Невидимые

- Беспокоятся, - поддакнул репортер, невольно глядя на влажные седые кудри, мелькнувшие в расстегнутом вороте редакторской рубахи. Не слишком приятное зрелище.

- Точно. Это значит - ждут вестей. Другими словами - жаждут купить нашу газету. Так что, Георгий, за работу.

С того момента, как в городе появились невидимые, Бирюлев все чаще привлекал благосклонное внимание Титоренко.

- Черти. Вот и матушка моя нас читает и мается, заснуть не может. Страху-то столько, - высокомерно-насмешливо заметил вертлявый Вавилов - репортер отдела культуры, чье место отчаянно хотелось занять.

Сделав вид, что не понял подтекста, Бирюлев победно улыбнулся. После целого года на последних ролях к нему наконец-то явилось признание - что и подтверждала ревнивая реплика коллеги.

- Я тоже боюсь теперь спать ложиться, - невинно отозвалась Крутикова, единственная барышня в редакции, писавшая советы по домоводству. - Вдруг они начнут нападать не только на одиночек?

- Будем верить, что злодеев скоро поймают, - резюмировал экономический обозреватель Демидов.

Бирюлев кивнул, про себя надеясь, что убийцы останутся на свободе как можно дольше.

Для него они стали подарком судьбы. Невидимые не только придавали репортеру весу и важности, суля премию. Они, помимо того, еще и весьма оживляли пресную рутину хроники происшествий, куда его с первого же дня сослал Титоренко. Каждый раз - одно и то же: "Женщина лет 40 перерезана товарным вагоном". "Мещанин убит в трактире в хмельной драке". "Купец ограблен в доках". Тут было в пору самому умереть от тоски.

А ведь чуть больше месяца назад Бирюлев лишь по случайности не упустил благодатную тему.

В то утро он возвращался домой, не торопясь в предвкушении семейной сцены. Заметив непривычную толкучку на другой стороне улицы, у порога старого бирюка Грамса, решил выяснить, что происходит.

На крыльце толпились два домовладельца, несколько прислуг и знакомый торговец тканями - он хаживал и к супруге Бирюлева Ирине. Они то стучали в дверь, то пререкались.

- Нет никаких причин для тревоги. Он просто уехал, - ворчал один из соседей. - Сегодня утро воскресное, могли бы свой меркантильный интересец и отложить, вместо того, чтобы будить криками всю округу... Я уж подумал, пожар.

- В третий раз прихожу, - возражал торговец. - Господин Грамс велел зайти еще в понедельник, чтобы сочтись. Он много лет у меня покупает, ни разу такого не доводилось, чтобы обманул.

- Не кипятитесь, Иван Сергеевич. Вы-то еще успеете выспаться, а Грамс - человек пожилой да одинокий. Не дай бог, что с ним приключилось, - примирительно убеждал другой сосед. - Велю я Варварке, пожалуй, за слесарем сбегать.

- Как пожелаете. Но смотрите, если спросит господин Грамс, что тут вышло - я ваше решение скрывать не стану.

Вместе со всеми Бирюлев дождался прихода замочника.

Едва собравшиеся переступили порог, как сильный запах поведал, что с хозяином в самом деле неладно. Через несколько шагов обнаружилось и тело, повешенное на резной лестничной балясине.

Служанка взвизгнула и выбежала на улицу, зажимая рот.

- Эх... Не пережил одинокости, грешная душа.

- Высоко от пола-то. Неужто накинул веревку и спрыгнул?

Послали за полицейскими. Бирюлев охотно согласился их дожидаться. Теперь стало незачем придумывать объяснения своего отсутствия дома: он был у Грамса, а сколько часов - неважно.

Прошли в гостиную, и вскоре разговор незаметно скатился к обыденному.

- Хм. Я точно помню, что у покойного имелись прелестные чашки семнадцатого века. Они стояли прямо тут, на камине, - заметил сосед. - Неужто продал? Но зачем? Не слышал я, чтобы он нуждался.

