Страница 36 из 60
Столь же примечательна была форма правоохранителей. Вместо мундиров — простые рубашки с поясом, открытым воротником и короткими рукавами. Никаких шаровар с широкими лампасами, заправленными в сапоги, на современных полицейских были обычные брюки с узким красным лампасом и туфлями. Другие полицейские, наверное, квартальные и околоточные, были одеты в другую форму: серые куртку и шаровары, заправленные в огромные английские ботинки. На широком поясе у них висели кобура с револьвером и длинная палка-дубинка. И никаких шашек и сабель на боку. Различались и головные уборы: у одних высокие фуражки, у других — странного вида кепки. Как могла заметить девушка, некоторые полицейские были вооружены необычного вида ружьями с коротким стволом и без приклада. Впрочем, присмотревшись, Наталья приклад обнаружила — откидывающийся. «Очень удобно и рационально». — подумала она.
— Прикинь, подруга, — обратилась одна из сидящих девиц другой. — Ещё одну шалашовку привезли. Эй, ты!
— Вы меня? — уточнила Наташа.
— Тебя, тебя, а кого же! — ответила девица и захохотала. — А чё так одета? С чела стащили и даже одеться не дали?
— А чел, это кто?
— Во, даёт! — восхитилась другая собеседница и переспросила. — С клиента, что ли сняли?
На сей раз Таша поняла, о чём идёт речь, а также догадалась, что перед ней девицы лёгкого поведения. Теперь стала понятна их фривольность в одежде. Если слово «чел» ясно — человек, мужчина, то значение слова «прикинь» ещё стоило обмозговать.
— Да нет, я не ваша. — поспешила уточнить она. — Я по другому делу, по взлому квартиры.
— По уголовке значит? — удивительно, но в голосе собеседницы прорезались нотки уважения.
— А долго нас держать здесь будут? — решилась спросить в свою очередь Наташа.
— Тебя — не знаю, скорее всего, ты здесь надолго подруга. А мы — сейчас отсосём и отпустят.
— А что сосать-то? Может и я… — не успела она договорить и пожалела об этом — последние её слова утонули в хохоте.
Хохотал весь обезьянник. В окно дежурной части отчаянно застучали, а стоявший неподалёку полицейский с силой стукнул дубинкой по прутьям камеры:
— А ну, заткнулись, шалавы!
— Не поможет. — давясь от смеха сообщила ещё одна путана. — Во, прикол, запомнить надо! Тебе, если ты по-уголовке, соси не соси — не поможет. Странная ты, однако.
— Чё ржете? — оборвала смех стоящая у самой решётки совсем молоденькая проститутка, почти девочка. — Хоть она и приколистка, но здорово зазвездила ментяре, уважаю.
Ташаа инстинктивно потянулась к девчушке, уж больно приятно и располагающе она выглядела, но не успела. Как не успела уточнить, что такое «прикол», «зазвездила», и кто такой «ментяра»: открылся замок, и конвоир вывел её из кутузки.
— Эй! — окликнула Наташу молодая проститутка. — Не знаю, как там тебя, у тебя из одежды кроме кимоно есть что-нибудь?
— Нет! — сгорая от стыда, промямлила Таша.
— Сержант! — крикнула девица Наташиному конвоиру. — Скажи дежурному, что в моей сумочке запасные колготки лежат. Отдай их девушке.
Сержант сделал вид, что ничего не слышал и повёл её по коридору вглубь отделения.
Пока Наташу вели по длинному коридору, она отдалась размышлениям. Хоть и с опозданием, но она стала смутно догадываться, что нужно было сделать девицам, чтобы выйти отсюда. Её передёрнуло от отвращения: не то, чтобы она не знала о таком древнем способе, просто она не представляла себе, как можно было делать ЭТО незнакомому мужчине? Фу, какая гадость! Смущало и другое обстоятельство: авторитет полиции в её времени был ниже некуда, разные там служили люди, могли и по лицу съездить и в голоде продержать. Но, чтобы такое! Это наводило на кое-какие мысли о состоянии общественной морали в начале двадцать первого века. Она вспомнила хохочущую харю молодого полицейского, когда он залез под халат и ещё один кирпичик лёг в основании её мнения об обществе, в которое девушка волей судьбы попала.
