Вечный всадник (ЛП)

— Почти готово. — Орелия, бледный безглазый демон-Силас, протерла его раздраженную кожу тканью и вернулась к работе.

Она не пользовалась никакими шаблонами и готовыми рисунками. Никогда не пользовалась. Она считывала изображения из разума своих заказчиков и превращала мысль в рисунок. В случае с Таном она считывала из его головы сцены смерти и переносила их на его кожу, где они уже не действовали на него с такой силой. Он помнил все смерти и разрушения, происходившие у него на глазах и с его участием, но стоило им перенестись на холст его тела, как они переставали его преследовать.

К тому же он наслаждался этим процессом. Татуировки и пирсинг — одно из немногих удовольствий, которое он себе позволял.

— На тебе кончается место, — предупредила Орелия, как будто он этого не знал. К счастью, ее уникальный дар позволял не только претворять мысли в жизнь. Она умела наслаивать образы и каким-то образом не позволяла им уничтожать друг друга. Сцены сливались в гармонии, где каждая была по отдельности, и всё же они дополняли друг друга.

— Просто заканчивай.

Ее длинные костлявые пальцы порхали над рисунком, изображавшим его недавний визит на вымирающие земли Словении, подвергнувшиеся эпидемии Мора.

— На этот раз всё совсем плохо. Твой брат был занят.

— Что ты слышала? — Сегодня Тан пришел как раз для того, чтобы расспросить Орелию. Он мог и не делать татуировку, но ему нужна была информация, а эта женщина, легко проникавшая в разум своих клиентов, держала палец на пульсе подземного мира.

— Ты же знаешь, я не могу обсуждать вещи, которых мне лучше не знать.

Стандартный ответ, стандартная чушь собачья, и у Тана нет на это времени.

— Мой брат собирает армию. Я хочу знать, где.

— Откуда мне знать?

Тан запустил руку за спину и схватил ее за тонкое запястье, оторвав тату-машинку от своей кожи. Одним быстрым движением он перевернулся на столе и притянул Орелию к себе. Как у большинства демонов-Силас, ее кожа была такой белой, что под ней видны были вены, рот — узкая щель, обнажавшая черные острые зубы, а нос — маленькая выпуклость с двумя отверстиями по бокам. В отличие от большинства Силас, у Орелии на лице были вытатуированы глаза.

Тан позволил своим клыкам выскользнуть на волю — поскольку Орелия могла считывать образы из его разума, она была одной из немногих, знавших, что он такое, и немногих, кого он не убил из-за этого. Даже его братья и сестра не знали. Это был секрет, который он тщательно хранил.

— Мне не нужно говорить тебе, на что я способен, — сказал он. — Ты изображаешь это на моем теле уже много веков.

— Если я расскажу тебе о том, что знаю, моя жизнь окажется в огромной опасности.

— Могу тебя заверить, я опаснее большинства твоих посетителей.

Мышцы ее горла сокращались, она сглотнула несколько раз.

— Но я не хочу останавливать Апокалипсис. Я хочу выбраться из Шеула. Сцены, которые я смогу нарисовать на людях… — на ее вытянутом лице расплылась гнусная улыбочка. Как-то она обмолвилась, что ее дар, применённый к людям, становится пророческим. Для людей у неё были особые, причиняющие особую боль инструменты, и, стоило ей изобразить на коже человека сцену с его участием, как она становилась былью. А фантазия у Орелии была очень богатой. И жестокой.

— Ты знаешь, каково это — умереть от моей руки? Когда боль пройдет, твоя душа станет частью меня. Ты окажешься в западне во тьме моей брони вместе с другими душами, страдая от их боли и мучений. Если случится Апокалипсис, ты будешь первой, за кем я приду, и у тебя всё равно не будет возможности поиграть с людьми. — Тан сжимал хватку, пока она не заскулила. — Так что скажи мне то, что я хочу знать.

— Ходят слухи, что мой народ собирается в округе Хорун. Но кое-кто из моих клиентов слышал рассказы о том, что в Ситбладде растут волнения.

— Что еще?

— Мор кинул клич всем демонам… тому, кто принесет ему голову члена Эгиды, обещано место рядом с ним после Апокалипсиса, а еще он тайно платит за уши церберов. Больше я ничего не знаю. Клянусь.

Тан отпустил ее и снова перевернулся.

