Страница 56 из 60
— Господи! Опять не могу не спросить. А что такое танки?
— Ну, как бы это поточнее сказать… Боевая гусеничная бронированная машина. Вооружается пушкой и пулемётами. Я тебе потом в интернете покажу. Вот как раз первые танки англичане во время мировой войны и сконструировали, в 1916-м, кажется. Так вот, дедушка остался в армии. Окончил училище и стал офицером. А папа пошел по его стопам — тоже военный. Мой отец генерал, в Генштабе курирует немецкое направление. Он о Германии знает всё! Каждый завод, каждый пригорок, каждый городок, каждый ручеёк. А ещё никто лучше него не знает о немецкой армии — вооружение, состав, численность. У него даже книжка вышла: «История германского милитаризма: от рейхсвера и вермахта к бундесверу».
Вот так, за разговором, они незаметно свернули в одну из подворотен неприметной московской улочки. Пока всё шло по намеченному лейтенантом Конюшкиным плану.
— Папа и жену себе такую же нашёл, помешанную на германской литературе. Моя мама — филолог-германист. Знает всё о немецком фольклоре, о литературе Германии, занимается переводами, Они с папой и познакомились в библиотеке — возле полки с немецкой литературой. Мама моя из удивительной семьи: потомственные интеллигенты, коренные петербуржцы. Сейчас таких почти не осталось. Моя бабушка по маме, будучи маленькой девочкой, выжила во время блокады Ленинграда, все 900 дней.
Таша взмолилась:
— Пашенька, прошу, не забывай для кого ты это рассказываешь. То, что понятно твоим современникам без слов, мне надо разжёвывать. Что за город такой — Ленинград, а блокада, когда она была, звучит как из Средневековья.
— Извини, забыл! — Паша так широко и обезоруживающе улыбнулся, что у девушки против воли таяло сердце и обижаться на него, положительно, не было никакой возможности. — Ленинградом долгое время назывался Петербург. В честь Ленина — вождя революции, да ты его не знаешь, это было в 1917 году.
— Конечно, знаю! — теперь настал черёд засмеяться Наташе. — Я же говорила тебе, что в подпольном кружке занималась. Так что имена многих революционеров у нас были на слуху — Плеханова, Мартова, Чернова, Дана… Мы читали их статьи в нелегальной прессе. Как раз статьи Николая Ленина из газеты «Социал-Демократ» мы читали.
— Владимира…
— Какого Владимира?
— Ленин был Владимиром.
— Владимиром был Ульянов, — снисходительно сказала Таша, — А статьи он подписывал именем «Николай Ленин». Ты забываешь, что мы с ним из одной губернии. Мой дедушка дружил с Ильёй Николаевичем, говорил о нём, что он «золотой человек». Илья Николаевич помогал нам земское училище у нас в Васильевке открыть.
Павел Артёмович, забыв о дороге, во все глаза смотрел на свою спутницу: ну как с такой спорить — живая История сидит рядом с ним! Наконец, очухавшись, выдавил:
— А как же ты тогда в гимназии губернского города С. оказалась? Почему не в Симбирске, который, кстати, сейчас Ульяновском называется.
— А потому! — и Наталочка шутливо показала ему язык. — В губернском городе С. моя бабушка живёт… — поправилась, — Жила. И до него добраться проще, чем до Симбирска. Так, что с блокадой?
— Да я даже не знаю, как об этом рассказать, тут двух минут явно недостаточно. Осенью тысяча девятьсот сорок первого года немцы и финны взяли город в кольцо. Не в силах овладеть городом, они решили уморить голодом его жителей и защитников. Но город выстоял, по льду Ладожского озера была проложен дорога жизни на Большую землю. За стойкость было уплачено страшной ценой: больше миллиона ленинградцев и защитников города погибло от голода, артобстрелов и постоянных атак противника. Даже спустя столько лет об этом тяжело говорить. Моя бабуля до конца жизни прятала под подушкой хлеб — с блокады привычка осталась.
Пока Павел рассказывал, они въехали в один из знаменитых московских двориков, и он остановил машину перед небольшим, уютно стоящим павильоном, утопающим в глубине растущих во дворе ив.
