Невидимые

Бирюлев достал нательный крест и для убедительности поцеловал.

- Клянусь.

Она прижала руку ко лбу.

- Жорж... Если я ошиблась, то... Впрочем, нет. Мне все равно нужно остаться одной. Возвращайся завтра. Пожалуйста.

Ирина вышла, но, к счастью, отправилась не обратно к роялю, а в кабинет. Вскоре Бирюлев услышал, как она позвала оттуда:

- Маша, принеси чаю.

Разбирать ли вещи обратно? Он подумал и поставил полусобранный чемодан в гардероб. Кто знает, когда застигнет очередная гроза?

Оделся, нахлобучил соломенную шляпу, подкрутил усы. Зевнул.

Дни установились жаркие. Выйдя, Бирюлев зажмурился от яркого света.

- Пончики? - поинтересовалась, неслышно подкравшись, уличная торговка.

Очень кстати. Взяв у нее хрустящий бумажный пакет, репортер подозвал извозчика и отправился к небольшому кирпичному дому на другой конец города.

Постучав дверным кольцом, прислушался, мысленно торопя ленивую прислугу. Но та не спешила. На базар ушла? Не открывал и отец. Воскресенья он обычно проводил у себя, но сегодня, похоже, как назло решил выйти в гости.

Ключ же, в довершение неудач, остался в ящике письменного стола. Бирюлев на всякий случай обшарил карманы - но лишь убедился, что память не подвела.

Возвращаться к Ирине, да еще и вопреки ее просьбе, решительно не хотелось. Можно было только ждать.

Репортер направился к скамейке через маленький сад, где распустились приятные глазу голубые колокольчики. Устроившись поудобнее и достав папиросы, он снова взглянул на дом.

Кажется, или дверь черного хода приоткрыта? Уходя за покупками, кухарка, она же и горничная, очевидно, не стала запирать прямой путь на кухню.

Догадка оказалась верной. Но, заходя внутрь, репортер вздрогнул от предчувствия. Его встретил тот самый удушливый, тошнотворный запах, что и месяцем ранее в доме соседа - старого Грамса.

Не желая даже додумывать, Бирюлев, заткнув нос платком, заглянул по очереди в кухню, столовую, гостиную, кабинет.

Отец лежал на кровати в своей спальне - и, судя по всему, уже давно.

Одинокий пожилой господин, он всю жизнь собирал древние ценные редкости.

Да, дверь не заперли. Первый взгляд, полный ужаса и отчаяния, не нащупал и веревок. Однако Бирюлев был готов поручиться: это снова невидимые.

Еще в пятницу репортер так радовался их появлению на улицах - а теперь вот и сам с ними столкнулся.

***

Лавка оказалась пуста. Не дозвавшись хозяина, Матрена принялась переминаться с ноги на ногу, разглядывая самовары, щербатые тарелки да поношенные тулупы с блеклыми пуговицами. Потом, устав от безделья, откашлялась, поправила платок и снова крикнула:

- Есть тут кто?

Как и следовало ожидать, никто отозвался. Неужто в чем-то ошиблась? Но сказано было точно: приходи к полудню в лавку старьевщика, что на базаре. Она такая здесь одна. Уже полдень. Что не так?

Похоже, вновь не судьба сегодня дела наладить. Что за напасть! А прачка и к господам опять не явилась. Поспешила путь-то назад отрубить. Теперь надо сильно постараться, чтобы все поправить, пока новый покупатель не сыщется. Прислуги свободной - пруд пруди.

Пожалуй, придется вновь на хворобу младшего плакаться. Авось и пожалеют, хоть и недоброе это дело - недуги кликать.

Над дверью звякнул колокольчик. Вошел небольшой ссутуленный человек в пенсне.

- Матрена? - неприятно взглянул из-за стекол круглыми немигающими глазами.

- Она самая, я.

- Принесла?

Ну конечно, нашел дуру. Как будто она вчера на свет родилась - ходить по таким вот лавчонкам, да не с пустыми руками. Тут можно, глядишь, не только бирюльки лишиться задаром, но и жизни.

Не спроста ведь со Старым Лехом из-за вещицы так обошлись.

И в прежний-то раз как боязно было ее на показ доставлять. Возвращаясь, Матрена все оборачивалась. А потом, в потемках, снова вынесла сверток из дома и хорошо схоронила, никому про то не сказав.