— Хорошо. А теперь заканчивай. — Ему нужно было кое-что разведать.

Глава 23

Арес вышел из Хэррогейта в реанимационном отделении Центральной больницы Преисподней — больницы, где демоны ухаживали за обитателями подземного мира. Раньше Арес считал это бредом, но теперь был чертовски рад, что такое заведение вообще существует.

Скрипя подошвами по обсидиановому полу, он пересёк холл и подошёл к стойке администратора, где перекладывала бумаги худенькая, похожая на кошку демон-Трилла. При виде Ареса она втянула носом воздух и нахмурилась:

— Человек?

— Да. Ей нужна помощь. Я хочу видеть Эйдолона.

— Он занят…

— Приведи мне врача, иначе, если этот человек умрёт, я стану худшим из ваших ночных кошмаров.

Демон зашипела:

— Этот госпиталь защищен антинасильственными чарами, так что твои угрозы бессмысленны…

— Антинасильственные чары меня не сдержат, — зарычал Арес. — Приведи. Эйдолона.

— Угрожая моему персоналу, ты ничего не добьешься, — раздался у него из-за спины спокойный голос. Арес резко обернулся и увидел того самого доктора-демона, которого требовал привести.

— Это не угроза. Если Кара умрёт, моя Печать будет сломана. Понимаешь, о чём я?

Эйдолон встретил взгляд Ареса своим — проницательным и оценивающим. Немногие осмеливались так на него смотреть, и Всадник невольно ощутил уважение к этому парню. Госпиталь был владениями Эйдолона, и он сделает всё, что потребуется, чтобы сохранить его в безопасности. Сейчас необходимо было спасти Каре жизнь, и он это знал. Врач, походивший на человека не меньше Ареса, сделал знак медсестре. Тут же с места вскочили два каких-то оборотня и проводили Ареса в бокс.

Всадник осторожно опустил Кару на смотровой стол.

— Что случилось? — Эйдолон натянул перчатки, и племенная татуировка, покрывавшая его руки от кончиков пальцев до плеч, начала светиться. Семинусы, редкая разновидность инкубов, обладали способностями, которые каким-то образом были связаны с рунами, вытатуированными на их руках. Арес лишь надеялся, что дара Эйдолона, каков бы он ни был, хватит на то, чтобы спасти Каре жизнь.

— Она умирает. — Эйдолон кивнул, проверяя дыхательные пути и дыхание девушки. Тем временем одна из оборотней — блондинка, которую, судя по бейджу, звали Владленой — считала Каре пульс, а вторая слушала сердце.

— Кара носит мой агимортус, и он убивает её. Её смерть сломает мою Печать.

Нахмурившись, Эйдолон поднял на него глаза.

— Но ведь ты говорил, что, когда умерла Син, Печать Мора не сломалась.

— Другой вид агимортуса, — Арес крепко держал Кару за руку. — И еще тебе следует знать, что она связана с цербером.

Эйдолон, потянувшийся было за ножницами, остановился:

— Интересно. И где этот цербер?

— Не знаю.

— Значит, его могли ранить? — Эйдолон снизу доверху разрезал блузку Кары посередине, и Ареса пронзила ужасная ревность. Все застыли на месте. Должно быть, он издал какой-то дикий вопль, потому что все уставились на него, словно он только что отгрыз рога Крестовой гадюке[108].

— Ой… извините. — Он опустил руки и сжал кулаки, надеясь, что это поможет не пустить их в дело. Однако это было странно; он никогда в жизни так не ревновал женщину.

— Обычно я не… просто… — Боже, а ещё он никогда в жизни не был заикающимся дураком.

— Всё нормально, — сухо ответил Эйдолон. — У нас тут частенько бывает такое — «а-ну-не-трожь-мою-жену».

— Она мне не жена. — Он, конечно, считает её своей, но это слово подразумевало постоянство. Которое ему и Каре не светит.

— Коне-ечно, — понимающе кивнул Эйдолон, но Арес очень быстро понял, что этот демон — настоящая язва. — Значит, ты всегда угрожаешь врачам поотрывать им головы и украсить ими свою каминную полку?

108

Крестовая гадюка (Croix viper) — гигантские демоны-змеи с рогами. Обитают только в Шеоуле. На землю их могут взять с собой только другие демоны.