Страница 184 из 199
Он понизил голос и продолжал:
– А теперь гораздо более тайное дело. Наложница Кевисса носит в своем чреве мое семя: отпрыск мужского пола, согласно всем знамениям и пророчествам оракулов, – хотя это известно только Кевиссе и мне, а теперь и тебе, Флиндах. Если бы этот нерожденный побег достиг хотя бы отрочества, не имея братьев, я умер бы спокойно, оставив его под твое попечение с полным доверием и уверенностью.
Квормал помолчал, сидя бесстрастно, как статуя.
– Однако предупредить действия Хасьярла и Гваэя становится с каждым днем все труднее, ибо действия эти набирают силу и размах. Собственная врожденная порочность моих сыновей дает им доступ к областям и демонам, которых их предшественники могли лишь представлять в своем воображении. Даже я, уж на что сведущ в некромантии, часто чувствую отвращение.
Он умолк и загадочно посмотрел на Флиндаха. Тот заговорил, в первый раз с тех пор, как вошел в комнату. Его голос был голосом человека, привыкшего к произнесению магических формул, глубоким и звучным.
– Хозяин, то, что ты говоришь – правда. Однако как сможешь ты обойти их планы? Ты так же хорошо, как и я, знаешь тот обычай, который запрещает, пожалуй, единственное средство расстроить то, что они задумали.
Флиндах сделал паузу, словно собираясь сказать еще что-то, но Квормал резко вмешался:
– Я составил схему, которая может сработать, а может и нет. Ее успех зависит почти целиком от твоего сотрудничества.
Он понизил голос почти до шепота, жестом призывая Флиндаха подойти ближе.
– Даже у стен бывают уши, о Флиндах, а мне хотелось бы, чтобы этот план оставался в полной тайне.
Квормал снова сделал призывный жест, и Флиндах подошел еще ближе, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от своего хозяина. Пригнувшись, он встал в такую позу, чтобы его ухо оказалось вблизи от губ властителя. Это расстояние было самым близким из всех, на которые он когда-либо приближался к Квормалу, и странное беспокойство заполнило его мозг, возрожденное небылицами детства. Этот древний человек, не имеющий возраста, с перламутровой радужкой глаз, так похожих на его собственные, казался Флиндаху нииракцам не сводным братом, а неким странным, беспощадным сводным отцом.
Разрастающийся в нем ужас усилился, когда, он почувствовал, как жилистые пальцы Квормала смыкаются на его запястье и мягко заставляют его придвинуться ближе, почти стать на колени рядом с креслом.
Губы Квормала быстро зашевелились, и Флиндах подавил в себе стремление вскочить и бежать, когда план начал разворачиваться перед ним. Свистящим голосом произнесена фраза, последняя фраза, Квормал замолчал, и Флиндах осознал всю чудовищность этого плана. В тот момент, когда это осознание проникало в его мозг, единственная свечка оплыла, и погасла. Наступила полная тьма.
Шахматная игра была в разгаре; единственными звуками, не считая неумолчного шарканья босых ног и шипения фитилей в лампах, были глухое постукивание шахматных фигурок и отрывистое покашливание Хасьярла. Низкий стол, за которым сидели оба брата, стоял напротив широкой сводчатой двери – единственного видимого входа в комнату Совета.
Был и еще один вход. Он вел в Главную Башню Квармалла; и именно к этой, закрытой ковром двери наиболее часто обращались взгляды Гваэя. Принц, был твердо уверен в том, что сообщение о гороскопе будет таким же, как обычно, но в этот вечер его охватило некое любопытство; он чувствовал смутное предзнаменование, возвещающее наступление какого-то неблагоприятного события; это было похоже на предвещающие шторм порывы ветра.
Сегодня боги даровали Гваэю знамение; знамение, которое ни его некроманты, ни его собственное искусство не смогли истолковать к его полному удовлетворению. Так что он чувствовал, что умнее будет подготовиться к развитию событий и не предпринимать лишних шагов.
Как раз в тот момент, когда Гваэй смотрел на шпалеру, за которой, как он знал, скрывалась дверь, откуда выйдет Флиндах, чтобы объявить о результатах составления гороскопа, эта шпалера вздулась пузырем и задрожала, словно на нее подул какой-то ветерок или легко толкнула чья-то рука.
