голос умолк. Мышелову только что пришло в голову спросить себя, почему он сам не был испепелен собственным заклинанием. До сих пор он и не подозревал, что может быть волшебником Первого Ранга – поскольку несмотря на то, что в юности он обучался деревенскому колдовству, а потом только баловался магией. Возможно, дело было в каком-то метафизическом фокусе или логической ошибке. Если волшебник читает заклинание, которое во время его произнесения уничтожает всех волшебников при условии, что произнесение завершено, то этот волшебник испепеляет себя или?… Или, может быть, действительно, как начал хвастливо думать Мышелов, он неведомо для себя был магом Первого Ранга, или даже выше, или….
В тишине, сопутствовавшей его мыслям, он и Ививис услышали приближающиеся шаги, которые сначала были топотом множества ног, но потом быстро стали беспорядочным шумом. Мужчина в сером и девушка-рабыня едва успели обменяться опасливыми вопрошающими взглядами, когда сквозь занавеси, сдирая их по дороге, пронеслись восемь или девять Гваэевых оруженосцев самого высокого ранга; их лица были мертвенно-бледными, а глаза – вытаращены, как у помешанных. Они промчались через комнату и выбежали в противоположную сводчатую дверь прежде, чем Мышелов смог сделать хоть шаг с того места, куда он отступил, чтобы не оказаться у них на пути.
Но шаги еще были слышны. Последняя пара ног приближалась по черному коридору странным неровным галопом, словно калека бежал дистанцию; и при каждом шаге слышался хлюпающий шлепок. Мышелов быстро шагнул к Ививис и обнял ее одной рукой. Ему тоже не хотелось стоять в такой момент в одиночестве.
Ививис сказала:
– Если твое Великое Заклинание не попало в Хасьярловых волшебников, и их болезнетворные чары пробились к Гваэю, который теперь беззащитен….
Ее шепот боязливо умолк, когда чудовищная фигура, облаченная в темно-алые одежды, шатаясь и то и дело останавливаясь, быстрыми конвульсивными движениями приблизилась к ним из коридора. Сначала Мышелов подумал, что это может быть Хасьярл Неравнорукий, судя по тому, что слышал об этом принце. Но потом он увидел воротник из серых грибов на шее чудовища; багровую правую щеку и черную левую; глаза, источающие зеленый гной и чистые, прозрачные капли, падающие из носа. В тот момент, когда это омерзительное существо сделало последний широкий шаг в комнату, его левая нога внезапно стала бескостной, как желеобразвый столб, а правая, которая жестко ударялась о землю, – хоть и с хлюпающим звуком, исходящим от пятки, – сломалась в середине голени, и кости с расщепленными концами высунулись сквозь мясо. Шелушащиеся руки, покрытые желтой коркой и красными трещинами, напрасно хватались за воздух, пытаясь найти в нем опору, а правая рука, коснувшись головы, смела с нее половину волос.
Ививис начала слабо хныкать и скулить от ужаса и прижалась к Мышелову, который сам чувствовал, будто кошмар поднимает свои копыта, готовый растоптать его.
Таким вот образом принц Гваэй, властитель Нижних Уровней Квармалла, вернулся домой с похорон своего отца, свалившись смердящей, непристойной, гнойной кучей на сорванные, богато вышитые занавеси прямо под своим собственным, сверкающим чистой красотой серебряным бюстом в нише над аркой.
Погребальный костер дымился еще долго, но единственным в этом огромном и разветвленном замке-королевстве, кто наблюдал за тем, как он догорает, был начальник евнухов Брилла. Потом он собрал несколько символических щепоток пепла на память: он взял их, руководствуясь некой смутной идеей о том, что они, возможно, смогут послужить ему чем-то вроде защиты теперь, когда его живой защитник ушел навсегда.
Однако эти пушистые и шелестящие серые памятки не особенно подбодряли Бриллу, когда он, безутешный, забрел во внутренние помещения. Он был обеспокоен и по-евнуховски охвачен дрожью при мысли о войне между братьями, которая наверняка вспыхнет прежде, чем в Квармалле опять будет один хозяин. О, какая трагедия, что владыка Квормал был выхвачен Богами Судьбы из жизни так внезапно, что у него не было возможности сделать распоряжения о престолонаследии! Хотя какими могли бы быть эти распоряжения, если учитывать жесткие требования обычаев Квармалла, Брилла не знал. И все же Квормалу, казалось, всегда удавалось добиться невозможного.