Страница 4 из 13
Артем взглянул на часы и покачал головой – времени, как всегда, катастрофически не хватало. А у него во второй половине дня еще запланирована телепередача на тему нарушений прав заключенных в местах лишения свободы. Павлов с собой даже все материалы взял, так как не был уверен, что успеет вернуться за ними домой. Так и вышло. А еще он хотел попасть к Шамилю…
– Слушай, у тебя закурить не найдется? – неожиданно услышал он голос.
Павлов обернулся и увидел перед собой охранника банка. Шмыгая разбитым носом, он держал в руках сломанную рацию, которую при захвате растоптали спецназовцы.
– Не курю, – сказал Артем. – Да и вам не рекомендую.
– Сволочи, такую вещь раздолбали! – возмущенно продолжал охранник, тряся рацией. – Видал, как они меня? – Он показал на нос, который к тому времени уже порядочно распух и напоминал перезрелый помидор.
– Дать обезболивающее? – предложил Павлов. – У меня в аптечке есть.
– Нет, спасибо, – с героическим видом отвечал секьюрити, но от гигиенической салфетки, предложенной адвокатом, не отказался и принялся вытирать лицо.
Артем уже собирался уходить, как увидел спешно направлявшегося к банку высокого темноволосого мужчину лет сорока. Он кивнул охраннику в знак приветствия и зашел внутрь. К тому времени неподалеку притормозила «Газель» с логотипом «НТВ», и оттуда высыпали люди с камерами и микрофонами. Все они ринулись к зданию банка.
– А это кто? – задал вопрос Павлов, имея в виду вошедшего в банк мужчину.
– Валеев. Сергей Валеев, заместитель нашего шефа, – охотно пояснил охранник.
«Интересно, почему он появился только сейчас? – промелькнуло у Артема. – И почему им не заинтересовался следователь?»
Павлов не тешил себя иллюзиями насчет соблюдения органами правопорядка прав Соловьева, касающихся телефонного звонка, – он почти не сомневался, что такой возможностью ему вряд ли разрешат воспользоваться.
Узнав в банке телефон супруги Аркадия Алексеевича, Павлов тут же ей позвонил. Реакция жены Евгении была бурной и эмоциональной, но, нужно отдать ей должное, в руках эта хрупкая светловолосая женщина себя держать умела.
– Если бы я знала что-то сомнительное о его делах, Артемий Андреевич, то, бесспорно, все рассказала бы, – искренне сказала она. – Аркаша не особенно скрывал от меня то, что у него происходило в банке, и я почти всегда была в курсе, что там у них делается. Понимаете, когда что-то происходит, близкий человек сразу чувствует перемены. А мы с ним уже четырнадцать лет вместе.
– И все же нам, вероятно, придется увидеться в ближайшее время, – сказал Павлов. Евгения уверила адвоката, что в любой момент готова подъехать куда угодно.
– Да, еще, Артем… можно я так вас буду называть? У моего мужа сахарный диабет, и ему нужен инсулин. Я очень волнуюсь, так как сами знаете, какое отношение к задержанным в тюрьме. А ему нужна специальная диета и все остальное…
– Он пока еще не в тюрьме, – проговорил Павлов, про себя подумав, что для суда нужно успеть взять справку о состоянии здоровья банкира. – В течение сорока восьми часов с момента задержания ему, по идее, должны предъявить обвинение, а уж суд решит, достаточно ли доказательств для дальнейшего содержания под стражей или нет.
– Будем надеяться на лучшее, – грустно сказала Женя. – Как вы думаете, когда я смогу его увидеть?
– Сейчас вас однозначно к нему не пустят. Но я поговорю со следователем.
Он попрощался с женщиной, быстро заполнил ордер (заполненные бланки ордеров всегда были при нем, так как жизнь полна неожиданностей) и поехал в Бумажный переулок, где располагалось здание Следственного комитета.
На допросе
– Ждите здесь, – сказал Коренко, обращаясь к оперативникам, сопровождавшим Соловьева. Сам он подошел к двери, на которой была пришпилена табличка: «Заместитель начальника отдела по расследованию преступлений в сфере экономической деятельности Дрозд Геннадий Яковлевич».
Он постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел внутрь. За огромным, практически пустым столом восседал тучный человек с массивной челюстью. Увидев Коренко, он оторвался от бумаг:
– Привет. Проходи.
