Страница 39 из 48
В тихом воздухе явственно застучал мотор.
— Сигнальщик,— взволнованно бросил штурман,— поверки голову, посмотри. Я не могу.
Мотор слышался все ближе и ближе. Бекусов приподнялся и повернул голову.
— Парусный бот! — воскликнул он.— Идет к нам полным ходом.
Моряки приподнимались, стеная от боли и радости. На фоне синего неба неслись ослепительно белые паруса — к шлюпке летел моторно-парусный бот, и руслановцы увидели на палубе машущих людей. Точилов прочитал: «Рингсаль», норвежец.— Подняв руку, он хотел взмахнуть фуражкой, но беспомощно упал...
Дальнейшее читателям стало известно из публиковавшихся в газетах интервью трех спасенных. «Рингсаль», оказывается, промышлял морского зверя, но неудачно, и капитан решил идти к Шпицбергену. По пути норвежцы заметили в океане бедствующую шлюпку (это было в шесть часов утра первого мая) и приняли советских моряков на борт своего судна. Исключительной заботливостью окружили руслановцев норвежские моряки. Капитан и штурман отдали им свою каюту. Пораженные приключениями советских моряков, они не отходили от их коек, и капитан повторял: «Да, вы настоящие железные мореходы». Он хлопал по плечу Герасима Точилова и, глядя на его голову, в которой не было ни одного седого волоса, каждый раз удивленно говорил: «Живой, как рыба».
Несметные толпы публики встречали в Норвегии «Рингсаль», и впереди стоял прибывший из Осло заместитель полпреда СССР, а женщины бросали цветы. Тромсе восторженно принял трех руслановцев. Консулы различных государств, корреспонденты, фотографы беспрестанно посещали больницу и потом рассказывали о неслыханных переживаниях советских моряков.
В Москву тем временем уже была передана радиограмма о трагической судьбе «Руслана» и его команды. Ведь только трое остались в живых. В госпитале двум морякам были ампутированы обе ноги, только третий — сигнальщик ЭПРОНа — обошелся без операции. По окончании лечения все трое были отправлены на Родину.
Феликс Разумовский
Миражи счастья
Замки, башни, виллы в стиле готики, барокко и ампира. Чего только не строят «новые русские»! Мы изумляемся псевдостилям и... не знаем, что это — в который ух раз! — в нашем ландшафте материализуется очередной мираж счастья.
Хорошо известно, как влияет громадная территория России на характер и мирочувствие русского человека. По этому поводу много писали уже историки прошлого века. Гораздо реже речь заходит на тему прямо противоположную: как сам человек влиял на свое природное окружение, как он осваивал окружающее пространство. Осваивал в широком смысле слова — и хозяйственно, и психологически, и идейно, и художественно. Наверное, небезынтересно было бы написать особую историю пространственных образов России. Ведь есть же социальная, политическая история, есть история войн и классовой борьбы!
Когда созреет «чудесное яблоко»?
Думаю, у народа нашего особые отношения с пространством и особый дар освоения земли. Русский крестьянин в результате своей обычной хозяйственной деятельности .окультурил за несколько столетии огромный по протяженности ландшафт, оформил его и превратил в единственный в своем роде парк. Тот самый живой русский пейзаж, который и сегодня, после целой эпохи деградации и варварского разрушения, «говорит» о России красноречиво и достаточно полно. И здесь нет никакого преувеличения — еще в прошлом веке поведали нам о рукотворной красоте русского ландшафта художники-пейзажисты, открыв поэзию обычных полей, лугов, лесных опушек и проселков.
Однако, возможно, для русского крестьянства соблазн красотой земли был сопряжен с неизбывным утопизмом, бесконечными мечтаниями о каком-нибудь Апоньском царстве, Беловодье, о «волной земле и водном лесе». Само пространство русского пейзажа, которое дышит тишиной и покоем, подсказывало идею земного рая. У Левитана в его «Над вечным покоем» это выражено особенно исчерпывающе. Но и за несколько веков до Левитана сочинители древних Измарагдов, описывая царство небесное, обращались к тем же образам русского пейзажа. Разумеется, в реальной жизни о тишине и покое говорить не приходится. Вот и выходит неразрешимое противоречие между возвышенными образами «говорящего» (точнее, «зовущего», «влекущего» к тишине и покою) ландшафта и мучительной жизнью, протекавшей в этом ландшафте. Думаю, ответом было укоренившееся в сознании представление о потерянном рае, который можно вернуть.
