Страница 12 из 44
Вот таким и предстал Иерусалим перед благочестивой Еленой – разоренным, полным языческой «мерзости запустения» на месте великих святынь Ветхого и Нового Заветов…
Это зрелище не могло не наполнить болью сердце благочестивой царицы. И она решила употребить те немалые средства, которыми щедро снабдил свою мать перед дальним путешествием император Константин, на то, чтобы положить хотя бы начало восстановлению великого города и его святынь.
Этот замысел Елены принес еще более удивительные плоды, чем она сама могла ожидать. Когда по приказанию матери императора снесли стоявший на Голгофе храм Венеры, в ходе земляных работ в какой-то древней яме обнаружили обломки трех деревянных крестов и с ними табличку с красноречивой надписью «Царь иудейский» на трех языках! Ни у кого не оставалось сомнений, что найден был тот самый крест, на котором распяли Спасителя; вероятно, римские солдаты после казни просто выкинули все три креста в ближайшую яму и забыли про них. А в сухом, практически пустынном климате Палестины даже дерево может сохраняться очень и очень долго.
Восстановить кресты, аккуратно совместить обломки было не так уж трудно. Гораздо труднее оказалось понять – какой же из трех крестов был тем самым, Христовым? Уповая на волю Божию и прося Господа открыть Свой Честной Крест, Елена повелела отнести все три креста в дом одной тяжко больной местной жительницы. Каждый крест по очереди, с молитвой, приложили к телу больной – и когда приложили последний, женщина полностью исцелилась. Справедливо сочтя это чудо чаемым знамением, все присутствующие воздали должные почести «орудию нашего спасения».
Разумеется, увидеть чудесный Крест захотели и многие местные жители. Чтобы дать такую возможность всем, епископ Иерусалимский Макарий поднялся на один из городских холмов и, установив там Честной Крест, благословлял народ. Отсюда и пошел обычай наступающего праздника: как мы с вами завтра убедимся, в Православной Церкви принято в этот день благословлять народ крестом во все четыре стороны света – в знак того, что Господь Крестом Своим искупил весь мир (восток, запад, север и юг – традиционный еще с ветхозаветных времен символ вселенскости). Наконец, еще одно, пятое, благословение снова совершается на восток – в знак искупления человека со всеми его пятью чувствами.
Воздавать должные почет и уважение Кресту Господню и его символическим изображениям велит нам и простая логика (ведь даже вещи умерших родственников и известных исторических личностей мы благоговейно храним как память о них – так разве можно относиться без уважения к кресту, на котором Сам Бог претерпел страдания ради нашего спасения и искупил нас от власти греха и диавола, в которой мы оказались после грехопадения Адама?). А в этом-то и заключается главное значение Креста для христианина.
Велят нам это и установления Святой Православной Церкви. Так, 73 правило Шестого Вселенского Собора гласит: «Поскольку Животворящий Крест явил нам спасение, то подобает нам всячески стараться, дабы была воздаваема честь тому, через что мы спасены от древнего грехопадения».
Но почему именно Крест занимает в символике христианства такое важное место? И только ли обретению великой святыни посвящен завтрашний праздник? Если это так, то почему в Православии не празднуют равным образом обретение, например, Плащаницы или хитона Спасителя?
Дело в том, дорогие мои, что Крест – это и великая святыня сам по себе. Но это также и символ, выражающий самую суть христианства, о чем можно много говорить. Сам по себе, в смысле перекрещенных досок или линий, он ничего не значит – зато в сочетании с воспоминанием об этой сути приобретает огромное значение. Суть же эта – Сам Христос.
«Воздвигается Крест для того, чтобы Христос прославился. Не Христос возвышается, чтобы славился Крест, но воздвигается Крест, дабы прославился Христос. А Христос прославляется, дабы нас вознести с Собою. Посему когда воздвигается Крест, тогда с ним совозвышается и дух благочестивых. Прославляется Христос, и с Ним прославляются славящие Его», – говорит о сегодняшнем дне великий православный подвижник и богослов, святой Андрей Критский. Итак, Крест есть выражение, орудие и символ славы Христовой, через которую прославляется и весь род человеческий, Им спасенный. Это орудие и символ искупительных страданий и смерти Спасителя, а для нас – спасения. А наступающий праздник – важнейшее напоминание об этой славе и спасении.
