В водовороте

В лице князя отразилась в это время почти смертельная тоска.

- Да и не про одного тут Жуквича говорят, - старался Елпидифор Мартыныч еще более доконать Елену в мнении князя, - и с Оглоблиным, говорят, у ней тоже кое-что началось...

Этого князь уже более не вынес.

- Ну, будет!.. Довольно об этом говорить! - произнес он капризным и досадливым голосом.

Елпидифор Мартыныч замолчал.

* * *

Дня через два после этого разговора князь вдруг сказал Елпидифору Мартынычу:

- Я очень интересное письмо получил о жене из-за границы!

- Что такое-с? - спросил тот, навостривая от любопытства уши.

- А вон оно на столе... прочтите, - прибавил князь, показывая на валявшееся на столе письмо Петицкой.

Елпидифор Мартыныч, прочитав письмо, пришел в какой-то почти смешной даже восторг; он обернулся к окну и начал молиться на видневшуюся из него колокольню: в комнате у князя не было ни одного образа.

- Боже милостивый! - забормотал он, закрывая глаза и склоняя голову. Благодарю тя за твои великие и несказанные милости, и ниспошли ты благодать и мир дому сему!.. Ну, поздравляю вас, поздравляю! - заключил Елпидифор Мартыныч, подходя уже к князю и вдруг целуя его.

- Что вы, точно с ума сошли! - сказал ему тот сердито.

- Извините на этот раз!.. Всегда так привык выражать душевную радость молитвой и поцелуем.

- Чему же тут радоваться, когда все письмо от первого до последнего слова - ложь?

- Письмо-то? - воскликнул Елпидифор Мартыныч. - Нет-с, ложь не в письме, а у вас в мозгу, в вашем воображении, или, лучше сказать, в вашей печени расстроенной!.. Оттуда и идет весь этот мрачный взгляд на жизнь и на людей.

- Ну, так лечите, когда оттуда идет! - проговорил князь.

- К-ха! - откашлянулся Елпидифор Мартыныч. - Трудно, когда одно другим питается: расстроенная печень делает мрачный взгляд, а мрачный взгляд расстроивает печень!.. Что тут врачу делать?.. Надобно самому больному бодриться духом и рассеивать себя!.. Вот вообразите себе, что княгиня ничем против вас не виновата, да и возрадуйтесь тому.

- Как же я воображу это, когда она сама, уезжая, ни слова не возражала против того?

- Да, возрази вам... легко это оказать!.. Мужчина не всякий на то решится, особенно когда вы в гневе, не то что женщина!

Князю в первый еще раз пришла эта мысль: "А что, если я в самом деле запугал ее и она наклеветала на себя? О, я мерзавец, негодяй!" - думал он про себя.

- Разве она вам говорила это? - сказал он вслух.

- Еще бы не говорила!.. Говорила! - солгал, не задумавшись, Елпидифор Мартыныч.

У князя даже холодный пот выступил при этом на лбу.

- В таком случае, вот что, - начал он каким-то прерывистым голосом, нельзя ли вам написать княгине от себя?

- Но что такое я напишу ей? - спросил Елпидифор Мартыныч, не поняв сначала князя.

- То, что... - начал тот, видимо, сердясь на недогадливость его: - если княгиня хочет, так пусть приезжает сюда ко мне, в Москву.

- Но отчего вы сами не хотите ей написать о том?.. От вас бы ей приятнее было получить такое письмо, - возразил ему Елпидифор Мартыныч.

- Я не могу, понимаете, я не могу!.. - говорил князь, слегка ударяя себя в грудь, и при этом слезы даже показались у него на глазах. - В голове у меня тысяча противоречий, и все они гложут, терзают, мучат меня.

- Ипохондрия... больше ничего, ипохондрия! - сказал Елпидифор Мартыныч, смотря с чувством на князя. - Ну-с, не извольте хмуриться, все это я сделаю: напишу княгине и устрою, как следует! - заключил он и, приехав домой, не откладывая времени, принялся своим красивым семинарским почерком писать к княгине письмо, которым прямо от имени князя приглашал ее прибыть в Москву.

* * *

Невдолге после объяснения с Жуквичем Елене пришлось иметь почти такое же объяснение и с Николя Оглоблиным. Бедный молодой человек окончательно, кажется, и не шутя потерял голову от любви к ней, тем более, что Елена, из благодарности к нему за устройство лотереи, продолжала весьма-весьма благосклонно обращаться с ним. Главным образом Николя мучило то, что у него никак не хватало смелости объясниться с Еленой в любви, а потому он думал-думал, да и надумал, не переговоря ни слова с отцом своим, предложить Елене, подобно Жуквичу, брак, но только брак церковный, разумеется, а не гражданский.