Несмотря на внушительные габариты, голос его звучал мягко, даже как-то приторно, словно успокаивал.
Откашлявшись, следователь подошел к столу и положил перед Дроздом пухлую папку.
– Вот, Геннадий Яковлевич. Здесь все. И там еще опера тащат кипу, что из банка изъяли. А это, – он вытащил из пакета большой увесистый конверт, на котором сплошь и рядом синели свежие печати, – самое интересное.
– Понятно, – сказал Геннадий Яковлевич и потер переносицу. – Где он?
– Его сейчас приведут.
– Все, благодарю за службу, – произнес Дрозд. – Я вызову, если что.
– Да, еще, Геннадий Яковлевич…
Дрозд вопросительно посмотрел на подчиненного.
– Когда мы уезжали, там появился не кто иной, как Павлов. Ну, этот самый… В передачах выступает.
– Адвокат?
– Да. Между прочим, член городской Коллегии адвокатов. И, насколько я понял, он за этого банкира решил впрячься.
Брови Геннадия Яковлевича поползли наверх.
– А они что, знакомы? – недоверчиво спросил он и гулко забарабанил пальцами по столу. – Ладно, иди. Скажи, пусть Соловьева в сто седьмой отведут.
Когда Коренко вышел, Дрозд набрал чей-то номер.
– Алло! Толя? Доброго времени суток. Я тебе не мешаю? Ага, я тоже рад слышать твой голос. Скажи мне, свет очей моих, ты в курсе, кто «вписался» за этого «сатурновца»? Нет? Так вот, докладываю, это Павлов собственной персоной. Гроза и зубная боль всей правоохранительной системы, ха-ха…
Какое-то время Дрозд молчал, потом продолжил:
– Значит, опыт уже был? Ну, и чья взяла? Ха-ха, ладно, можешь не говорить… Но Земля-то круглая, а, Толь? Смотри, как оно получается…
После короткой паузы он сказал:
– Ты знаешь, я никому не верю на слово. Слова – ветер, фуфло. А про этого адвоката я много слышал, Толя. И не дай бог нам на узкой дорожке с ним повстречаться. Ну, ладно, на время ты меня успокоил. Все, пока.
Геннадий Яковлевич раскрыл папку и мельком просмотрел протокол обыска. Его тонкие губы раздвинулись в непроизвольной улыбке. Улыбка была неприятная, скорее похожая на ухмылку, такое выражение появляется у человека, которому доставляет удовольствие видеть страдания других.
Он накинул китель и, захватив папку с документами, направился в сто седьмой кабинет, где обычно проводились допросы задержанных.
Вид у Соловьева был еще хуже, чем при посадке в полицейский автобус. Бледный, со взъерошенными волосами и трясущимися руками, он напоминал параноика.
– Да уж, Аркадий… – Дрозд заглянул в документы, – Алексеевич. Вид у вас неважнецкий. А дела и того хуже, буду с вами предельно откровенен.
– Я… Пожалуйста, мне нужны лекарства… – задыхаясь, проговорил банкир. Он принялся судорожно расстегивать пуговицы на рубашке, но движения его были неловки, и он, отчаявшись, попросту рванул и без того разорванный воротник. Пуговицы россыпью полетели на пол.
– Вам плохо? – с деланым участием спросил Дрозд.
– Я диабетик… Мне нужен инсулин…
– Сейчас мы с вами немного побеседуем, а потом я к вам приглашу врача. А вы напишете, какие лекарства и в каком количестве вам нужны. Я передам эту информацию вашей супруге.
– Мне нужен… адвокат, – сглотнул Аркадий Алексеевич, словно у него в горле был комок.
При слове «адвокат» Дрозд поморщился, как будто испытывал сильнейшую зубную боль.
– Полно вам, Аркадий Алексеевич. У нас сейчас с вами простая беседа, приватная, скажем так.
– Что вам нужно?! Я совершенно… совершенно ничего не понимаю! – выкрикнул Соловьев.
– Пожалуйста, – следователь будто ждал этой эмоциональной фразы. – Начнем по порядку?
Он открыл папку, которую принес ему Коренко, и принялся зачитывать вслух причины задержания Соловьева. По мере того как Дрозд читал, и без того бледное лицо Аркадия Алексеевича стало белее простыни.