«Достойно и праведно поклоняться Кресту Христову! – восклицает святитель Ростовский Димитрий в своем Слове на Воздвижение Креста. – Ибо этим благословенным древом "смерть умертвися" и "живот даровася". Первым древом райским мы умертвились, древом же крестным получили жизнь. Первым изгнаны были из рая, вторым же, как по лествице некой, восходим на небо. Первым победил нас враг, этим же благословенным древом Креста Господня мы побеждаем врагов наших. А потому древо это благословенное достойно почитания. Если то оружие, которым некогда Давид победил и обезглавил Голиафа, было в великом почитании и с честью сохранялось за алтарем в храме Соломоновом, то тем более достойно почитания и поклонения оружие крестное, которым Христос Господь победил не человека Голиафа, а Голиафа адского – диавола со всем его воинством».
Святителю вторит и другой великий пастырь, святой праведный Иоанн Кронштадтский, в своей праздничной проповеди:
«Крест есть Божественная слава Христа, искупившего в нем мир, падший в глубину погибели, разрушившего проклятие человечества и исходатайствовавшего ему благословение Отца Небесного, победившего смерть нашу и даровавшего всем воскресение из мертвых».
Отсюда видно, что Крест Христов – символ славы, символ победы. Но символ, на первый взгляд, странный, парадоксальный для падшего человеческого ума. Как это орудие мучительной казни может быть «славным», а тем более – приносить славу Тому, Кто был истязаем с его помощью? Разве не стоило бы, наоборот, предать проклятию и забвению крест, на котором люди мучили Бога?
Несомненно, мы, и вообще современные люди, как верующие, так и неверующие – далеко не первые, кто задается подобными вопросами. Неслучайно и сегодняшнее апостольское чтение посвящено этой парадоксальной «проблеме Креста»: Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы (1 Кор. 2, 6–8).
Обратившись же к предыдущей главе того же Послания святого апостола Павла к Коринфянам, мы найдем там и куда более прямые и жесткие слова: Слово о кресте для погибающих – безумие… Ибо и иудеи требуют чудес, и Эллины ищутмудрости; амы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Эллинов безумие; для самих же призванных, Иудеев и Эллинов, Христа, Божию Силу и Божию Премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков (1 Кор. 1, 18, 22–25).
Действительно, у жителей древнего Средиземноморья «распятый Бог» должен был вызывать в лучшем случае недоумение. Ведь казнь через распятие считалась у римлян самой позорной: ей подвергали только рабов (которых римляне вообще не считали полноценными людьми) и особо тяжких преступников из числа тех, кто не был римским гражданином (гражданина же подобному позору не могли подвергнуть ни при каких обстоятельствах, хоть покушайся он на самого императора – вот каково было отношение к крестной казни!). Грубая, отвратительная смерть на кресте в тяжких муках не имела ничего общего и с той возвышенной философией самых разных направлений, что в те годы была популярна среди греко-римской интеллигенции. У простого народа «страдающий Бог» еще мог, пожалуй, вызвать какие-то чувства сострадания – ведь были же популярны мифические культы языческих богов Осириса и Диониса, жестоко растерзанных, а затем воскресших, – но позорный крест вместо романтичного в своей первобытной жестокости разрывания, или, к примеру, гибели в пламени или стандартного усекновения головы моментально сводил эти чувства на нет. Да к тому же – что это за Бог, который, пусть и чудесно воскреснув, даже не потрудился наказать своих обидчиков, восстановить, так сказать, справедливость? Нет, какой-нибудь культ Аттиса и Кибелы и ярче, и интереснее, и гораздо понятней и ближе сердцу простого земледельца или пастуха!