Придя раз вечером к Елене, Николя начал как-то особенно ухарски расхаживать по комнате ее: он в этот день обедал в клубе и был немного пьян.

- Знаете что, mademoiselle Елена, я хочу на вас жениться! - сказал он.

- На мне?.. - спросила, рассмеявшись, Елена.

- Да, на вас!.. Пусть там отец, черт его дери, что хочет говорит... Другие женятся и на цыганках, а не то что... - бултыхал Николя, не давая себе отчета в том, что говорил.

Елена на этот раз не рассердилась на него нисколько.

- Нет, я не могу пойти за вас замуж, - проговорила она, сколько могла, добрым голосом.

- Отчего? - воскликнул Николя, никак не ожидавший, что Елена замуж за него даже не пойдет, потому что считал замужество это для нее все-таки большим шагом в жизни.

- Оттого, что я вас не люблю тою любовью, которою следует любить мужа! - отвечала Елена.

- Какой же вы любовью меня любите? - спросил Николя, немного повеселевший от мысли, что его хоть какою-нибудь любовью любят.

- Я люблю вас как приятеля, как человека очень хорошего! - говорила Елена.

- Какой я приятель вам!.. Я не могу быть вашим приятелем! - возразил Николя уже недовольным тоном.

- Отчего же не приятель?

- Оттого, что вам приятель надобен какой-нибудь ученый, а я что?.. Я знаю, что я не ученый.

- Зато вы очень добрый человек, а это стоит многого! - возразила Елена.

- Это что добрый?.. - продолжал Николя, сохраняя свой недовольный тон. - Вы любите, верно, кого-нибудь другого! - прибавил он.

Елена на это молчала.

- Князя, что ли, все еще любите? - говорил Николя.

- Может быть, и князя! - ответила Елена.

- Ну, уж это извините: я бы вам не советовал! - продолжал Николя насмешливым голосом. - Елпидифор Мартыныч сказывал, что к нему жена скоро из-за границы вернется!

- Это я знаю! - проговорила Елена.

- Так вам опять, видно, срамиться хочется, как прежде, вон, все истории были?.. А как вы выйдете за меня, по крайней мере, замужняя женщина будете!

- Нет, monsieur Николя, у меня никакой больше истории не будет, потому что я никого не люблю и замуж ни за кого не пойду! - постаралась еще раз успокоить его Елена.

- Ну да, не любите!.. Не может быть, непременно кого-нибудь любите! толковал Николя свое и почти наперед знал, кого любит Елена, но ей, однако, этого не высказал; зато, возвратясь домой, позвал к себе своего Севастьянушку и убедительно просил его разузнать, с кем живет г-жа Жиглинская.

Севастьянушка в этих делах был человек опытный. Он прежде всего обратился к смотрителю дома, всегда старавшемуся представить из себя человека, знающего даже, что крысы под полом делают в целом здании.

- А что, - спросил его Севастьян, - к этой новой кастелянше нашей никакого хахаля не ходит?.. Генерал велел узнать.

На генерала, то есть на старика Оглоблина, Севастьянушка свалил, чтобы придать больше весу своим словам в глазах смотрителя.

- Ходит один поляк к ней... Надо быть, что хахаль! - отвечал ему тот. Этта я, как-то часу в третьем ночи, иду по двору; смотрю, у ней в окнах свет, - ну, боишься тоже ночным временем: сохрани бог, пожар... Зашел к ним: "Что такое, говорю, за огонь у вас?" - "Гость, говорит, сидит еще в гостях!"

Севастьянушка на это только усмехнулся и затем уже взялся за горничную Елены, которую он для этого зазвал к себе в гости, угостил ее чаем и стал расспрашивать, что не влюблена ли в кого-нибудь ее барышня. Глупая горничная, как болтала она об этом с Марфушей, так и ему прямо объяснила, что барышня, должно быть, теперь гуляет с барином Жуквичем, потому что ездит с ним по вечерам и неизвестно куда. Показание это Севастьянушка проверил еще через посредство солдата, стоявшего у уличных ворот здания, и тот ему сказал, что, точно, кастелянша ездит иногда с каким-то мужчиной и что возвращается домой поздно.