На допросе девушка смогла продержаться уверено. Хоть следователь и оказался таким проницательным, в отличие от этих дуболомов-полицейских, Наталке удалось сохранить своё инкогнито. Но то, что девушка услышала, повергло её в уныние: она-то думала, что, наконец, наступит финал этой бесконечной ночи, а оказалось, что её мучениям предстоит продлиться бесконечно. Хоть с этим уже надоевшими рожами придётся расстаться. Однако, рано радовалась — не успели они выйти из кабинета, как пришёл очередной вызов, и опера, которые в отличие от остальных полицейских, были в цивильном, мгновенно испарились. Пришлось Наташе путешествовать со старыми знакомыми.
Было ещё одно неудобство: организм буквально вопил о необходимости посещения одного интимного места. Но загвоздка была в том, что она не знала, как об этом спросить. Наконец, преодолев смущение, ибо терпеть дальше не было мочи, девушка раскрыла рот:
— Товарищи полицейские! — она долго выбирала, как обратиться к сопровождающим, по-видимому здесь к нижним чинам обращаются также, как и к высшим, одинаково, по-товарищески. — Мне бы это, как его, — она замялась, но, в конце концов, выпалила, — Посетить дамскую комнату надо.
Судя по их удивлённым физиономиям, она поняла, что ляпнула что-то не то. Старшина догадался первым:
— Конечно, сейчас проведём.
Её подвели к двум одинаковым дверям, на одной из которых висело небольшое изображение малыша, пускающего струйку в горшок. На другой двери курчавый малыш сидел на горшке. «Оригинально!» — подумала девушка: «Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: которая комната здесь дамская, в какая — мужская». К тому, что в этом времени открытыми являются многие вещи, бывшие прежде табу, она уже начинала привыкать. Тем более, что там, откуда она пришла, считалось, что освобождение общества должно было идти в ногу с освобождением личности от условностей, со свободой в отношениях. «Видимо, доосвобождались». — с иронией подумала Таша, пока более молодой полицейский зачем-то зашёл в дамскую комнату. Почти сразу он вышел:
— Можно! Сортир свободен. — и, выходя, сделал приглашающий жест рукой.
В туалете ничего необычного не было, туалет, как туалет: несколько кабинок и несколько умывальников. У них, в гимназии, был такой же. Разве что, сливной бачок располагался не вверху, а внизу. И для слива воды использовалась не цепочка, а кнопочка, которую надо было нажимать. Удобно. Пол и стены выложены плиткой. Изменилась форма и размеры рукомойника, а кран был оборудован рычажком вместо вентиля. При нажатии рычажка в одну сторону лилась холодная вода, в другую — горячая. Здорово! В гимназии краника с горячей водой вообще не было, и классные дамы заставляли девочек умываться холодной водой в любое время года. На рукомойнике вместо мыла стояли прозрачные бутылочки розовой приятно пахнущей субстанцией. На горлышке бутылки, состоящей, кстати, не из стекла, а из странного гнущегося материала, тоже была кнопка и сосок. Наученная опытом Таша нажала на кнопку и выдавила себе на ладонь несколько капель розовой жидкости. Понюхала. На язык пробовать не стала (ещё чего!), хотя густая жидкость вкусно пахла смесью лимона и земляники. Стала смывать вязкую жидкость с руки но она вдруг начала расти в объёме и пениться. Жидкое мыло? Пожалуй!
Несколько позже, в дежурной части, Наташа узнала, смысл выражения «откатать пальчики». Это оказалось обыкновенной дактилоскопией. То есть не совсем обыкновенной, в Наташином времени, в начале двадцатого века, идентификация личности по отпечаткам пальцев, только начала победное шествие по миру, вытесняя привычный бертильонаж. Девушка знала, что с 1906 года этот способ стал применяться в России. Лишь одна Франция, из чувства патриотического упрямства, дольше всех отвергала дактилоскопию, иррационально следуя устаревшей методике своего соотечественника Адольфа Бертильона. Но в 1911 году, когда из Лувра похитили знаменитую Джоконду, сдалась и она. Однако, после этой процедуры Наташе опять пришлось тащиться в туалет — отмывать измазанные руки. Тщательно оттирая плохо смывающуюся краску, девушка мимоходом взглянула в зеркало. Бессонная ночь и переживания наложили отпечаток на её внешность в виде тёмных кругов под глазами, но в остальном своим видом девушка была вполне удовлетворена и, несмотря на усталость, держала глаза широко открытыми. Мало кто из её современников мог похвастаться таким количеством увиденных чудес!