На следующий день Бирюлев рассказал о Грамсе в редакции. К слову пришлось: поддержал Крутикову, когда та жаловалась на шум по вечерам. Однако Титоренко услышал и велел написать заметку.

Минуло несколько недель и история успела подзабыться, когда пришел мальчишка-газетчик.

- Господин, пожелавший не представляться, просит выпуск про первое нападение невидимых, - сообщил он Бирюлеву.

Очередная удача: в тот момент все коллеги как раз разошлись, и до их возвращения репортер успел спокойно расспросить гонца. А затем - рассказать Титоренко о собственном расследовании трех загадочных убийств и - впервые! - получить первую полосу в свежем выпуске.

Однако, несмотря на всю симпатию к невидимым, нынче Бирюлев сидел перед чистым листом бумаги, ломая голову, чем бы его заполнить.

"Невидимые убийцы: свежие известия", - вздохнув, вывел чернильной ручкой.

Но какие, к черту, известия?

Отвечая Титоренко, репортер покривил душой: сегодня их не было.

Еще с утра он, полагая, что дозвониться снова не получится, заходил в полицейский участок. Однако, в отличие от других летописцев местной преступности, Бирюлев пока не завел хорошие отношения с городовыми, и потому его в очередной раз разве что только не выставили.

Вычеркнул, написал другое: "до сей поры на свободе" ...

Вот это новость! Даже думать не хотелось, как отнесся бы к такой заметке Титоренко, попади она к нему на стол.

Бирюлев тщательно зачеркнул строчку и задумался.

"Полиция признала себя бессильной в отыскивании "невидимых", - с мстительным удовольствием, наконец, написал репортер, вспоминая грубость, с которой его встретили полицейские.

"Минул месяц с тех пор, как жители забыли о ночном покое. Банда преступников продолжает проникать в дома под покровом темноты, грабя и убивая" ...

Работа пошла.

"Напомним, что 29 мая сего года приходящая прислуга нашла тело четвертой жертвы "невидимых" - тайного советника Л.Й. Коховского. Первый убитый, отставной чиновник канцелярии О.Ф. Грамс, был обнаружен соседями 15 апреля. Спустя две недели, 27 апреля, стало известно о гибели А.П. Павловой, владелицы текстильной мануфактуры (о том в полицию сообщил ее управляющий). 14 мая полковника В.С. Рябинина нашла задушенным пришедшая с визитом сноха. Все жертвы "невидимых убийц" были состоятельными, но при том вдовыми, жили одиноко и затворнически. Можно утверждать, что преступления совершены с целью грабежа, так как из всех домов похищены ценности. Однако до сей поры не имеется ни одного подозреваемого. Сегодня полицейские признали, что преступники оказались слишком хитры, и, если они не оставят следов и впредь, то отыскать их не представляется возможным".

Бирюлев улыбнулся. Городовые примерно так и сказали.

"Единственное, что стало известно - "невидимые" попадали в дома, подобрав ключи. По такой причине двери оставались запертыми - их закрывали за собой, уходя, сами преступники. Выждав время, чтобы жертва уснула, ее душили, привязывая к ближайшим предметам", - ну и что с того, что все это лишь слухи?

И подпись - "Приглядчик".

Поступая в газету, Бирюлев надеялся писать о событиях культуры. Даже псевдоним взял подходящий: "Зритель". Циничный Титоренко нашел его остроумным, так что первое время репортер подписывался именно им. Однако вскоре возмущение читателей стало довольно громким - пришлось назваться "Приглядчиком". Но Бирюлеву новое имя понравилось больше прежнего. Оно, казалось, говорило о том, что он смотрит за происходящим откуда-то со стороны, и, быть может, и сверху.

Перечитав, репортер остался доволен. Хорошо вышло.

Осталось только показать Титоренко, и можно будет, забыв о невидимых, выйти наружу, в первый летний день. И, например, снова посетить театр... хотя бы и тот новый, что неподалеку, и который упорно зовут шалманом. Опять взглянуть на прекрасную Елену, пусть актриса она и никудышная.

Прихватив портфель и исписанный лист бумаги, Бирюлев направился в кабинет редактора.