С течением времени постепенно менялись обстоятельства и условия жизни, неизменным оставалось в крестьянском сознании упование обрести утраченный рай. Такова основная и, пожалуй, единственная тема картин, например известного крестьянского художника Ефима Честнякова. Вспомним хотя бы его удивительное «Чудесное яблоко», которым можно накормить всех. В XX веке, в пору наших великих потрясений, в глухой костромской деревне человека манили миражи счастья так же сильно, как сто, двести и более лет назад.
Недаром же так любима была знаменитая легенда о граде Китеже, Городе Всеобщего Благоденствия и Счастья, скрывшемся на дне озера Светлояр. Для России все эти сны наяву и поэтические видения куда как реальны и значимы. На мой взгляд, они-то и составляют ту атмосферу, в которой на нашей земле творится история.
Счастье как всенародный праздник.
Накануне петровских реформ наиболее духовно чуткие люди, предчувствуя очередное крушение, пытались рассеять миражи и грезы и вернуть народ на грешную землю. Такие попытки можно увидеть в росписях ярославских храмов второй половины XVII века. Здесь впервые в русском искусстве появляются сюжеты, рассказывающие историю жизни первых людей в раю.
1. Беседка в Знаменском Райке
2. Богородицкий парк, акварель А. Т. Болотова
3. Я. Леду. «Глаз, отражающий интерьер театра»
4. Поклонение «Золотому истукану». Фреска ярославской церкви Иоанна Предтечи в Толчкове
Колоннада Аполлона в Павловске. Архитектор Д. Кваренги
На роскошной паперти храма Иоанна Предтечи в Толчкове (строительство началось за год до рождения Петра I) изображены Адам и Ева вместе с Всемогущим Богом, их Отцом и Создателем. Вот Бог как Отец наказывает ослушавшихся, согрешивших людей изгнанием из рая. Отныне человек будет жить не в раю, а на грешной земле... А затем на сводах церкви разворачиваются картины апокалипсиса. Они напоминают зрителю, в чьих руках его судьба, судьбы мира и человечества. И при каких обстоятельствах человечество вновь обретет утерянный рай — Новый Иерусалим. Об этом говорится не потому, что об этом забыли. Об этом помнят и знают, но верить начинают по-иному.
Именно люди новой веры и новой культуры будут строить на берегах Невы новую счастливую жизнь, новую столицу государства Петербург. И сам Петр будет называть его парадизом, раем. Однако почти за десять лет до начала строительства рая «на берегу пустынных волн» сама идея рукотворного парадиза разоблачалась в другой фреске ярославского храма — композиции «Поклонение золотому истукану». Это блестящее художественное произведение можно назвать самым резким публицистическим памфлетом петровского времени.
Разумеется, как того требует традиция. фреска исполнена на библейский сюжет. Причем к данному сюжету, взятому из книги пророка Даниила, древнерусские мастера обращались издавна; еще на стенах Древнего Успенского собора во Владимире (XII век!) можно видеть композицию на эту тему. Но древних мастеров интересовала совершенно иная сцена — чудесное спасение трех отроков, нс поклонившихся идолу и по приказу вавилонского царя Навуходоносора брошенных в раскаленную печь. Древние мастера изображали героев-исповеднихов — «Трех отроков в пещи огненной». Для ярославских же художников актуален не подвиг, а падение: поклонение народов золотому истукану. Сцену поклонения они трактуют как праздник — веселый, с музыкой, танцами. Замечательно показана толпа ищущих наслаждения людей; очень верно подмечено, какая важная роль отводится при этом искусству — скульптуре, архитектуре, музыке... Отметим лишь две детали — изображение золотого истукана в виде западноевропейской городской скульптуры и изображение круглого храма-ротонды (в искусстве Европы, начиная с эпохи Возрождения, ротонда является символом человеческого счастья).