Хасьярл резко откинулся назад в кресле и воскликнул своим высоким тенором:
– Шах ладьей твоему королю и мат в три хода!
Он зловеще опустил одно веко и с торжеством посмотрел на Гваэя.
Тот, не отрывал взгляда от все еще колышущейся шпалеры, сказал ясным, мягким голосом:
– Мой конь вмешивается, заметив шах, Брат. Я ставлю мат в два хода. Ты снова ошибся.
Ко как раз в тот момент, когда Хасьярл с грохотом смел шахматы на пол, ковер заколыхался еще сильнее. Два раба раздвинули его посередине, и прозвучал резкий удар гонга, сообщающий о приближении какого-то высокого сановника.
Из-за завесы бесшумно выступила высокая худощавая фигура Флиндаха. Его скрытое в тени лицо, несмотря на безобразное родимое пятно и три бородавки, было исполнено великого и торжественного достоинства. А своей мрачной невыразительностью – невыразительностью, которую странным образом высмеивал многозначительный блеск, затаившийся глубоко в черных зрачках глаз с перламутровой радужкой и алыми белками – оно, казалось, предвещало какие-то плохие новости.
Флиндах, стоящей в арочном проеме, обрамленном богатыми шпалерами, поднял одну руку в жесте, требующем молчания, и в длинном низком зале прекратилось всякое движение. Хорошо вышколенные рабы-прислужники застыли на своих местах, почтительно склонив голову; Гваэй остался сидеть, как и прежде, глядя на Флиндаха в упор: Хасьярл, который полуобернулся в тот момент, когда прозвучал гонг, также ждал сообщения. Они знали, что через мгновение их отец Квормал выступит из-за спины Флиндаха и, зловеще улыбаясь, объявит свой гороскоп. Процедура всегда была такой; и всегда, с тех пор как каждый мог вспомнить, Гваэй и Хасьярл в этот момент желали своему отцу смерти.
Флиндах начал говорить, подняв руку в драматическом жесте:
– Составление гороскопа было завершено, и заключение сделано. Судьба человека исполняется в тот самый момент, как ее предсказывают Небеса. И вот какие новости принес я Хасьярлу и Гваэю, сынам Квормала!
Быстрым движением Флиндах вытащил из-за пояса тонкий свиток пергамента и, смяв его ладонями, уронил к своим ногам. Продолжая то же самое движение, он протянул руку за свое левое плечо и, выступив из тени арки, натянул на голову остроконечный капюшон.
Широко раскинув руки, Флиндах заговорил голосом, который, казалось, шел издалека:
– Квормал, владыка Квармалла, окончил свое правление. Гороскоп исполнился. Пусть скорбят все, кто находится внутри стен Квармалла. В течение трех дней место владыки будет вакантным. Так требует обычай, и так будет. Утром, когда солнце войдет во двор замка, то, что осталось от того, кто был некогда великим и могущественным властителем, будет предано огню. А теперь я иду оплакивать своего хозяина и наблюдать за выполнением похоронных обрядов и постов, молитвами готовясь к его уходу. Делайте и вы то же самое.
Флиндах медленно повернулся и исчез в темноте, из которой пришел.
В течение десяти полных ударов сердца Гваэй и Хасьярл сидели неподвижно. Это сообщение прозвучало для обоих, как удар грома. Гваэю на секунду захотелось хихикать, как ребенку, который неожиданно избежал наказания и которого вместо этого поощрили; но в тайниках своего мозга он был наполовину убежден, что все это время он знал, каким будет результат гороскопа. Однако он поборол свое ребяческое ликование и сидел молча, с неподвижным взглядом.
Хасьярл, с другой стороны, прореагировал так, как и следовало от него ожидать. Он состроил несколько диковинных гримас и закончил непристойным полузадушенным смешком. Потом он нахмурился и, повернувшись, сказал Гваэю:
– Разве ты не слышал, что сказал Флиндах? Я должен идти и подготовиться!
С этими словами он, пошатываясь, поднялся на ноги, молча зашагал через комнату и вышел в широкую сводчатую дверь.