- Покупателя увижу - так тотчас принесу, - расплылась она в неискренней улыбке.

- Так не пойдет. С чем я тебя поведу к нему, дурная ты баба? Он не тебя желает увидеть.

- Кто покупашка-то?

- Не твое дело. Тебе продать нужно или что?

- Ну... Я в первый раз тебя вижу - почем мне знать, что не обманешь? Может, ты товарец-то заберешь - и был таков?

- Я что тебе, городушник? Зачем ты вообще сюда явилась?

- С покупашкой пришла повидаться. Мне сказали, что мы сперва встретимся, а потом уж договоримся, - твердо сказала Матрена, отбросив напускную приветливость. - Коли он есть, то веди. Коли нету - другого кого найду.

Прачка сделала вид, что собирается уходить. Лавочник, постояв миг в раздумье, остановил:

- Постой-ка.

- Чего? Передумал?

- Ага. Нет никакого покупателя. То есть он - это я.

- От оно как. Чего ж сразу не сказал? Что тянул?

- А ты принесла, что должна? На что мне смотреть? О чем с тобой говорить?

- Так принесу я, принесу. Нынче же, коли скажешь.

- Нет. Завтра неси. Меньше народу на базаре.

- И то верно, - подумав, Матрена поддалась любопытству: - А на что тебе? Продашь?

- Может, оставлю, а может, и продам опосля.

- Небось, втридорога?

- Тебе-то что за печаль? Кумекаешь - мало выторговала?

- Верно говоришь. Накинешь?

- Нет. Это крайняя цена. Ты и без того заломила.

- Так куда мне прийти? Сюда?

- Да, сюда же. К полудню.

- Ну, добро.

Матрена отправилась в обратный путь.Издалека, еще не подойдя к берегу, почуяла дым и заслышала крики. Сердце, не согласуясь с головой, подсказало: горел именно ее дом. Приподняв юбку, чтобы не путалась, прачка припустила бегом.

Чутье не обмануло... Однако соседи тушили уже догоравший огонь. Благо, река находилась прямо под боком, да и люд поблизости жил, за свое добро шибко переживающий: перекинется пожар - весь квартал вмиг выгорит.

Поблизости, наблюдая за суетой, заливались слезами младшие, перепачканные в саже, словно черти.

Схватив ведро, Матрена присоединилась к гасителям.

Вскорости огонь потух окончательно. Сердечно поблагодарив соседей, прачка вошла в дом. Снаружи все выглядело куда хуже: на деле же выяснилось, что выгорели только сени да часть кухни, а комната и вовсе не пострадала.

Еще неделю назад событие бы надолго выбило Матрену из колеи, но сейчас она ощущала только легкое сожаление. Хибара, как и вся рухлядь в ней, так и так давно уже ни на что не годились.

Осмотрев ущерб, прачка вернулась на двор и устало рухнула на завалинку. Подбежали дети.

- Это вы, пакостники, учинили? - беззлобно спросила она.

- Нет, мама! Не мы! Мы на речку ходили, пришли - а тут дядьки! Они вещи на улку кидали, а нас прогоняли. А потом все подожгли-ии... - заныл сын.

- Что за дядьки? - замерев, насторожилась Матрена.

- Чужие какие-то. Мы прежде их не видали.

Убираться нужно, прямо завтра же, как только лавочник заплатит. Матрена соберет всех своих птенцов и в очередной раз совьет новое гнездо где-нибудь подальше отсюда.

- Сестра-то ваша где? - утирая нос младшему, спросила прачка.

- Ее дядьки забрали. С собой увезли на телеге! - оба, вспомнив, вновь громко заголосили.

Матрена вздрогнула.

- Куда они поехали? - принялась трясти сына.

- Туда, - он неопределенно указал в сторону дороги. Ну, а какого ответа она ждала?

- Они что-то сказали? Хоть что?

- Да. Обзывались, - кивнула девчонка.

- И все? Просто так, не пойми с чего?

- Да-да! А еще велели передать мамке привет от старикаа-аа...

Матрена в сердцах оттолкнула ребенка.

Истории, которые рассказывали у дома Старого Леха... Невидимые убийцы?

Они - сомнений нет - точно искали сверток. Сразу догадались, что он у Матрены.

Боже, что она наделала?

***

- Мы не можем отменить постановку! Алексей Иваныч, одумайтесь! - по-бабьи голосил Щукин, быстро ходя из угла в угол. От него рябило в глазах.