— Да-а, — задумчиво произнесла девушка, — У России трудная история, и мне, видимо, ещё много предстоит узнать. Недаром говорят «муж и жена — одна сатана», это, наверное, как раз про твоих родителей, Пашенька. — девушка нежно коснулась руки парня, — И зря ты думаешь, что ничего интересного в истории твоей семьи нет. Она и драматическая и величественная одновременно. Всё очень классно! — девушке не терпелось попробовать новые слова «на вкус». — И интересно: германофилы в среде англоманов. А то тут всё по-английски, будто весь мир принадлежит англо-саксам.
Павел хотел сказать, что так и есть, но вместо этого произнёс:
— Приехали!
И, обойдя автомобиль, открыл дверь и подал Наташе руку.
Ресторан, который наметил Павел, был не самым престижным и не самым шикарным. Зато он был тихим и комфортным, домашним и, кроме того, славился отличной кухней. Он находился не на центральных улицах, что гарантировало от наплыва посторонней случайной публики, которыми так грешат статусные заведения. Маленький уютный ресторанчик располагался в одном из утопающих в зелени двориков старой Москвы, и, как нельзя более, подходил для интимных встреч желающих уединиться влюблённых парочек, что сразу отметила девушка своим наметанным взглядом. «Это непростой обед, а с многозначительным продолжением». — поняла Наталка и решила быть настороже.
Павел в свою очередь ни о чём подобном и не думал. Просто он любил это место, как любили его и родители Павла. За непередаваемую атмосферу, за отличную кухню, за размеренность и отсутствие суеты. Следователь пошёл на явное нарушение инструкций начальства, пошёл ради зеленоглазой девочки из прошлого, которую хотел поразить, удивить, завоевать. Конечно, он был не против углубленного продолжения знакомства, но не здесь и не сейчас же. Инстинктивно он понимал, что его Наталочка сделана из иного теста, чем сверстницы и подход нужен другой. Какой — он пока не знал, потрогать соблазнительный женский изгиб — единственная вольность, на которую он решился.
Несмотря на обеденное время, ресторан был наполовину пуст. Павел предложил Наталочке выбор столика. Поколебавшись, девушка решительно направилась к месту у раскрытого окна, в которое свесились пахучие ветки плакучей ивы. Взяв в руки меню, Наталка взглянула в него и почти сразу закрыла:
— Пашенька, я в деньгах не разбираюсь. — прошептала она. — но здесь же, наверное, страшно дорого.
— Пусть тебя это не беспокоит! Я — плачу! — сказал Павел и сделал широкий жест рукой.
Получилось пошло, словно какой-нибудь купец, со стыдом осознал он, но было уже поздно.
— Ты просто пользуешься, что я очень хочу есть. — с негодованием сказала девушка, на затем сменила гнев на милость. — Ладно, у меня всё равно нет другого входа — подчиняюсь неизбежному и полагаюсь на твой вкус. Я бы сейчас слона, наверное, съела.
Пока Павел изучал меню, раздумывая над тем, чем бы поразить девушку, но, чтобы это не выглядело бахвальством и оскорблением, Наталка же занялась изучением ресторана и его посетителей. Её взгляд внимательно блуждал вокруг, замечая все детали, пока не наткнулся на такой же внимательный и изучающий взгляд. Взгляд принадлежал высокому осанистому мужчине властного вида, сидевшего на противоположном конце ресторана. В отличие от блуждающего взгляда девушки, мужчина пронзительно смотрел исключительно на один объект — на стол, за которым расположились они с Павлом. Наталка ответила на вызов и дерзко посмотрела на мужчину: «Видный и стройный, но начинающий грузнеть, зачесанные назад седые волосы, военная форма, несомненно армейская, судя по зелёному цвету, в выражении лица что-то неуловимо знакомое, а в глазах — бездонная синь. Паша! Только постаревший».
Увидев, что его наблюдение обнаружено глазастой девицей, человек сказал что-то другому мужчине, сидевшему за тем же столом, снял салфетку и решительно направился в их сторону.
— Ну, здравствуй, сын!
Наташа с изумлением увидела, что Павел смешался, казалось, он вовсе не рад этой встрече.